— Познанский сам не в курсе, но обещает к нашему приходу найти его в своей канцелярии.
Письмоводитель счел нужным сообщить:
— Я, как получил телеграмму, стал его разыскивать. И не нашел. Мы не получали еще такой бумаги, ваше благородие.
— Точно не получали? Или получили и потеряли? — нахмурился полицмейстер.
— Все обыскал и входящий журнал смотрел. Нет нигде.
— А, — легкомысленно махнул рукой Бойчевский, — в первый раз, что ли, нам идти на говорильню не готовыми? Наболтаем чего-нибудь. Я больше чем уверен, что там какая-нибудь ерунда.
Бойчевский не ошибся. В девять вечера в кабинете начальника ГЖУ состоялось совещание. От общей полиции присутствовали полицмейстер коллежский регистратор Бойчевский, его помощник надворный советник Пирашков и коллежский советник Лыков. От жандармов, помимо хозяина, были начальник Иркутского районного охранного отделения ротмистр Лебедев[30], начальник Иркутского охранного отделения ротмистр Самохвалов и начальник ЖПУ Забайкальской железной дороги полковник Мартос.
Лыков познакомился со всеми голубыми мундирами, причем они с Самохваловым сделали вид, что впервые видят друг друга. Познанский на правах старшего пожурил питерца, что тот до сих пор не пришел к нему в гости. Затем помощник начальника, тот самый ротмистр Семеко, с важным видом взял со стола бумагу.
— Господа, зачитываю секретный циркуляр, по которому мы сегодня собрались. Преамбулу опускаю, перехожу сразу к сути. Департамент полиции сообщает следующее. В Управлении военных сообщений имеются сведения об особого рода взрывчатом снаряде, представляющем собой автомобиль, приспособленный для движения по железнодорожному пути без управления людьми.
На этих словах Семеко прервался и со значением поглядел на полковника Мартоса. Откашлялся и продолжил:
— В передней части автомобиля помещается адская машина, то есть заряд взрывчатого вещества с часовым механизмом, для взрыва через определенный промежуток времени. И с приспособлением для взрыва в случае встречи на пути какого-нибудь предмета. При пользовании таким автомобилем может быть причинен существенный вред железнодорожным сооружениям.
Ротмистр запнулся. Все слушали его молча, с важным видом; Мартос даже что-то конспектировал.
— Об изложенном, — чугунным голосом продолжил Семеко, — Департамент полиции предлагает поставить в известность как подлежащие жандармские полицейские пункты, так и чинов общей полиции в районах, прилегающих к железнодорожной полосе отчуждения, на предмет надзора за всякого рода вновь появляющимися автомобилями и моторами, которые могли бы быть со злоумышленной целью подготовляемы вблизи железной дороги для действия на последних. Подписано: директор департамента действительный статский советник Зуев. Скрепил заведывающий Особым отделом коллежский советник Виссарионов.
Ротмистр аккуратно положил листок на стол. Все с интересом обернулись на Лыкова. Тот невозмутимо глазел в потолок, хотя ему очень хотелось расхохотаться…
— Ну, — обратился к питерцу Познанский, — и как это прикажете понимать? Собрали в кучу занятых людей и… Ведь это же… А мы тут…
Полковник с трудом сдерживался. Как-никак Департамент полиции. Алексей Николаевич добродушно спросил его:
— Удивлены? Прогресс не стоит на месте.
— Хм. А сами вы как прокомментируете?
— Я уже привык. Вот весной участвовал в Особом междуведомственном совещании о мерах для борьбы с возможным осуществлением преступных замыслов при посредстве воздухоплавательных аппаратов. Вы тут не проводили подобных?
Начальник ГЖУ порозовел, а его помощник заржал в голос.
— То-то, — назидательно закончил мысль сыщик. — Радуйтесь, что сидите в глубинке, далеко от властителей.
— Но что нам делать с этим циркуляром, Алексей Николаевич? — взмолился Мартос.
— Курлов поручил составить протокол совещания мне. Вот и не забивайте себе голову. Я все оформлю, как надо. А вы потом подпишете.
— Отлично! — хором сказали присутствующие и стали уже было расходиться. Но тут взял слово ротмистр Самохвалов:
— Господа. Коли мы тут все так и так сошлись, прошу обсудить вопрос о Гидулянове. У меня есть новые сведения.
— Это интересно, — объявил Познанский. — И намного ближе к нашей службе, чем автомобили с адскими машинами. Начинайте, ротмистр.
Алексей Николаевич впервые услышал эту фамилию. Но из доклада начальника ИОО быстро схватил суть. Неделю назад в Иркутске случилось серьезное происшествие. Казначей 26-го Восточно-Сибирского стрелкового полка штабс-капитан Гидулянов сбежал вместе с полковыми суммами. Он прихватил с собой аж 160 000 рублей. Причем это была не рядовая кража, какие, увы, случаются нередко. Казначей украл деньги на нужды боевой организации эсеров. И теперь пытался перебраться с ними в Америку. Все силы полиции и жандармерии были брошены на ловлю беглеца, но пока безрезультатно.
