Но и этот урок люди Нико не усвоили. И тогда грянул уже настоящий гром. Шел тысяча девятьсот пятый год, зловещий год. Все были взвинченные. Разгул преступности в тогдашнем Иркутске не передать словами: убивали и грабили каждый день. В течение лета и осени в окрестностях Глазкова было поднято двенадцать трупов, их удушили или зарезали. Молва приписывала эти смерти кавказцам. И вот шестнадцатого декабря в восемь часов поутру местные жители обнаружили под мостом на Малой Александровской улице покойника. Как потом выяснилось, убили ефрейтора Четвертого Заамурского железнодорожного батальона Николая Кузьменко. Сначала выстрелили в грудь, а потом еще и перерезали горло от уха до уха. Причем убийцы совершенно не стеснялись и даже не замели за собой следы. Капли крови вели прямо в чаевую Хахутова, одного из подручных Ононашвили. Совсем страх потеряли туземцы. Ну и… Погиб железнодорожник, а рядом железнодорожные мастерские! Быстро собрались оттуда взъерошенные мужики в большом количестве. Полиция успела тайно вывезти Хахутова, спасая ему жизнь. Хотя я бы ту сволочь спасать не стал. А чаевую разложили на бревна. Рабочие не собирались останавливаться, терпение у людей лопнуло. Решили перебить всех кавказцев. Те начали отстреливаться из своих домов, что еще больше взбесило толпу. Тут явилась полиция: пристав и пять городовых. Что они могли сделать? На них навалились тысячи. Пристав обратился за помощью к воинской команде, которая охраняла здание вокзала. Ее начальник ответил отказом. Там было всего сорок штыков, они так и так не смогли бы противостоять толпе, да еще и оголили бы сам вокзал. Примчался на выручку полицмейстер Никольский и привел целую стрелковую роту. Так его едва не убили! Капитан с трудом вырвался из рук погромщиков и сбежал на тот берег. Чудом спасся… А толпа вошла во вкус. Беспорядки продолжались до семи часов вечера, и унять их удалось, только стянув в Глазково все наличные военные силы. Возмущенные люди сожгли номера и ресторан, принадлежавшие Нико. А утром собрались снова и пошли громить все кавказские заведения подряд. Сожгли собственный дом Ононашвили, чаевые Лоена Агапова и Мурадова, кухмистерские «Америка» и «Железная дорога», ресторан «Ялта», номера «Лондон» и «Байкал», магазины Петроса Погосова и Манука Антонова, лавки Петрушанца, Бабаева, Аялахверды, Абелова, пекарню Люсцерона… Семерых туземцев забили до смерти, еще пятнадцать покалечили. Отвели душу русаки, нечего сказать.
— А что «иван иваныч», съел все это? — спросил сыщик.
— Куда деваться? — развел руками жандарм. — Против силы не попрешь. Власть самоустранилась, и народ решил взять правосудие в свои руки.
— И никого потом не арестовали?
— Нет. Ононашвили срочно сбежал в Грузию и жил там несколько месяцев. А когда вернулся, чуток притих. И все кавказские туземцы после того погрома стали вести себя скромнее. Поняли, что полиция полицией, а можно получить и от коренной нации. Нико отстроил заново номера для приезжих — вокзал-то под боком, и возродил ресторан. Он еще более спрятался за посредниками, теперь к нему на козе не подъедешь. Все внешние дела ведут лица из его ближайшего круга, те самые даватели дел, штаб-офицеры: Платон Дадиани, Николай Цулукидзе, Рафаил Эристов, Владимир Головадзе, братья Родонай, Нестор Каландаришвили. Есть в свите и другие умельцы, там, где требуются особые навыки.
— Какие?
— А помните, я рассказывал про фальшивые деньги и финансовые документы? Тут банкуют наши соотечественники на паях с евреями. Григорий Ющенко, он же Гришка Фартовец, владелец легкового извоза и ресторана «Полярная звезда», — мошенник. Еще ему негласно принадлежат публичные дома на Сарайной улице. Илья Завьялов — гравер и фальшивомонетчик. Валериан Белослюдцев — специалист по подделке ассигновок. Но самый фактурный из них — Евгений Бальтазарович Старжевский. Вот же талантливый человек! Мошенник с большой буквы «мэ». Выдающийся специалист по подкопам. Это именно он совершил подкоп под городской ломбард. Он же потом выкрал из золотоплавильной лаборатории чуть не пять пудов золота. Затем получил по подложным документам из Томской почтовой конторы почти триста тысяч рублей, а из Иркутского отделения государственного банка шестьдесят две тысячи. Правда, на последней афере Старжевский попался…
Ротмистр откинулся на спинку стула и улыбнулся:
— Ну что, Алексей Николаевич, перегрузил я вас нашими уголовными?
— Есть маленько, — признал сыщик. — Скоро из ушей польется. Надо поразмыслить, выстроить вашу информацию в понятую мне схему.
— Ну-ну… Я к чему веду? Николай Соломонович Ононашвили — сильный противник. Мне он не по зубам. Думаю, что и вам тоже.
— Это как поглядеть.
— С какого конца ни гляди, все равно рукой его не ухватить. А вот прижать — давно пора. Вам поручено найти и разорить номера для беглых. Повторюсь: без Нико такое дело в Иркутской губернии поставить невозможно. Так что мимо него вам не пройти. А биться с ним весьма небезопасно. И рассказал я вам об Ононашвили с той целью, чтобы вы поняли: у него есть противники. Которые могут стать вашими союзниками.
