— Евгений Александрович! — из угла нам помахали рукой. Я пригляделся и ахнул. Владимир Алексеевич Гиляровский. Мой старый попутчик из Норд-экспресса. Собственной персоной. А рядом с ним двое в штатском. Один усатый рыжий, в котелке. Ну прямо «тараканище» из стихотворения Чуковского. Другой — худой, выбритый до синевы брюнет в шапке-пирожке, распахнутой шубе.
Мы подошли к столу, мужчины встали, сняли головные уборы и представились. Тараканище оказался корреспондентом французского «Фигаро» Жюльеном Баше. Брюнет прибыл от английской «Таймс».
— Господа, нам невероятно повезло! — Гиляровский мигом приставил к столу два свободных стула. — Это Наместник на Дальнем Востоке князь Баталов! Viceroy of the Far East, Prince Batalov, — повторил для иностранцев дядя Гиляй по-английски.
— Наш князь ближе к дюку, чем к принцу, — посмеялся я, представил жену. Ей тут же поцеловали руки, а уже мне были вручены визитки.
— Только я не наместник, Его Величество принял мою отставку.
— Неужели?! — расстроился Владимир Алексеевич. — Коллеги четыре недели ехали из Питера в Харбин. На железной дороге творится настоящий ад, поезда днями стоят на прогонах, без воды, еды... Связи тоже нет. Все отдано армии. Бардак полный.
— Так ваши товарищи только приехали? — поинтересовалась Агнесс.
— Утром. Поселиться негде. Все гостиницы разобраны офицерами. Частные дома тоже. Тут натуральный сумасшедший дом.
Ну вот. У нас образовалась серьезная проблема. Мне нужно разместить себя с супругой, плюс Тройера и Жигана. Пока я раздумывал, как вывернуться из ситуации и не унижаться перед Алексеевым, репортеры вцепились в Агнесс. Достали записные книжки, принялись забрасывать супругу вопросами об обстановке в Порт-Артуре. Их интересовало все. Ситуация с флотом, нападение японцев, особенно подводные лодки.
— Господа! — пришлось тормознуть ушлых журналистов. — Часть ваших вопросов относятся к секретным сведениям. Мы не имеем права обсуждать все это публично.
Глядя на разочарованные лица француза и англичанина, мне пришла в голову отличная идея. Наши, отечественные репортеры — все под цензурой ходят. А вот зарубежная пресса — это сила. Грех ее не использовать, чтобы немного ослабить позиции Алексеева. А то надулся, как индюк, вновь себя ощутил царем горы. Надо бы спустить его слегка с этой вершины. Ну заодно врезать и по Безобразову..
***
Удобный случай обсудить интригу выдался, пока носильщики грузили чемоданы в сани извозчиков. Я отошел в сторону с Тройером, объяснил ситуацию.
— Алексеев злопамятный. Будет сводить с нами счеты. Еще и эта инспекция статс-секретаря. Надо бы их отвлечь.
— Как, ваше сиятельство?
— Утечка из канцелярии нового старого Наместника. Черновик плана по расселению крестьян из центральных губерний в Желтороссии после войны. Тех, кто отслужил в маньчжурской армии и кровью доказал свою верность престолу. С семьями. Сто тысяч человек. Лучше двести.
— Но это же аннексия земель у Кореи и Китая! — тихо ахнул мой секретарь. — Скандал! Дипломатический...
— Черновик! — с нажимом произнес я. — Сможете составить соответствующий проект? Тайно. Я же берусь подкинуть его зарубежным журналистам.
Вот и проверим мотивацию Валериана Дмитриевича. Так ли сильно он хочет под мое крыло, как говорил.
— Ваше сиятельство! — Тройер побледнел. — Это же... Если мобилизованные солдаты узнают из газет о проекте, пойдут слухи, то....
— ... воевать они начнут каждый за троих, — завершил я мысль секретаря. — Воинский дух будет на высоте, а это половина победы.
— Но если власть все опровергнет, то может случиться бунт!
— Именно поэтому они будут молчать в тряпку. Корея и Китай нам и так не помощники в этой войне, самоустранились. Пусть тоже помучаются.
— Займусь сегодня же, — кинул Тройер.
— Ладно, давайте пока в гостиницу. Из тех, где еще есть места.
***
По рекомендации извозчика поехали в «самую лучшую гостиницу, все важные господа там останавливаются». Пока ехали, я обратил внимание, что население Харбина очень сильно выросло, большей частью за счет военных. Создавалось впечатление, что готовится не то парад, не то строевой смотр. Офицеры были везде — на тротуарах, в экипажах, за окнами кафе и ресторанов, возле магазинов. Что эти люди делают здесь? Почему не едут дальше?
Прибыли. Над чугунными воротами на русском и французском красовалась вывеска «Grand Hôtel — Гранд-отель», буквы на эмали чуть потускнели от харбинской пыли и промозглого ветра. Намек на звание заведения с историей?
У самого входа — швейцар в несколько выцветшем мундире и белых перчатках, один из тех, что кланяются будто через силу: мол, я бы вас и не пустил, да работа обязывает. Стоило нам переступить порог, сразу запахло мыльной пеной, полированным деревом и чуть-чуть — чем-то кулинарным.
Мраморный пол был частично накрыт ковром с протёртым узором, что когда-то, вероятно, изображал китайские облака. Потолки — высоченные, лепнина под золото, люстра из венецианского стекла. Немного вычурно, слегка уставшее, но всё же — цивилизация. И здесь тоже офицеры. Поручиков не видно, наверняка для них тут дороговато. Но парочка штабс-капитанов пробежала.