— Наши коллеги напали на след Гидулянова, — доложил ротмистр, — и снова его упустили. Последние несколько дней он скрывался во Владивостоке, в Корейской слободке. Жил в доме некоего Нигирошокая, торговца вразнос. Видимо, корейца наняли за деньги, вряд ли тот идейный эсер… Жандармы не успели арестовать штабс-капитана, он ускользнул в последний момент. Думали, что сел на пароход и уплыл за океан. Но сегодня я перехватил письмо. Из Владивостока сообщили эсеровскому комитету железной дороги, что (охранник процитировал с листа дословно) «Виктор Васильевич возвращается обратно, сбить ищеек со следа, и деньги все при нем». О как! Надо бы принять голубчика.
Жандармы с полицейскими дружно зашумели. В таком деле каждый хотел отличиться. За возврат казенных сумм полагалась денежная премия — редкая возможность для людей, живущих на жалованье. Алексей Николаевич подсмотрел, как Бойчевский старательно записывал новые приметы Гидулянова. Одет в длинный желтый дождевик, на голове темная шапка английского покроя. Усы сбриты, имеет накладные бакенбарды, внешностью походит на эстонца. Особая примета — левая норка носа рваная…
Правоохранители расходились уже в одиннадцатом часу. Лыкова хотели подвезти, но он отказался и пошел пешком — хотел лучше изучить город. Уже через несколько минут сыщик пожалел об этом. На ближайшем углу его поджидали трое налетчиков, один держал в руках фунтовую гирю на ремне. Не раздумывая, питерец вынул браунинг и пальнул ему под ноги. Бандиты сбежали, но через пять минут из другой подворотни вылезли новые. Опять пришлось стрелять, на этот раз в воздух. Эдак обоймы не хватит дойти до Ядвигиного дома, стал опасаться Алексей Николаевич. Опасный город Иркутск!
Когда он переступил наконец порог, хозяйка ждала его и сразу бросилась на шею:
— Слава богу! Иван сказал: рядом с нами опять кого-то зарезали. Я места себе не нахожу.
— Иван — это кто? — отстранил женщину сыщик.
— Который Иванов, старший дворник. Его вызывали в понятые. Распороли живот старику, по виду крестьянин. Что можно взять у такого? А они не побрезговали.
Откуда-то взялась Феоктиста и принялась накрывать в гостиной. Поставила бутылку мускат-люнеля и бегом удалилась.
— По какому случаю гуляем? — кивнул на бутылку Алексей Николаевич.
— Ты пришел! Вчера не захотел греть мою холодную постель…
— Ядвига, я очень устал и хочу спать. Пока шел к тебе, пришлось дважды стрелять на воздух. Как вы тут живете?
— Как на бочке с порохом. Особенно я.
Лыков всмотрелся в лицо своей подружки. Под глазами у нее появились тени, изящный нос заострился. Ядвига Андреевна жила в постоянном страхе. «Нет, не похоже, что она утаила те ценности из ломбарда, — подумал сыщик. — Из-за тридцати восьми тысяч так усложнить себе жизнь? Глупо. Покойный муж вполне ее обеспечил. Кто-то оговорил вдову, и теперь ее могут убить. В отчаянии Космозерская схватилась за сильного, уверенного в себе мужчину, первого попавшегося. А он менжуется. Что же, теперь надо ее предать?»
— Ладно, подставляй бокал, — улыбнулся сыщик. — И подвинься поближе.
Глава 11Первые находки
Лыков вызвал Аулина на разговор в ресторан гостиницы «Коммерческое подворье», что на Тихвинской улице. Командированный распробовал все семь иркутских ресторанов первого класса и остановился на этом. Хотя номера находились неподалеку от Барахольного базара, публика в них селилась солидная: купцы и доверенные крупных обществ. А повар был умелец.
— Бернард Яковлевич, я тут изучил происшествия по Иркутску с начала года, — сказал питерец, отхлебывая «бергшлос». — Одно бросилось мне в глаза.
— Какое же?
— Двадцать третьего апреля в два часа ночи на Покровской улице околоточный надзиратель Емельяненко пытался задержать трех подозрительных людей. Они не подчинились его распоряжениям и побежали. Так и скрылись неопознанные. Но когда драпали, обронили сверток с чистыми паспортными бланками. Помните этот случай?
— Помню, — ответил главный городской сыщик. — И чем это вас заинтересовало?
— Ну как же? Восемьдесят паспортов, настоящих, не заполненных. Санатория для беглых очень нуждается в таких документах.
— Черт, вы правы. А мы тогда и значения не придали.
— Не помните, откуда украли бланки? Ведь вы были обязаны вернуть их по месту пропажи.
— Помню, Алексей Николаевич. Я сам отвез их Иконникову. Это заведывающий землеустройством и переселением в Иркутской губернии. Иван Софронович — коллежский советник, как и вы. Уважаемый человек.
— И как он объяснил пропажу?
— Да залезли в канцелярию и взломали стол. Денег там не было, и воры стянули паспорта. Их же можно продать, хоть вон там, за углом, на Барахольном базаре.
— Личности похитителей установить не удалось?
— Нет. Ребята быстро бегали. Я смутно припоминаю, что Емельяненко грешил на кавказцев. Мол, он за ними гнался, за носатыми. Правда, была ночь — чего он там мог разглядеть?
— Бернард Яковлевич, раздобудьте мне списки служащих в переселенческом управлении. И побыстрее.