Он взял в судебном архиве старое дело и стал его изучать.
27 марта 1906 года была совершена кража в городском ломбарде на Преображенской улице, в доме благотворительного общества «Утоли моя печали». Воры проникли в помещение через подкоп и похитили золотых и серебряных закладов на сумму 37 800 рублей. Преступление осталось нераскрытым.
28 сентября того же года на Баснинской улице возле дома Громова был зарублен топором хозяин ювелирного магазина Рафаил Рафильзон. Негласная агентура сообщила, что блатные отомстили ему за обман. Будто бы именно ювелир выступил наводчиком в деле ограбления ломбарда и забрал похищенное на реализацию. Но за пять месяцев бандиты не получили от него ни копейки. Решив, что их обмишурили, они убили блатер-каина, рассчитывая вернуть свою добычу через его вдову. Далее история окончательно запутывалась. Мария Рафильзон то ли не смогла, то ли не захотела расплатиться с грабителями. В результате ее задушили в собственном доме на Харлампиевской улице. Налетчики перевернули все вверх дном. По подозрению в совершении злодеяния были арестованы рецидивисты Петров и Голубев (он же Некрасов). У них обнаружили вещи убитой вдовы. Учитывая военное положение в Иркутской губернии, 19 декабря бандиты были повешены. Связь ограбления ломбарда со смертью четы Рафильзон осталась не выясненной дознанием, на нее указывали лишь скупые намеки негласной агентуры. А вскоре в городе случилось очередное громкое преступление. Грабители прорыли подкоп под золотоплавильную лабораторию на Набережной улице и унесли четыре с половиной пуда золота в слитках! Полиции стало ни до чего. И вот теперь, почти три года спустя, тени несчастных Рафильзонов опять напомнили о себе. За грех старого наводчика — если он был — хотели спросить с купеческой вдовы.
Алексей Николаевич ломал голову и так, и сяк. Ценности почти на сорок тысяч рублей до сих пор не найдены. Бандиты уверены, что их прячет Ядвига Космозерская. Питерец вовсе не исключал, что так оно и есть. Но вот Аулин сомневается, а он начальник сыскного отделения. Если у ювелира были сыновья, логично, что заклады достались им. Ребята уехали, увезли все с собой. И как теперь быть?
Единственное, до чего додумался коллежский советник, это нанять сразу двух дворников вместо погибшего Никифора. Найти отставных солдат, таких же нетрусливых, и платить им хорошее жалованье. А Ядвига пусть пока не выходит из дома. Командировка Лыкова должна продлиться месяц, а то и два. За это время многое в загадочной истории с ломбардными закладами прояснится. Например, можно попробовать отыскать беглых сыновей ювелира и допросить их. Пусть расскажут, почему уехали, кто их запугал. Если младшие Рафильзоны увезли ценности с собой, то высока вероятность, что они их уже обернули в деньги на новом месте. Полиция поищет, нет ли признаков такой операции. Купили особняки, бросают билеты певичкам в ресторанах… Тогда можно шепнуть их адрес Володьке Чалдону. Пусть снимет подозрение с Ядвиги и летит туда требовать справедливости. Идея Лыкова была, конечно, фантастичной. Но ничего лучшего в голову не лезло.
Вечером коллежский советник отправился на облаву. Он выбрал себе пивную на Поплавской улице. Хотел лично познакомиться с братьями Родонай и задать им пару вопросов.
Результаты разочаровали сыщика. Братья якобы уехали в Читу по торговым делам, и знакомство не состоялось. И в заведениях оказалось прилично до скукоты. Полиция арестовала десяток человек, все мелкая шушера без документов. Еще взяли дезертира, сбежавшего из дисциплинарной роты Пятой стрелковой дивизии. И это на девятнадцать притонов! Пшик. Сердитый, Алексей Николаевич вернулся в полночь в полицейское управление и с порога сказал Бойчевскому:
— Так не бывает. Их кто-то предупредил.
— Запросто, — не стал спорить коллежский регистратор. — Когда готовишь такую облаву, приходится извещать много людей. Среди них найдутся и болтуны.
— Это, Василий Адрианович, изменники, а не болтуны. Мы хлопнули по пустому месту. Все опасные знали заранее и перебежали в Глазково.
— На одновременную облаву по всему городу у нас сил не хватит, — стал защищаться полицмейстер. — Даже если армию привлечь. Мой предшественник Никольский так и делал. Однажды двести человек зараз арестовал! А никого серьезного и там не зацепили. Как будто у них агентура есть среди нас, а не у нас среди них. Тьфу!
Тут вошел без стука Аулин:
— У вас так же пусто, как у меня?
— Никого стоящего, — ответил Бойчевский.
— А я чуть Мишку Глухова не поймал. Уже совсем у меня в руках был и вдруг куда-то делся. В трактире Битарашвили он играл в карты с Исидором Махарадзе…
— Махарадзе — известный у нас бандит, неоднократно судимый, — скороговоркой пояснил Бойчевский Лыкову. — Но спокойно владеет торговым предприятием, потому как формально чист. И что дальше, Бернард Яковлевич? Ты упустил Глухова?
— Так точно. За минуту до облавы смылся. Как будто его кто предупредил.