Ресепшен — скорее конторка, за ней господин в жилете, с начёсанными усами и щетинкой в голосе. Говорит по-русски с неуловимым акцентом: то ли старается казаться иностранцем, то ли действительно откуда-то издалека. Приглядывался к нам долго, будто решал, достойны ли мы занять один из его лучших номеров. В конце концов, сдержанно поинтересовался, что нам угодно. Я жестом передал слово Тройеру — не по чину мне вести переговоры подобного рода.
— Номер для господина князя с супругой и по номеру для нас, — показал он на Жигана.
— Для его сиятельства... угловой номер с видом на реку. У нас — лучшие перины на всём КВЖД.
Жиган фыркнул:
— Перина — не револьвер, в карман не спрячешь.
— Сожалею, но гостиница переполнена. Для помощников его сиятельства... номер найти не могу, — продолжил портье.
— И как его сиятельство будет обходиться без помощников? — надавил Тройер.
Следом за этим Жиган шагнул поближе и, наверное, продемонстрировал самое дружелюбное выражение лица.
— Ни в коем случае, — уже без акцента сказал чуть побледневший портье. — Подождите пять минут, я вас умоляю. Сейчас что-нибудь придумаем.
И умчался. Не было его чуть дольше заявленного срока, но вернулся довольным.
— Прошу прощения за задержку, — еще не отдышавшись, сказал он. — Но возникло небольшое затруднение. Стоимость номера… немного возросла. Обстоятельства...
Тройер оглянулся, я кивнул. И так, можно сказать, повезло. За лучшие перины сдерут с нас, будто я покупаю весь отель, ну да ладно, не на последние гуляем.
— Предупреждаю: я храплю, — слегка толкнул в бок Тройера не в меру развеселившийся Жиган.
В наших апартаментах — массивная кровать с латунными шарами, зеркало в резной раме, умывальник с кувшином, тумба с ночником на керосине. Обои — охра с цветочками. Из окна открывается вид на реку, не обманули. Из другой комнаты виден кусок улицы, по которой только что проскакал казачий патруль. Дорожки тающего снега разъели тонкую вуаль пыли на стекле почти целиком.
На тумбочке — графин с водой и два стакана. И маленький гонг: позовёшь — принесут чай или коньяк. Возможно, даже с лимоном.
— Валериан Дмитриевич, езжайте к генералу Чичагову, договоритесь о встрече. Чем быстрее, тем лучше.
Глава 23
ПОСЛѢДНІЕ ИЗВѢСТІЯ:
ТОКІО, 7 марта. Сегодня японскій императоръ формально открылъ парламентъ. Въ тронной рѣчи микадо выразилъ удовольствіе по поводу укрѣпленія дружественныхъ отношеній державъ къ Японіи, высказавъ сожалѣніе о неискреннемъ образѣ дѣйствій Россіи. Императоръ сказалъ, что, хотя враждебные дѣйствія и начались, но цѣль войны всё еще не достигнута и должна быть осуществлена, во что бы то ни стало. («Central News»).
Жертва Н.С.Перлова
Извѣстная чайная фирма Перлова ежедневно снабжаетъ на московскихъ вокзалахъ всѣхъ отъѣзжающихъ на Дальній Востокъ солдатъ чаемъ и сахаромъ. Происходитъ раздача: каждому солдату даютъ жестянку чаю и фунтъ сахару.
Тройер вернулся примерно через час. Мы только успели привести себя в порядок после дороги и решали, куда пойти пообедать. Жиган подошел, спросил, может ли быть свободен, но я его не отпустил. Успеет еще по своим важным и неотложным делам. Время сейчас такое, что пара дней в любую сторону погоды не сделают. А пока пусть побудет рядом — отпугнёт случайных провокаторов и вообще не даст кому-нибудь испортить нам вечер. Я еще не забыл свой забег по местным улицам за японским диверсантом. А ведь теперь со мной еще Агнесс!
— Ваше сиятельство, генерал-лейтенант Чичагов, — доложил Тройер, дождавшись разрешения войти.
Он быстро скользнул в сторону, пропуская вперед военного. Тот вошел в комнату — в мундире, с прямой спиной, распушенными бакенбардам.
— Николай Михайлович, рад вас видеть, — я шагнул навстречу, протягивая руку. — Право, не стоило беспокоиться. Я ведь собирался сам к вам заехать.
— И я рад, — ответил Чичагов, крепко пожал ладонь. — Но, вы уж извините, не могу допустить, чтобы вы ждали. Не с моими понятиями.
— Так я теперь частное лицо, — напомнил я с лёгкой улыбкой.
— Тем не менее, вас очень уважают в армии!, — сказал генерал с тихой твёрдостью.
— Что же мы стоим? Присядем. Сейчас попрошу подать чай.
В это время вошла Агнесс. Чичагов моментально вскочил.
— Ваше сиятельство, — поклонился он, будто по старшинству при дворе.
Поклон был безупречен. Пажеский корпус из крови не выветривается — этикет там, похоже, вшивали вместе с мундирами.
— Агнесс, разреши представить: генерал Николай Михайлович Чичагов. Начальник Заамурского округа Отдельного корпуса пограничной стражи.
Жена умеет подавать руку с такой грацией, будто вручает орден. У генерала даже напомаженный кончик уса слегка дрогнул вверх.