– Бетти, забыл спросить, это удобно, что я у тебя остановился?
Она, окинув его взглядом, ответила спокойно и просто:
– Оставайся сколько захочешь, – немного помолчала и добавила, – ты понравился Сильвии.
– Сильвия, – повторил он, – красивое имя.
– Вот и познакомились, – сказала она.
На следующие утро люди как всегда разбрелись по долине в поисках дров. Они втроем тоже пошли по пустующим брошенным домам в надежде найти хоть какую-нибудь мебель. В долине не было деревьев, только реденькие кустарники верхушками торчали из сугробов снега. Внезапно вдалеке раздались автоматные очереди. Сильвия подбежала к Виктору и схватила его за руку. Она показывала куда-то в горы. Может, показалось? Беатрис тоже подошла и сказала: – Там стреляют, нужно идти в дом.
– Давид куда-то пропал, – крикнул пробегающий мимо мужчина. – Ушел утром и не возвращался.
– Может, отстреливается от волков? – сказала Бетти.
– Может быть. А, может, и нет, – и убежал, бросив свой хворост прямо на снег. Другие уже закрывались в своих домах. Поселок мгновенно опустел. Он довел женщин до крыльца и кинулся к машине.
– Я скоро, – крикнул он.
– Без оружия? Ты сумасшедший! – попыталась остановить его Бетти.
– Мне не нужно оружие.
Он уже ехал по склону в направлении выстрелов. Перебравшись через перевал, больше не слышал ничего, но картина битвы уже открывалась перед его глазами. По колено стоя в снегу, Давид тащил за собой тушу, вернее, две перевязанные туши горных коз. Лыжи его валялись в стороне, а позади, метрах в ста, за ним плелись два волка. Один прихрамывал, видимо, Давид сумел его ранить, другой трусил рядом, и очень хотел есть. Поэтому и шел за кровавой дорожкой, оставляемой добычей Давида, невзирая на автоматный огонь.
– А ты, парень, вовремя, – произнес Давид, увидев Виктора.
– Ничего, если мы попачкаем в твоем багажничке? – спросил он.
Они загрузили тяжелых коз и закрыли капот.
Давид обернулся к волкам и в последний раз дал короткую очередь.
– Зачем? – спросил Виктор.
– Что зачем? – не понял Давид.
– Зачем без надобности делаешь это?
– Зачем стреляю в волков? – снова удивился Давид.
– Да.
Тот посмотрел на Виктора, как на ненормального:
– Странный ты парень. Ходишь без оружия, в волков не стреляешь… Ладно, патронов больше останется. Поехали.
Они залезли в кабину, и уже возвращались назад. Давид попросил его подъехать к центру деревни. Наконец они остановились. Давид хотел было выбраться из кабины.
– Береги голову – сказал ему Виктор.
– Что беречь? – не сразу понял Давид. Потом, усмехнувшись, ответил:
– Ах да, голову. Не беспокойся. Со мной наши головы будут на месте.
Люди с облегчением выходили на улицу, с интересом поглядывая на Давида. Он гордо разложил добычу у маленького заброшенного ресторанчика в самом центре деревни и начал сооружать какую-то конструкцию. Потом свежевал еще теплую дичь и, наконец, устроил большой вертел.
– Как раз дровишек собрали, – сказал он, увидев брошенные в спешке людьми остатки хвороста и мебели.
– Что, Давид, проголодался? – пошутила Беатрис. – Съешь сразу две косули?
– И не подавлюсь, – нашелся он.
– Кетчуп принести? Вина налить? Или так, всухомятку будешь?
– А ты не стой, Бетти. Помогай… А вы чего уставились? – крикнул он подходящим людям. – Сегодня угощаю я.
– Ты? – переспросила Пат. – Не заболел? У тебя все в порядке?
– Болтать будете меньше – все будет в порядке. Через час все собирайтесь здесь. Приглашаю в ресторан! Столики заказывайте заранее. Чаевые оставляйте себе…
По долине потянулся запах жареного мяса, и люди, уставшие от консервов и чипсов трехлетней давности, подтягивались ближе к огню. Они расставляли на открытой веранде столы и стулья из ресторана. Несли вино. Как-то незлобиво подшучивали над Давидом, с нетерпением ожидая его блюдо. Наконец, собрались все.
– Такое в первый раз, – сказала Пат. Она с сыном села с ними за один столик, и теперь все вместе пили вино и ели. – Это твоя заслуга, Виктор. Дурной пример заразителен.
– Это заслуга несчастных козочек, которые попались на пути Давида, – пошутил он. А люди за соседними столами тоже сидели и шутили. И ели. Многие прямо руками хватали куски жирного, горячего мяса и зубами рвали его на части, как делали это их далекие предки, возвращаясь с охоты. И ничего более естественнее придумать не могли. Сейчас это собрание напоминало первобытное племя. Потом вытирали их о снег, снова пили вино. Кто-то запел, а в руках у него оказалась гитара. Эти звуки перемешивались с ароматами старого вина и жареного мяса, с запахом дыма костра и возвращали всех в какую-то прошлую, давно забытую, жизнь без войны и страха, без голода. Туда, где когда-то люди пели песни, разговаривали, пили вино и просто жили.
– Интересно, если я сяду за руль, меня не оштрафуют? – спросил Виктор, отпивая из стакана.