— Вот и Алексей Николаевич мне то же самое говорит. Измена, мол, в рядах. Не просто так все крупные преступники разбежались, одна мелюзга сидела в притонах.
— Иначе и быть не могло, — согласился главный иркутский сыщик. — Когда сто человек привлекаешь, кто-нибудь да продаст присягу с потрохами. Жалованье маленькое, люди зарабатывают, как умеют.
— Ладно, пора спать, — зевнул во весь рот полицмейстер. — Меня три-четыре раза за ночь еще разбудят. Так что… шли бы вы, господа, по своим делам.
На другой день Лыков встретился с негласным осведомителем по кличке Масляный. Мужчина лет пятидесяти, с елейным голосом и вкрадчивыми манерами, служил маклером в бильярдной возле Сенного базара. Алексей Николаевич расспрашивал его целый час. Он быстро вычислил, что сведения агента носят случайный характер. И он далеко отстоит от серьезных уголовников. Что-то подслушать и донести по команде — таким был предел возможностей маклера. Тоже неплохо, иногда так можно получить ценные сведения, но это если повезет.
Лыкова интересовала кавказская преступная среда и как она соотносится с русской. Есть ли между ними взаимодействие, или, наоборот, они конфликтуют. Имеются ли общие барыги, наводчики и укрыватели. Вот, например, в той же бильярдной — сходятся наши с кутаисцами погонять шары?
Тут Масляный сообщил кое-что интересное. Да, сказал он, русские жулики с кавказскими вполне уживаются. Притоны общие есть, там купят краденое у кого угодно, лишь бы было выгодно. И документ липовый сварганят за положенную мзду. Но в некоторые заведения русским ходу нет. Среди туземных притонов имеется своя иерархия. Самым главным агент назвал меблированные комнаты Ононашвили на Кругобайкальской улице в доме номер девять. А самого хозяина — атаманом кавказской преступности.
Беседа проходила на явочной квартире сыскной полиции на Графо-Кутайсовской улице. Бывшая Арсенальная, она была переименована решением городской думы в честь бывшего генерал-губернатора, по случаю его пятидесятилетнего пребывания в офицерских чинах. Лыков хорошо знал графа. В молодости он начинал службу именно под началом Павла Ипполитовича, тогда нижегородского губернатора. Что называется, встретились…
В беседе участвовали, кроме питерца, Аулин и надзиратель Франчук. Когда агент назвал фамилию Ононашвили, иркутские сыщики и ухом не повели. Видимо, главарь туземцев был им хорошо знаком. Лыков же слышал о нем впервые и налег на расспросы.
Масляный неохотно сообщил, что дел атамана никто толком не знает. Он поселился в городе давно и осел в Глазково, возле железнодорожного вокзала. Нико Ононашвили владел меблированными комнатами «Крым» и рестораном «Южный Кавказ». Сам ничего противоправного не совершал, для этого у него имелись особые люди. Поскольку у кавказцев круговая порука, подобраться к Нико не представлялось возможным, и он полиции не боялся.
— А почему вы решили, что Ононашвили — атаман всех кавказцев в городе? — спросил Лыков.
— Ваше высокоблагородие, сужу с их же слов: как Нико скажет, так и будет. Много раз это слышал самолично.
Больше ничего важного освед про туземцев сообщить не мог. Тогда Алексей Николаевич зашел с другой стороны:
— А кто такой Мишка Глухов?
— О, это новый маз налетчиков из Лисихи. Боевитый парень!
— Расскажите о нем подробнее.
Масляный говорил о русском налетчике более охотно. По его словам, Мишка появился на иркутском преступном небосклоне менее года назад. Но ввалился шумно: ограбил на восемь тысяч кассу пивоваренного завода Половникова. После этого гулял неделю, щедро угощая всех подряд. Поступок так понравился людям, что с тех пор они налетчика любили и укрывали от полиции. Глухов стал популярной личностью и даже появлялся на улице средь бела дня. А сыщики узнавали об этом с запозданием…
Тут в разговор вступил Аулин и добавил кое-что о Мишке. По здешним меркам, тот был человек образованный: служил в военно-топографическом депо штаба округа в чине сверхсрочного унтер-офицера. Вел делопроизводство, чертил карты, собирался после отставки идти в землемеры. А вышел в налетчики. Глухов грабил лишь богатых, никого при этом пальцем не трогая. А добычу пропивал в компании обычных горожан. Говорили, что он устроил на свой счет хворую девочку в Солдатовскую больницу, помогал деньгами Знаменскому монастырю… Эдакий Робин Гуд иркутского пошиба! Ловить его у полиции не получалось — бандита укрывали всем миром.
Алексей Николаевич отпустил осведа и сказал оставшимся сыщикам:
— Я потому интересуюсь Мишкой Глуховым, что он может нам помочь унять кавказцев.
— Это каким манером? — удивился Франчук.
— А вот сами рассудите, Федор Степанович. Мишка — русский и вроде бы как с понятиями о совести.
— У бандита — и совесть? — с иронией переспросил надзиратель. — Ну-ну…
— Я к тому, что можно сыграть на противопоставлении: мы тут русские, а понаехали дикие ребята с кавказских гор и щиплют православных будь здоров.
— Грузины тоже православные, — возразил Аулин. — Но вообще задумка интересная. Национальные различия сильные. Хотите вбить клин?