Я кивнул, соглашаясь. Пошел на кухню, помыл руки в умывальнике, вытер их поданным кем-то полотенцем. Сел за стол, и начал есть из стоящей передо мной тарелки. Что ел — даже не понял. Двигался, как автомат: ложка, хлеб, жевать, глотать. Наверное, весть о пропаже Агнесс уже успела разлететься по госпиталю, потому что никто не лез с неотложными делами и срочными вопросами. Даже Михеев с докладом не подошел. Но это я потом уже вспомнил, а сейчас сидел и ел, пока не понял, что тарелка пуста. Тогда я встал и пошел на улицу.
— Всё готово, Евгений Александрович! — Жиган подъехал ко мне. — Куда править?
— В штаб. Оттуда дать запросы по команде, не видел ли кто. Дальше — посмотрим.
Пока доехали, я уже немного не то чтобы успокоился, но пришел в себя. Первоначальная растерянность сменилась желанием действовать.
Кашталинского на месте не было, уехал в войска. Зато имелся начальник штаба, подполковник Одишелидзе. Я попытался пройти в его кабинет, но адъютант буквально повис на мне, не пропуская.
— Простите, ваше сиятельство, но велено никого не пускать.
Вряд ли кто способен остановить меня, я был полон решимости. Даже если потом меня под суд отдадут за то, что помешал деятельности штаба дивизии, но сначала мне надо найти жену. Я этого хлыща в мундире из генеральского сукна по стене размажу.
— Да вы что, поручик, на кулачках со мной драться будете? Немедленно сообщите господину подполковнику, что к нему князь Баталов, по неотложному делу. Я ведь не уйду.
Одишелидзе, наверное, услышал нашу перебранку, и вышел сам. Блин, краше в гроб кладут. Такое впечатление, что он как минимум неделю не спал. Даже щеки отвисли, а темные круги под глазами будто были нарисованы.
— Проходите, Евгений Александрович, — кивнул он.
— Извините, Илья Зурабович, но дело и вправду…
— Верю.
Он пропустил меня вперед, и закрыл за собой дверь.
— Присаживайтесь. Что у вас случилось? Только, пожалуйста, кратко. Забот и вправду невпроворот.
— Пропала жена.
— Агнесс Григорьевна? — встрепенулся Одишелидзе, и в его речи прорезался кавказский акцент. — Когда? При каких обстоятельствах?
— Вчера мы были в медсанбате у Горбунова. Там случилось нападение японцев, и я принял решение сразу отправить жену назад. С ней был помощник врача Бурденко. Сопровождали их драгуны… Сейчас, вспомню… Вахмистр Капленко, первая кавалерийская, с ним двое подчиненных. Было это примерно в три пополудни. Только что я прибыл в госпиталь и узнал, что ни Агнесс Григорьевна, ни Бурденко не вернулись.
— Капленко, — повторил подполковник, записывая фамилию на листке бумаги. — Со своей стороны обещаю полное содействие. Сейчас отправим запросы как в нашу дивизию, так и другие части Третьего Сибирского корпуса. О любых результатах дам знать, как только они появятся.
В штабе делать больше нечего. Это со стороны кажется, что свистнул командир, и все забегали. В жизни всё иначе: пока распорядятся, пока найдут, кто исполнит, пока тот приступит… Я в то время, которое здесь потратил бы на бесплодное ожидание, кое-что другое сделаю.
— Жиган, правь в Первую кавалерийскую. Там тоже медсанбат есть. Узнаем, что у них. Потом госпиталь. И еще…
— Евгений Александрович, — перебил он неожиданно мягко. — Лучше вы к нам поезжайте. Там и отдохнёте, и при деле будете. А я — поищу. Везде спрошу. В случае чего — вашим именем прикроюсь. А что, если в это время как раз весточка придёт? А вас нет…
Я помолчал. Он прав. Жиган везде пролезет, со всеми найдет общий язык. Я своим присутствием и помешать могу. Буду дергать, торопить, а от этого что-то важное пропустить можно.
— Ладно. Поехали.
В госпитале первым делом позвал Михеева. Он пришел, чуть помялся на пороге, будто не знал, с чего начать.
— Докладывайте, Александр Васильевич, что случилось за время моего отсутствия. Движение больных, запасы, происшествия. Как обычно.
Он вздохнул облегченно. Тихо, почти незаметно. Я сам предложил ему модель поведения. Вот он и начал рапортовать.
— Хорошо. Я сейчас переоденусь, минут через двадцать на обход пойдем.
До самого вечера я находил себе занятие: участвовал в перевязках, осматривал поступающих, отвечал на письма. Чем я только не занимался, чтобы минуты свободной не осталось, и не было времени начать жалеть себя.
Когда стемнело, Гедройц тихо взяла меня под локоть:
— Евгений Александрович, хватит. Пойдёмте, поешьте. За день ни глотка воды.
— Следите за мной? И разведенного спирта уже, небось, припасли?
— Да, в смысле нет, наливать не буду. А вот то, что приглядывали — это правда. Вы сейчас в таком состоянии, что можете натворить глупостей.
Я подчинился. Жевал механически, не ощущая вкуса. Даже не вспомнил потом, что ел. Только когда тарелка опустела, понял — надо вставать.
