– Так нельзя, ты нарушил правила. Это бега. А мы только зрители.
– Когда-то я промолчал, глядя на то, как ты запихнул слабого старика в бочку, – возразил человек в белом.
– Но ты сам хотел, чтобы его философские мысли были услышаны всеми. Это был пиар-ход, не более того.
– Молчал, когда ты поджарил несчастного Джордано.
– Зато, ты угробил несчастную Жанну. Чем тебе помешала эта славная девушка?
– Неправда! Первым начал ты, когда в Париже подсадил ее на крепостную стену – там ей было не место. Я понимаю твою любовь к маленьким девочкам…
– К тому же девственницам.
– Тем более к девственницам. Но я знал, какая диктатура начнется потом, не сбрось я ее оттуда. Женщина у власти, к тому же девственница! Инквизиторы показались бы детьми малыми рядом с ней. Теперь мы квиты.
– Хорошо. Но у этого парня все равно шансов нет. Ты понимаешь, что это агония? И она затянулась. Отупеет или сойдет с ума. Он не сможет один отвечать за твой неудавшийся эксперимент.
– А мне он начинает нравиться!.. Хотя, мои дельфины намного интереснее и созданы воистину для любви… Но, посмотрим…
– Ну-ну! – ответил черный человек и обратился к розовой официантке: – Детка, мы еще какое-то время посидим. Можешь нам повторить…
Он долго сидел на крыше мира своего ковчега, смотрел в окно, а музыка Шопена уносила его сквозь потолок, и голубое небо поднималось на призрачную высоту. Потом купался в бассейне. Не занимался, а именно купался – его режим все равно в последние дни полетел ко всем чертям.
– Ну и хорошо!
Он плавал, получая сказочное удовольствие. А Шопен продолжал звучать в голове – эта божественная эпическая мелодия. Он долго плескался, но что-то не давало ему покоя. Нет, не его недавняя поездка в мертвый мир. Казалось, то впечатление он смыл с себя навсегда. Теперь ему не давала покоя музыка, которую он только что слышал. Потом обедал, а прекрасная мелодия снова и снова являлась, напоминая ему о чем-то важном. После обеда пошел наверх, разыскал видеозапись концерта одного великого музыканта и сел перед экраном. Тот играл его любимую сонату. Пальцы летали по клавишам, древний старец творил чудеса. Как мог человек его возраста делать такое? Его жизнь держится на волоске старости – нет на струнах рояля или на струнах души, того, что он творит. В какие-то моменты казалось, что этот древний старик сильнее его. Это был не человек, но комок гения, нервов и воли. Вот что поддерживало его жизнь в немощном теле. Он был потрясен!
Не осознавая, интуитивно пошел за смутным воспоминанием и спустился в подземное убежище. Еще в день своего рождения он видел там нечто ценное, но тогда не обратил внимания, и теперь искал, не зная, что ему нужно. Холодильники, озеро, казармы, столовая, арсенал. Может быть, здесь? Заглянул в одну из комнат. Там находился небольшой тир. Он вскрыл коробку патронов, взял в руки небольшую винтовку, выбрал мишени – фигурки людей, замерших с нарисованным оружием, направленным на тебя.
– Все правильно! Или ты их, или они тебя – третьего не дано.
Отстрелял коробку патронов и снова посмотрел на мишени, на глаза нарисованных людей и оружие в их руках.
– Люди – тупиковая ветвь. Еще живут, но уже готовятся убивать или умереть. Только люди с таким упорством уничтожают себе подобных, а их история – это история войн.
Снова зарядил оружие, с остервенением расстреляв оставшиеся мишени.
– Не интересно, глупо, даже растения ведут более осмысленный образ жизни.
Он бросил на пол винтовку и пошел по длинному коридору дальше.
Комната отдыха… Шахматы, нарды, теннисные столы. Он любил теннис, но играть здесь было не с кем.
Игровые приставки… В свое время в юности он любил играть. Одно время даже подрабатывал на создании несложных игрушек – тогда все только начиналось. Но однажды почувствовал идиотское привыкание. А потом встречал кое-кого из друзей, которые уже начали подменять человеческое общение на времяпрепровождение за компьютером. А поскольку на работе он проводил за этим ящиком слишком много времени – решил больше себя не травить. В конце каждой игры появлялось раздражение, а потом пустота… Почему? Наверное, имеет смысл побеждать или проигрывать в жизни. И только трусы тратят жизнь на битву с компьютером – не так страшно проиграть. Нет, он не зануда, он не против игр – много интересного, но это не для него. А еще когда-то заметил, что эта индустрия создавалась для детей и использовалась она для их отупения, впрочем, как и дешевые боевики в кино или детективы в книгах. Игромания – оружие для воздействия на мозги целого поколения. А если проследить, где производились эти игры и в какие страны третьего мира продавались с пометкой – «для использования вне страны производителя», – становилось понятно, как все это работает и для чего это нужно. Деградация поколения – значит в будущем слабая нация, значит слабый противник. Опять противоборство и война. Все во благо победы любыми способами.
