— К кому к своей? Ты чего несешь?
— Конечно, ты у нас самый умный… Но не надо делать из меня полную дуру… О! — Она посмотрела прямо на Леху:
— Это фрау Шелике была, да?
Аллочка вдруг вспомнила довольный сытый смех немолодой вульгарной женщины. Ее передернуло:
— Лешик, ничего у нас с тобой не получится… — И горько, Господи, как горько, качнула головой.
Леха вздохнул. Он ничего не понимал. Леха подумал, что, пожалуй, надо позвонить Лизе и попросить подобрать специалиста для Аллочки. Эх, хорошо держать собаку: им хоть прививки от бешенства делают.
— Хорошо. Я позвоню тебе на днях. — Сидеть дальше в теткиной ванной было бы полным идиотизмом. А что делать — Леха не знал. Он любил Алку и видел, что любое его слово сейчас причиняет ей боль. Он поднялся, не задумываясь, по привычке, потянулся к ней поцеловать перед уходом; она отшатнулась. Он посмотрел на ее брезгливо поджатые губки:
— Я буду в Москве. Звони.
Леха призвал самого мощного специалиста в подобных делах: время. Оно улаживает и не такие конфликты. Люди прощают друг другу почти все. Время, время — наш верный адвокат в конечном счете улаживает все, даже самые запутанные наши дела.
«Ну их на хрен, этих женщин», — думал Леха, садясь в машину. Первый раз в жизни опоздал к Аллочке. Первый раз!
Вздохнул: Аллочка была так близка. Так близка, Господи. Меньше вытянутой руки.
Однако садиться за руль в таком состоянии не стоило. Ездить так по Москве нельзя. Леха отстегнул ремень, вылез и запер дверцу.
Теплый вечер. Что ни говори, весной приятно жить на Руси. Не так важно где, не так важно с кем. Доброе расположение духа и веселый нрав в мае нам всем дарят массу удовольствия. Май, май, твой теплый воздух после снега и льда и твой долгий вечер вместо черно-белых январских сумерек радует глаз.
Зимой мало дня, зима — холодная блондинка, ярко-синие глаза из белых облаков открывает ненадолго, неохотно, и из утренних сумерек красавица белоснежна переваливается сразу в вечерние — с боку на бок. С ней в кайф жить только белому медведю. А вот лесные медведи, уж на что «бурые», так и то спят. Так-то вот на Руси зимовать!
Холода прибавляют пушистости бороде и зверью, цвет снега и вкус льда навсегда влит в играющий мех, что на самым холодном ветру хранит в своей толще май. Светлый май, чьим длинным вечером так приятно жить на Руси.
Леха подождал, пока пискнет сигнализация, и пошел к шоссе.
Кобель Солнышко! На работе так Леху никто не звал.
Аллочка все перепутала. Эта кличка какое-то время была у Лехи во время попоек в дачной компании, которую отчего-то в поселке народ называл «Весь свинарник».
Кобель Солнышко! Ну надо же! Вот память!
Дело было так: десять лет назад пьяного Леху тащил домой Васька. Они ввалились в лифт, куда только что вошла женщина с колли после утренней прогулки. Потом Леха вспомнил: она хотела нажать кнопку, увидев их, но не успела.
Чем собака понравилась Лехе — он так и не смог вспомнить. Он присел на корточки и схватил ее за лапу. Какое-то время они рычали друг на друга, глядя прямо в глаза, потом Леха полез с ней обниматься, и они с грохотом рухнули на пол.
Васька боялся собак, а собачница опасалась пьяного Лехи. Тем не менее у них хватило мужества растащить их по сторонам. Хозяйка, убедившись, что шея у собаки цела, пробормотала только: «Ну, ты и кобель…»
Вот так и получилось Лехино прозвище. Очень редко его так называли, и то за глаза. Как и полным именем Алексей: на работе в ходу имя-отчество, а вовне — Леха. Аллочка наедине звала его Лешик. И с сексом его прозвище никак связано не было.
А может, и было, но он об этом еще не знал.
Леха собирался дойти до первой попавшейся большой улицы и поймать такси. Несколько лет назад они с Васей хотели скинуться и поставить памятник пассажиру: обледенелый силуэт с протянутой рукой у дороги. Стой не стой, какой бы вид у тебя приличный ни был, очень тяжело остановить частника или такси. И времена-то ведь были еще вполне безопасные. Теперь голод навел порядок. Только подними руку — и выстраивается очередь. Хочешь — выбирай, хочешь — торгуйся. Леха собирался доехать до дома за двадцать пять штук. До Курского вокзала почти любой повезет.
Кобель Солнышко! Ну и память! Леха остановился попить пива. Выбрал «Жигули» без этикетки. Никаких консервантов. Вкус, конечно… Ну, так если сусло выливать сразу в холодную водопроводную воду, только такое пиво и получится. Но в водянистом вкусе есть своя прелесть.
Лехе нравились власти, которые город для него сделали гораздо комфортней: десять лет назад так просто ни сигарет, ни пива он бы не смог взять. Кто бы согласился работать в праздник? А теперь он насчитал два лотка со фруктами, три с газетами и несколько палаток, работавших в праздник под вечер. Там сидят совсем не альтруисты. Им просто деваться некуда.
Леха забывал, что сам-то он в ночь под Первомай ехал в аэропорт. Но, попивая пиво, стоит ли думать о таких вещах?
И отчего-то сел в метро.