Лег, попытался уснуть. Но ничего не получилось. Я долго ворочался, но сон не шел. Думал выпить полстакана коньяка, но такими темпами и спиться не долго. И обычные способы — типа подсчёта овец — тоже не дали эффекта. Пошел за сараи, начал заниматься гимнастикой. И только когда руки от напряжения начали дрожать, обмылся и лег. Впрочем, сон, поверхностный и бестолковый, продлился недолго, часа полтора, и после этого я уже и не пытался отключиться.
Самое плохое было, что из штаба никого не появилось. Никто ничего не сообщил. Ни один связной не принёс ответа, ни одна бумажка не упала на стол с заветным «обнаружены», «доставлены», «живы». Будто забыли про меня. И Жигана нет… А хотелось хоть каких-то новостей.
Ага, легок на помине. Приехал. Я сначала услышал скрип колес, потом увидел его в открытом дверном проеме. Отставил кружку с чаем, пошел на встречу. Тит заметил меня и мотнул головой. Понятно, никаких результатов. Но я ждал подробностей.
— Был я у драгун, Евгений Александрович. Вахмистра нет. Там сильно не беспокоятся пока, мало ли куда их могло занести. Его непосредственный командир тоже отсутствует. За последнюю неделю через медсанбат проходила одна женщина, повариха опрокинула на себя кастрюлю с кипятком. В госпитале — никого.
— Вообще ничего?
— Сейчас. Я после этого поехал к доктору Горбунову. Там всё началось, у них и узнавать стоило. Верите — самого последнего китайца из прачки расспросил. Кто что видел, как да куда. Узнал только, что вахмистр поначалу был не совсем доволен. Ему сказали, что докторов сопровождать. А как увидел Агнесс Григорьевну, так сразу ус подкручивать начал. Но это дело такое, тут любую жабу красавицей считают, поскольку дам мало, а уж ее сиятельство… Завтра продолжу. Может, найдется кто из тех, что на дороге видел.
— Поешь, отдохни.
— Да я что, а вот лошадки… Но я, Евгений Александрович…
— Верю. Спасибо.
Утром примчался нарочный. Надежда, как всегда, поднялась первой, а вот весточка — оказалась глупее некуда. Высочайший визит. Император, как выяснилось, решил самолично прибыть в наши края. А нам предписывалось срочно подготовить госпиталь к визиту Его Императорского Величества Николая Александровича. Нет, эти цидулки насчет возможного визита царя и раньше приходили, но я их отправлял сразу в корзину для бумаг.
Вот на кой ляд он мне тут нужен? Траву красить и на деревья листочки зеленые клеить? И в обычное время не стал бы показухой заниматься, а сейчас — и подавно. Вон, Дмитрий Иванович Менделеев когда-то наоборот поступил — всякого хлама натаскал из подвалов Палаты мер и весов, чтобы император бочком протискивался, в результате новое помещение выделили. А мы займёмся тем, чем и должны — лечением.
Вообще-то странно, что это так долго держалось в секрете. Слушки ходили, но это дело постоянное. Даже когда я наместником был, государь ожидался на пороге чуть не каждую неделю. Но время шло, и появлялись новые «самые точные» сведения. Но тут — официальное уведомление, даже без «возможного визита». Значит, кто-то готовил, но в тишине. Видимо, ждали пока фронт под Мукденом устоится
А пока поеду в штаб. Раз цидулку про царя соорудили, и по моему вопросу найдется кому информацию дать. Мне жена важнее. А императора я уже видел, даже частично раздетого, без короны — ничего интересного.
Кашталинский вернулся из войск. Проводил совещание. Я сидел в приемной и ждал. Адъютанты и младшие штабные офицеры сновали туда и обратно, и в открывающемся дверном проеме сквозь сгущающийся табачный туман я видел, как возле большой карты появлялись всё новые лица, тыкающие указкой в разные ее части. Эта музыка будет вечной, вспомнил я полузабытую песенку. Первая колонна марширует на адском марше без конца.
Всё кончается, даже плохое. Кашталинский вышел в приемную, увидел меня, подошел, пожал руку.
— Пройдёмте, Евгений Александрович. Не хочу обсуждать это на глазах у всей канцелярии.
И он увлек меня по коридору, придерживая за локоть. Встреченные по дороге штабные замирали у стенок, пропуская нас. Мы свернули в боковое ответвление, пересекли две пустые комнаты и вошли в небольшое помещение, где стоял старенький ломберный стол и несколько разномастных стульев. На столе — самовар, чашки, даже варенье в розетке. Уюта не было, но попытка создать его — ощущалась. Не удивлюсь, если господа офицеры в минуту отдыха здесь и пулю расписывают.
— Увы, ничем пока порадовать не могу. Илья Зурабович доложил о результатах поисков. Нигде никто не видел.
Генерал разговаривал со мной каким-то совершенно не военным голосом, почти домашним. И то, что начштаба по имени-отчеству назвал, тоже вроде говорило о личном отношении к делу.
— Благодарю за заботу, — сказал я. — Мы тоже предпринимаем некоторые усилия. Увы, пока без результатов.
— Знаете… — он сделал паузу, — если позволите, скажу прямо. Отсутствие тел — это уже добрый знак. Агнесс Григорьевна некомбатант. Бурденко — тоже. Японцы, как правило, гражданских из Красного Креста не трогают. Даже при захвате. Так что если попали в плен — мы скоро узнаем. Давайте подождем.