— Агнесс…
— Подожди. Я не из-за этого. Я просто… боюсь. Не за себя. За тебя. За нас. — Она понизила голос. — Ты не слышал, как орут ночью раненые? Я слышу. Через стену. Один из тифозных… он, кажется, во сне зовёт маму. Ему, наверное, лет сорок. Или больше.
— Слышу, — кивнул я. — Потому тоже плохо сплю.
— Может, ещё можно что-то изменить? Вдруг эта телеграмма…
— Дорогая. — Я посмотрел ей прямо в глаза. — Мы уже в пути. Просто ещё стоим на перроне. Но состав готов тронуться.
Она помолчала, подперев щёку кулаком.
— Завтра утром я поеду сопровождать раненых, как ты просил. Ты останешься?
— Жду Лизу. То есть — великую княгиню. Надо передать дела, документы, ключи, фармсписок, отчёты… хотя вряд ли она этим сама заниматься будет.
— Ты так говоришь, — сухо заметила Агнесс, — словно боишься снова с ней остаться наедине.
— Я боюсь остаться без тебя.
Она не ответила, но в глазах мелькнули искорки.
Я доел суп, откинулся на спинку стула, вздохнул.
— Спасибо. Жить стало значительно легче.
Агнесс едва заметно усмехнулась, поднялась, подошла ко мне и поправила воротник кителя.
— Отдохни пока. Я соберу твои вещи.
— Вместе соберём. Потом поспим. А утром… как пойдёт.
Я встал ещё до рассвета. Восточный ветер нёс запах сырости и близкой распутицы. Над двором монастыря висел холодный туман, из которого падали крупные капли. Агнесс стояла у крыльца, закутанная в плащ, и давала последние указания сестре Волконской и Варваре. Несколько повозок с пациентами уже ждали у ворот. Два санитара подносили кипяток в бачке.
— Поезжай с ними, — сказал я Агнесс, подходя вплотную. — Проследи за размещением, договорись с дежурным на вокзале. Я позже присоединюсь.
— А ты? — спросила она с тревогой.
— Остаюсь, — я отвёл взгляд. — Должен дождаться… делегацию из нового госпиталя. Всё передать. И, возможно… увидеться с Лизой.
Агнесс ничего не сказала. Только кивнула. Мы не прощались — не было нужды. Она забралась в сани рядом с санитарами, укуталась в платок, и через минуту конный обоз с больными выехал за ворота монастыря.
Я остался один посреди двора, полномасштабно разоренного сборами и спешкой. Где-то сломанный ящик, где-то порванная коробка. В воздухе ещё стоял запах карболки и дыма кухни. И ощущение, что это место теперь принадлежит другим.
Я ждал Лизу. Наивно — да. Но всё утро тешил себя мыслью, что она приедет. Что придёт, скажет хоть слово. Попрощается. Но из экипажа вышел молодой человек, щеголеватый, подтянутый, с усиками — один в один, как я носил лет пять назад. При его виде у меня неприятно екнуло в животе.
— Простите, госпиталь князя Баталова? — осведомился он без особого пиетета. — Я доктор Горин. Новый заведующий. Назначен по распоряжению покровительницы, великой княгини Елизаветы Федотовны. Её императорское высочество передает свои сожаления, что не может сама присутствовать. Срочный визит к генералу Куропаткину.
Эх, наивный юноша. Думает, наверное, что поймал судьбу за хвост. Вон, с какой легкостью упоминает высших должностных лиц, будто и сам входит в их круг. Дерзай, только не ушибись.
Я кивнул, потом молча пожал протянутую руку. Лиза, Лиза. Насколько же это по-женски: оставить всё сложное мужчине, а самой — к Куропаткину, «решать вопросы» по-старому. Меньше драмы, больше интриг.
— Вам передать что-нибудь? — спросил я.
— Только список. — Он протянул мне бумаги, не встретившись взглядом. — И указание: принять госпиталь по описи. Ваша команда, насколько мне известно, сегодня выезжает?
— Уже, — коротко ответил.
Горин, немного смутившись, кивнул.
— Благодарю. Давайте начнем.
Я позвал Жигана, тот повел Горина показывать хозяйство. А во двор, пробуксовывая в грязи, заехали новые пролетки. Военные, судя по ездовому на облучке и конвою из казаков. Я увидел сначала адъютанта Трепова, а потом и самого Фёдора Фёдоровича.
Трепов, мрачный, с виду уставший, шагнул на землю раньше, чем я успел выйти навстречу.
— Здравствуйте, господин генерал.
— Здравствуйте князь, — он остановился в паре шагов от меня. — Может, объясните, что это за телеграммы, которые вы вне моего ведома отправляете в столицу? Мне уже успели выразить недовольство отсутствием дисциплины. Я ведь объяснял вам…
— Телеграмму послала Великая княгиня, — спокойно ответил я. — По собственной инициативе. Да, я помог ее отправить, но с содержанием незнаком. И с адресатом тоже.
Трепов смерил меня тяжёлым взглядом. На мгновение я увидел в нём усталость — не гнев, а именно разочарование.
— И всё же… это создаёт прецедент. В Петербурге недовольны. Прошу в дальнейшем всю официальную корреспонденцию вести только через меня.
Он махнул адъютанту. Тот протянул мне несколько телеграмм.
— Пришли на ваше имя, — уже спокойнее сказал Трепов.
— Благодарю. Вы позволите?
— Да, конечно.