Он шел по коридору дальше. Увидел Клуб – небольшую комнату в конце коридора. Включил свет. На полу лежали, покрытые целлофаном, музыкальные инструменты. Здесь были ударная установка, гитары, маленький синтезатор и даже саксофон! Он любил джаз. Жалко, что он не умел на нем играть. В детстве он учился играть на пианино, но это было так давно. Хотел было закрыть дверь и отправиться дальше, вдруг остановился! В сознании промелькнуло: – То, что ты ищешь, находится именно здесь. Он замер и огляделся по сторонам. Уверенно пройдя в дальний угол комнаты, откинув чехол, обнаружив то, чего так не хватало ему наверху. Это был небольшой черный рояль с надписью STEINWAY. Он бережно провел рукой по его крышке, открыл ее и нажал на клавиши. Рояль приветливо отозвался звонким аккордом.
Он был в восторге! Он был рад видеть его именно здесь – как воспоминание о детстве, как нового друга в его одиноком мире. Взял еще несколько аккордов. Звуки не вязались с обстановкой – словно, их здесь похоронили заживо.
– Добро пожаловать наверх! К новой жизни, милый друг!
Призвал на помощь своего приятеля-робота, который легко и бережно перекатил инструмент в лифт, затем на верхний этаж в мансарду, поставив его на самом почетном месте. И на мгновение ему показалось, что теперь у него есть все…
Именно рояля здесь не хватало, теперь комната приобретала новый вид и смысл. И не важно, что он так давно не играл, что разучился это делать. Теперь у него был рояль… Потом, как говорится на языке музыки, наступила пауза. Несколько дней он любовался новым предметом обстановки, стирал с него пыль, которой здесь не было вовсе, и немного придвинул его к окну. Ему показалось это место наиболее удачным. Спускался к своему огороду, шел в столовую, занимался в тренажерном зале, но снова и снова поднимался наверх. Этот черный, новенький, отливающий лаком, STEINWAY, притягивал его и не давал покоя. Иногда он открывал крышку и брал аккорд, инструмент безупречно отвечал на его прикосновение. Для рояля это были игры несмышленого ребенка. Он уверенно, как у себя дома, занимал место посреди комнаты у огромного окна и снисходительно ждал. Снисходительно, потому что это был не кто иной, как STEINWAY!
Когда-то он играл на пианино с другим названием, то был старенький инструмент, и было это лет тридцать назад, а теперь ему было неловко перед этим прекрасным роялем. А может быть, он слишком сентиментален и через неделю будет лущить орехи крышкой этого инструмента? Но сегодня хотелось надеть фрак, подходя к нему. Наконец, спустя несколько дней, распечатав на принтере любимые произведения, он подошел к нему, поставил на пюпитр ноты и тут же понял, что забыл абсолютно все. Конечно, он помнил пару октав, но остальные регистры нужно было рассчитывать.
– Значит, начнем все с самого начала!
Он играл, разбирая знакомую пьесу, медленно подбирая ноты, – вспоминая, как в детстве ненавидел это занятие. Но теперь его никто не заставлял. Сейчас он ХОТЕЛ, он стремился познать, а ноты все увереннее ложились на клавиатуру с нотного листа. Пальцы его вспоминали и вскоре с пятого, с десятого раза медленно и коряво он добрался до конца. Бережно закрыл крышку и с удовольствием на него посмотрел. Инструмент принял его. Так состоялось их знакомство.
Он ухаживал за ним, как за женщиной. Нет! Как за молоденькой девушкой, уже искушенной, а он еще только этого хочет. Поэтому делал все аккуратно и красиво – пусть она не думает, что он так плох. А он и был очень плох. Если его тело было абсолютно готово к физическим нагрузкам, то пальцы окончательно закостенели и не могли ничего. И все же он выбрал несколько пьес, любимых им и невероятно сложных. Это были великие произведения, что придавало максимум азарта и сил. Он решил начать не с начала, а с конца – с самого сложного. Ну что же – на все его воля. Хотя казалось, эта фраза должна была звучать несколько иначе, но остановить его было невозможно. И зачем? Нота за нотой, такт за тактом он разучивал произведения, свыкаясь с наукой нотной грамоты. И, наконец, пальцы начали ему подсказывать, вспоминая вещи, которые он когда-то играл. Вот разобрал одну пьесу, потом вторую. Он играет! Ноты струятся между пальцев, а волшебные звуки заполняют все пространство вокруг!
Но!.. Почему бывает это но! Почему бы не пройти чему-нибудь гладко, тем более, когда придаешь этому столько значения! Пальцы опередили смысл и движение в его музыке. Он «заиграл» одну вещь. И уже не важно, в каком исполнении слышал ее раньше, насколько она была любима, его пальцы заплетались в самых ответственных местах и портили все. Особенно четвертый и пятый – их как будто склеили между собой. Он негодовал, он ненавидел себя, начинал сначала, но все повторялось снова и снова. Теперь он ненавидел этот рояль, хлопал крышкой, обижался, готов был выращивать помидоры, хотя они прекрасно росли и без него. Но поняв, что нужно прерваться и спокойно подумать, закрыл крышку, спустился вниз и долго ходил по тропинке на огороде. Нужна была пауза… Приделал там деревянную скамейку – получилось, как в саду…