32
В час пик в метро ехать тяжко. Но четвертого мая в семь часов вечера поезда шли почти пустые. Тот, кто хотел попасть в гости, — уже попал. Тот, кто хотел уехать за город, — уже уехал. После семи в праздник мало резонов сниматься с места. Вечером в такой день хорошо сидеть дома, думал Леха, подходя к стоящему у платформы синему вагону с распахнутыми настежь дверьми.
Сел на пустой диван. Поезд стоял минуту. Леха отчего-то вдруг прикрыл глаза. Кто ждет его дома? Никто. Иногда у него бывают приступы аллергии, поэтому Леха не держал ни кошку, ни собаку. Аллергия беда многих горожан. Да и при Лехином образе жизни, наверное, выжил бы у него только удав: его не надо выгуливать и кормить можно раз в месяц. Правда, мышка для него стоит доллар. Или два?
Многим девчонкам в возрасте пятнадцати лет родители покупают собаку. Собачникам проще знакомиться. Не только оттого, что есть общий предмет, общая тема для разговора. Собака человека — это часть его личности. Она выдаст те черты его характера, которые хозяин может попытаться скрыть. Кошки и собаки не умеют врать, они ведут себя так, как чувствуют. Обманывать может только человек или немногие обезьяны. А домашние животные — это ходячий ярлык дома. Посмотри, поиграй — и все станет ясно.
Но Леху дома встретит тишина. К домашнему зверью ее никак не отнесешь.
Ах, Тишина, покладистая барышня! Ты всем мила. В твоих руках лежит ночной сбивчивый шепот и едва слышный скрип. Прихотливый танец, размеченный стыдливым «ах» и бесстыдным «ох». И силуэт на фоне окна и сладкая полудрема с чистой совестью исполненного долга.
Ах, Тишина! Ты и днем иногда любишь встревать в разговор после меткого слова — и просто одним своим наглым присутствием дать знать, что к чему. Что почем. Более весомо в русской речи — слова или умолчания?
Но, милая Тишина, иногда и ты можешь надоесть.
Хлопнули двери. Вагон дернулся, Леха открыл глаза. Напротив сидела девушка. Слева от нее два парня. Она что-то сказала одному, потом раскрыла обернутую в прозрачную пленку книжку.
Эти трое — одна компания. Смотреть, кроме как на них, Лехе было некуда. А девочка красивая. Узкое лицо. Кудри до плеч, молоденький нежный каштан. Белая футболка, синие джинсы. Ношеные белые кроссовки. В целом: высокая, худенькая и, пожалуй, плоская.
Ребята помощнее. У левого шея расходится в стороны сразу от ушей. Здоров мужик. Хотя, какой он мужик, им всем лет двадцать — двадцать три.
Одеты недорого, но по какой-то системе. Это не мода — такой тип одежды от нее свободен. Студенты. Московские студенты — вот кто они такие.
Девушка сидела от ребят независимо и на них как будто бы не глядела. Но Леха видел, что она очень точно чувствует их позу. Наверное, они были родственники. Может, дальние — слишком разные на лицо.
Девушка посмотрела на Леху: серые глаза, мелькнула нитка белых зубов под быстрой улыбкой. Хороша? Ох хороша!
Леха подавил нервный зевок и понял, что сегодня вечером он ее трахнет. Леха встал, качнулся слева направо вместе с вагоном на автоматической стрелке на потайном разъезде и плюхнулся на сиденье рядом с ней, чуть не отшибив себе спьяну задницу.
— Меня зовут Алексей.
Она закрыла книжку, заложив страницу указательным пальцем, и вопросительно и строго, как совсем взрослая дама, посмотрела на него. Леха прочитал выскочившее из-под ее ладони заглавие: «Карлос Кастанеда». Кивнул на книжку:
— Знаешь, Кастанеда много писал о вратах. О вратах между мирами. Зря только он искал их в пустыне. Они здесь. В Москве.
Ее ресницы дернулись, глаза раскрылись шире.
— Москва — это гроздь миров. В каждом своя логика и мотивы поступков. В каждом свой смысл слов и предметов. Это касается даже повода к рождению и причины смерти. Разве нет?
— Ну, люди-то везде люди, — нерешительно ответила она.
— Касты — это круто. Для них даже телевизионные программы разные. Знаешь, одни кодированные, другие нет. Даже в беде они отправятся на разных «скорых» к разным докторам в разные больницы. И если не повезет, то лягут на разных кладбищах.
Наверное, она открыла рот. Или Лехе показалось? Чуть-чуть. Совсем чуть-чуть.
— Границы между мирами непроницаемы. Но существуют врата. Они стоят на любом перекрестке. И, если поймаешь ветер… Вот. Как эти двери.
Станция «Проспект Вернадского». Никто не сел в вагон. Никто из него не вышел. Ребята, вначале прислушавшиеся к их разговору, теперь дремали. Двери захлопнулись. Поезд пошел дальше. Грохот в тоннеле — слов не разобрать. И Леха наклонился к ней ближе, а она доверчиво подставила розовое чистенькое ушко, пахнущее лавандой.
— Врата есть везде, просто в Москве их больше. Оттого и несет людей в Москву. Их притягивают врата. Тысячи путей из грязи в князи. Но в Москве жизнь для чужака — ох нелегка.
Она кивнула. Потом еще раз.
— Ты мне нравишься, — глядя ей в глаза, абсолютно честно сказал Леха. — Как бы нам пообщаться? Ты, я вижу, собираешься выходить…