Первая была от Дмитрия Леонидовича Романовского. Простая, прямая, как и должна быть от старого товарища:
«Собрал за свой счёт группу врачей и фельдшеров. Все добровольцы. Готовы выдвинуться в любой момент. Верю в твоё дело. Жму руку. Д. Л. Р.»
Я глубоко вздохнул. Вот это — поддержка.
Вторая телеграмма — более длинная, от Склифосовского:
«Аппарат для икс-лучей направлен с оказией. Отправка одобрена Императорским медицинским советом. Будьте осторожны. Витте выражает открытое неудовольствие вашей деятельностью в бытность Наместником. Возможно противодействие. Держитесь».
— Противодействие уже началось, — буркнул я.
— Давайте отойдем, — Трепов кивнул мне в сторону ворот, мы вышли за территорию госпиталя.
— Ходят слухи… Дни Алексеева в должности Наместника сочтены. Им очень недовольны за историю с проектом Желтороссии. Возможно, все очень скоро поменяется.
Я пожал плечами:
— Слабо понимаю, как нам это все может помочь.
— А еще ходят слухи, — генерал понизил голос. — Его величество собирается прибыть в Харбин. И возможно, посетит Порт-Артур. Дан приказ вести подготовительную работу к высочайшему визиту.
Это уже было интереснее.
— Как скоро ожидается визит? — поинтересовался я.
— Не ранее начала лета.
— Что же… Благодарю за сведения, ваше превосходительство. Я могу идти?
— Ступайте, князь. Берегите людей. Если что — пишите мне лично. И вот что… Забирайте моих казачков — они проводят вас до Ялу.
Я вышел на дорогу, где уже стояли повозки. Михеев, угрюмый и невыспавшийся, командовал погрузкой. Вера Гедройц проверяла, как уложены коробки с хирургическими инструментами. Фельдшеры суетились, переговаривались коротко и нервно.
Мы выдвигались.
Тронулись мы под серым, низким небом. Грязь всосала в себя все цвета, и только редкие заплаты оставшегося снега поблёскивали на обочинах. Подвод было немного — Жиган, как всегда, выкрутился, «договорился» с обозным начальством, где-то выклянчил, где-то, подозреваю, пригрозил. Зато всё наше имущество закрепил на совесть. Наверняка нашелся кто-то, занимавшийся перевозками, видна рука профессионала — ни одна коробка не шелохнется, сверху всё прикрыто холстом.
Фельдшеры шли пешком, потягивая из фляг и ругаясь под нос. Скоро устанут и замолчат, чтобы силы не терять. Сестричек посадили на повозки, пусть поберегут пока ноги.
Я подошел познакомиться с казаками. Главным у них был лысый, с бородой лопатой подъесаул Андрей Степанов
— Дорогу знаете? — поинтересовался я у казаков, после взаимных представлений.
— Карта есть, — похлопал по седельной сумке Степанов. — Доберемся. Ежели что — проводника найдем.
К полудню пошёл дождь. Мелкий, вязкий, нудный. Дорога превращалась в кашу. Колёса вязли, лошади фыркали и рвались. Один из фельдшеров поскользнулся, растянулся в грязи, и поднялся с лицом, полностью перемазанным илом. Под смех Жигана он ругнулся так, что у Варвары Михайловны покраснели уши. Нет большего веселья, чем смотреть на чужие неприятности. Чаплин на этом наблюдении построил карьеру величайшего комика.
После привала на обед, казаки не выдержали, съездили в соседнюю деревню, «добыли языка». За небольшую мзду у нас появился тощий, низенький проводник, который что-то лепетал по-китайски, размахивая руками.
Уверенно он нас вел… первые два часа. А потом начал всё чаще чесать в затылке, оглядываться и пожимая плечами.
— Евгений Александрович, — Михеев заговорил после очередной остановки. — Вы уверены, что мы вообще движемся в сторону Ялу?
— Уверен. С той же вероятностью, как и в том, что утром будет рассвет.
— То есть, нет, — буркнул он. — Отлично. Давайте хотя бы китайца свяжем. Чтоб не убежал ночью.
— Направление правильное, а вот с воплощением, похоже, трудности, — согласился я. — Жулик, а не проводник. Надо будет менять.
Под вечер, после череды бесплодных поворотов между холмов, мы добрались до брошенной деревушки. Несколько полуразрушенных мазанок, и один относительно сохранившийся сарай. По крайней мере крыша в нем была самая пристойная из имеющихся.
Палатки ставить не стали — земля раскисла. Костров тоже не разжигали, ничего не готовили, все были слишком уставшими. Обошлись сухпаем и чаем из термосов.
Утром неожиданно выглянуло солнце, и мы двинулись куда-то в нужном направлении. За ночь земля чуть подмерзла, и отдохнувшие лошадки потащили обоз бодрее. Оказалось, что до нормального человеческого жилья мы не дошли совсем немного. Всего в паре километров была деревня, которую мы не увидели вечером из-за того, что ее прикрывал холм.
Там мы сварили кашу, нашли толкового проводника, заменившего предыдущего. Жиган с удовольствием изъял аванс у жулика, который, как выяснилось, вывел нас немного в сторону. Каких-то жалких пол дня пути, не больше.
Новый провожатый был молод и явно в детстве недоедал. Потому что выглядел он еще более худым, чем предыдущий «Сусанин». Назвался хлопчик Ваном. Мне, в принципе, было всё равно, лишь бы до места довёл.