— Это кто? — сыщик опять взялся за карандаш. — В таком сложном дознании любая помощь полезна.
— Первый так и называется — «союзник». В том смысле, что он председатель иркутского отделения «Союза русского народа». Зовут Петухин-Кошелев.
— Предлагаете с черносотенцами сдружиться?
— Почему бы нет? Вам какая разница? Тот погром в пятом году, когда перебили в Глазкове всех кавказцев, направлял именно Петухин. Он давно зуб точит на туземцев и борется, как может, с их засильем. Ну, сообщить адресочек?
— Давайте, — согласился коллежский советник. — Тут не до чистоплюйства.
— Вот-вот. Дядя вам и с агентурой поможет, у него свои люди повсюду. Сам Петухин держит пимокатное заведение на Старо-Сенной площади. У него с Соломонычем личные счеты с той поры. Удивляюсь, как он по улицам ходить не боится. Нико очень злопамятный.
Лыков записал адрес и хотел уже убрать книжку, но жандарм его остановил:
— Второй союзник еще хлеще. Это некий Бакрадзе. Грузин и бывший подручный Нико. Первостатейный бандит. Интересно?
— Бывший подручный? Интересно. Там обида?
— Еще какая, — сообщил Самохвалов с довольным видом. — Георгий Бакрадзе был из числа любимцев Ононашвили. Но между ними вышел личный конфликт. Поссорились два джигита. Не знаю уж, на какой почве, но теперь там лютая ненависть. Нико публично избил бывшего подручного, сильно избил. И унизил. Потом распустил слух, что Бакрадзе — доносчик. Прочие грузины от него отвернулись, но не все. Прежде тот был порядочный налетчик, кровь лил как воду. И некоторые усомнились. Теперь конфликт повис в воздухе. Ни одна из сторон не предпринимает никаких действий. Но взаимная неприязнь никуда не делась. Предлагаю вам ее использовать.
— А вы сами почему не попытались?
— Георгий не пошел со мной на контакт. Увы. Видимо, он еще не готов к прямой измене. У вас же руки развязаны: начальство далеко. Придумайте ему какой-нибудь фантик, в который он завернет свое предательство.
— Попробую, — согласился сыщик. — Ну, у вас все? Можно по домам?
— Можно. Для первого раза хватит, а так — обращайтесь! Хе-хе… Франчук вас проводит, а я еще посижу: у меня через полчаса следующая встреча.
Алексей Николаевич простился с очень информированным жандармом и поехал на Шестую Солдатскую. Надзиратель всю дорогу молчал и, только прощаясь, напомнил:
— Вы уж осторожнее там насчет источников.
Глава 9В поисках союзников
Лыков вышел из экипажа, стукнул в калитку. Тут же ее распахнули изнутри. Иванов посторонился, пропуская припозднившегося жильца:
— Извольте, ваше высокоблагородие.
Сыщик обернулся через плечо и увидел на углу фигуру.
— Это кто там маячит?
— С десяти часов стоит, будто на карауле, — ответил дворник.
— Черкес?
— Он самый.
Лыков развернулся и решительным шагом направился к туземцу. Тот не сдвинулся с места.
— Ты чего тут торчишь, паскудник?
— Хочу и стою. Ты что, купил весь тротуар?
Питерец развернул наблюдателя и дал сильного пинка. Кавказец вскочил с руганью, полез было в карман, но не решился.
— Еще раз тут увижу — буду твоей башкой гвозди забивать. Брысь отсюда!
Расправившись с уголовным, Алексей Николаевич вернулся.
— Стану их отучать, — сообщил он свои намерения дворнику.
— Может, и нам тоже гонять?
— Нет, вам нельзя. Они подадут жалобу мировому, и вас засудят.
— А вас?
Лыков удивился:
— Какой дурак станет судиться с полковником полиции? Мне можно. А вы просто держите ушки на макушке. Они могут и средь бела дня полезть.
— Мы бдим, — уверил сыщика Иванов. — Кто-то один всегда на месте и при оружии.
Было два часа ночи, и питерец не стал тревожить Ядвигу Андреевну, ушел спать в свою комнату.
Утром он явился в городское полицейское управление и первым делом отбил клерную телеграмму[26] Азвестопуло. В ней он срочно вызывал помощника в Иркутск. Сергей должен был проникнуть в город тайно, под видом беглого. Легенда для такой роли была заготовлена еще в Петербурге: титулярный советник подделывался под одесского контрабандиста, бежавшего из Александровского централа.
С телеграфа питерец направился к Аулину.
— Бернард Яковлевич, а кто такой Бакрадзе?
— Георгий? Бандит. А что?
— Он арестовывался?
— Нет пока. Улик против него не сыскать, показаний никто не дает.
— То есть головорез спокойно ходит по улицам Иркутска, не прячась.
— А что я могу сделать? — раздраженно стал оправдываться начальник сыскного отделения. — Арестовать? На каком основании? Выслать из города? Тоже нужен повод. Следователь не выпишет распоряжение просто так.
— У вас столько народа сидит в тюрьме месяцами безо всяких формальностей, — напомнил Лыков. — Ну хоть бы припугнули наглеца: ходи да оглядывайся!