– Далеко поедем? – уточнила Бетти.
– Кататься! На горных лыжах! А вездеход вместо подъемника!
Кое-кто из молодых, услышав, пошли за ними. По дороге достали из магазина цветастые шапки и куртки, забросили лыжи в багажник, и вот такой пестрой толпой, облепив со всех сторон вездеход, поднимались на гору, а потом на лыжах спускались с нее. И снова и снова, и опять к столу. Мясо было так восхитительно, что люди наедались за все прошлые годы и надолго вперед. Как волки… И снова – вино, и гитара, и песни…
Он отошел, сев поодаль, наблюдая за людьми. Они веселились, как дети. И дети их тоже радовались неожиданному празднику. Солнце начинало садиться за гору, скоро стемнеет, но пока оно играло последними яркими лучами по верхушкам заснеженных склонов, отражалось от них, освещая горную долину, где жили люди, пели песни и, казалось, больше не думали о том, что могло омрачить их праздник.
Он сидел и смотрел – на них, смотрел на горы, на белый снег. Он дышал свободным воздухом и думал, что все плохое для этих людей осталось позади – и война, и голод, и все, что было с ними потом. А теперь на этом белом снегу, на, сверкающем белизной, склоне можно было стереть прошлое и нарисовать с белого и чистого листа совсем новую жизнь. Жизнь нового племени и новых людей. Все те пороки общества, которое завело себя в тупик, оставались позади. Больше не было насилия и рабства, унижения, жажды власти и богатства, а значит и бедности. Потому что не было тех порочных правителей и их законов. Чиновников и фискалов, так умело построивших жизнь, где, еще не родясь, ты уже был всем должен. Продажных политиков и военных, и денег не было. Ничего не было. Нечего было покупать и делить. Не было тюрем и концлагерей. И если оставался суд, то лишь совести и чести, и еще Высший Суд, тот, в который каждый имел право верить… А еще оставался этот белый чистый снег и люди в пестрых нарядных одеждах, и отблески от большого костра, освещавшего их счастливые лица…
Часть 2
Вечером, вернувшись домой, они с Сильвией снова играли на стареньком рояле. Вокруг он разложил фонарики, которые привез из магазина, и те отсвечивали причудливыми огоньками по клавишам, по их рукам и лицам.
– Бетти, посмотри, как Сильвия раскраснелась, весь день на улице провела! – воскликнул он.
– А как она катается на лыжах. Сразу же встала и поехала, – похвалил она девочку. Сильвия стучала маленькими руками по клавишам, и ее щеки, еще красные от мороза, блестели пунцовым румянцем. Тут Беатрис, присмотревшись, подошла и потрогала ее лоб.
– Она горит… Какой ужас! У нее температура!
Сильвия была в возбужденном состоянии, и когда ее уложили в постель, начала стучать зубами – ее колотило от холода.
– Нет лекарств, нет ничего, – в отчаянии прошептала Бетти.
– Нужно позвать врача, – ответил он.
– Где его взять этого врача? Ты забыл, где живешь?
– Среди людей, – ответил Виктор.
– Людей, – горько произнесла женщина…, – Господи, что же делать?
Виктор надел куртку и выскочил на улицу. Пат еще не спала, и через несколько минут они вдвоем уже шли к больной. В руках она держала большой саквояж, была спокойна и уверенна.
– Не волнуйся, Виктор. Может быть, я не могу позаботиться о хлебе насущном, но лекарств здесь хватит надолго.
Бетти с удивлением ее встретила:
– Ты врач? – спросила она.
А Патриция, не отвечая, уже занялась девочкой, попросив оставить их вдвоем и не мешать. Потом она вернулась и сказала:
– Воспаление легких.
– Боже мой. Она все – что у меня есть, – воскликнула Бетти.
– Не волнуйтесь, у меня есть все необходимое. Я буду приходить и делать ей уколы. Лекарство годно еще лет пять…
С этими словами она положила на стол ампулы и шприцы.
– Девочке нужен сон и еще… Ей нужно тепло, – сказала это, оглядев пустую комнату. – У вас слишком холодно. Если что – в любое время зовите меня. Утром приду. Повторяю, девочке нужно тепло…
Она взяла саквояж и ушла. Девочку знобило, температура была очень высокая.
– Сейчас я сожгу этот чертов дом. Где нам взять тепло? – воскликнула Бетти. Она накрывала Сильвию найденными пледами, одеждой, всем, что попадалось под руку, но ледяной воздух холодил ее диванчик, и согреть его было невозможно, а остатки хвороста едва поддерживали огонь. Виктор обошел весь дом. Кроме ручки топора ничего деревянного не нашлось. Уже хотел бросить его в камин, но понял, что этого хватит лишь на десять минут. Он держал в руках топор и думал… И тут единственно возможная мысль пришла ему в голову.
– Боже мой – что ты делаешь? – опешила Бетти.
А костер в камине разгорался все ярче. И столько тепла, сколько напоследок мог отдать этот старый рояль, не отдало бы никакое полено, потому что этот божественный инструмент и был создан дарить людям тепло и любовь…
Очень скоро в доме стало жарко. Очень жарко! Они подошли к девочке. Та лежала без движения, Бетти прикоснулась к ее лбу и счастливо прошептала: