— Он еще слаб, дайте ему, пожалуйста, передохнуть, — взмолилась сожительница.
И Лыков ушел прочь. Самое главное он узнал.
Коллежский советник заперся в номере и стал чертить на бумаге стрелочки и кружочки. Так-так… Слова Старжевского объяснили странное поведение Ядвиги. Она приблизила к себе сыщика с испуга, хотя не должна была этого делать. Неужели беглые поляки прячутся у нее в доме? Вполне возможно. Дом двухэтажный: внизу магазин, а наверху восемь комнат. Во дворе имеется флигель. Лыков в нем не был, но слышал разговоры, что туда хотят впустить жильцов. Имеются собственные баня и колодец. Прислугу можно прикормить, и она будет молчать.
Из слов арестанта следовал еще один вывод. Ядвига указала сыщику на дверь как-то второпях и под сомнительным предлогом. Это тогда удивило Алексея Николаевича: вся сцена показалась ему наигранной. Он не мог понять смысл. Теперь ясно, что к вдове скоро прибудут очередные секретные гости. И присутствие в доме чиновника полиции стало невозможным.
Додумавшись до столь нехитрой мысли, питерец поехал в полицейское управление. Взял в канцелярии свежие сообщения о побегах и начал внимательно их просматривать. Его интересовали поляки всех мастей: уголовные, политические, военные дезертиры. Таких оказалось немало.
Политический ссыльный Ежи Ясинский бежал из Якутска, переодевшись в форму семинариста. Делоизий Дзержинский, нижний чин 4-й Восточно-Сибирской стрелковой артиллерийской бригады, покинул часть с оружием в руках. А вот еще один Дзержинский, Феликс Эдмондов, уроженец Воложинской волости Ошмянского уезда Вильненской губернии. Возраст 35 лет, рост 2 аршина 7 и 3/8 вершка, телосложение слабое, волосы темно-русые. Бежал из селения Тасеевское Канского уезда. Ишь, с таким слабым сложением и лезет в политику…
Следующим сыщик выделил Александра Филаретовича Скоропись-Иолтуховского. 1882 года рождения, из дворян Подольской губернии. Живописец! Рост 2 аршина 6 вершков, телосложения хорошего, лицо чистое, глаза серые. Бежал из ссылки в селе Черемхово Усть-Удинской волости Балаганского уезда. Живописец вызвал у питерца особое подозрение. И по возрасту годится, и сложение приличное — чем не очередной любовник Ядвиге? Много ли в Иркутске водится художников? Все шансы у Скоропися обаять скучающую вдову…
Вдруг Лыкову попался свежий рапорт заведывающего каторжными работами на постройке Амурской колесной дороги. Он сообщал, что с колесухи сбежали сразу шесть особо опасных преступников. Все они боевцы, террористы из Варшавы, члены одной банды. Зигмунд Баранек (кличка Поважный), Франц Мрук (Куба), Юзеф Грушинский (Визирь), Михаил Денель (Божидар), Станислав Хмиловский (Чвартек) и главарь — Антон Гуральский по кличке Заглоба. Паны получили каждый по двенадцать лет каторги за нападения на полицейских и жандармов. Поди, считаются у себя на родине национальными героями. Алексей Николаевич сразу понял, что вышел на след. Если Ядвига выгнала его в ожидании гостей, эта шестерка и есть те гости.
Теперь нужно было правильно распорядиться своей догадкой. Идти в полицию Лыков не хотел — там все куплено. Пусть отличатся чины охранного отделения.
Не скрываясь, коллежский советник явился к Самохвалову. На всякий случай он проверился, слежки за ним не было. Ротмистр оказался на месте и принял его сразу. Алексей Николаевич честно рассказал ему все с самого начала. Как он случайно спас от гибели владелицу магазина лодзинского платья на Шестой Солдатской улице. Как та пригласила его поселиться в доме и стать защитником. Как, спустя неделю добрых отношений, госпожа Космозерская в один миг выставила своего спасителя на улицу под надуманным предлогом. И что потом насчет этого сообщил сыщику раненый мошенник Старжевский. Заключил свой рассказ питерец копией рапорта начальника каторжных работ на колесухе.
Самохвалов изучил бумагу, тщательно расспросил гостя и согласился:
— Ваше предположение очень правдоподобно. Я тоже вчера получил этот рапорт. И уже думал, где мне искать боевцев. А тут вы. Замечательно. Вы хотите, чтобы мы установили наблюдение за домом вдовы?
— Да. Вряд ли все шестеро поселятся у нее. Слишком много, сразу заметят. Скорее всего паны разделятся на несколько групп. Но кто-то наверняка въедет во флигель.
— Вы не допускаете, что беглые уже там? Не зря же вас выставили в такой спешке.
— Допускаю, ротмистр. Надо срочно наладить наблюдение. Какие будут мысли на сей счет?
Начальник охранки подошел к карте.
— Угол Большой и Шестой Солдатской… Напротив детский приют императрицы Марии Федоровны. На одном углу — отделение Русско-Китайского банка, на другом — «Гранд-Отель». А следующее домовладение по улице — постоялый двор Ситникова. Удобное место!
— У вас есть где-то осведомители?
— Конторщик Ситникова, который отвечает за прописку постояльцев.
— Одного его недостаточно, — возразил Лыков. — Вы не можете подселить кого-нибудь в приют? Желательно на верхний этаж, откуда лучше обзор.
— А почему не в «Гранд-Отель»?
— Там много чужих глаз, могут заметить наблюдателя.
Жандарм с сыщиком крутили так и эдак и решили устроить в приют новое лицо. Верхний этаж здания занимали квартиры персонала. Уже на следующий день там поселился ревизор ведомства императрицы Марии, который приехал из Красноярска. Человек обложился бумагами, затребовав отчеты за последние пять лет. Он щелкал костяшками счетов до позднего вечера.
К большому удивлению Лыкова с Самохваловым, результат наблюдения был получен сразу. Агент доложил: во флигеле дома Космозерских поселились несколько жильцов. Он сам видел двоих. Баня топилась целый день, явно не для хозяйки или дворников.
Пришли топтуны и стали наводить справки в округе. Кухарка Феоктиста купила у мясника десять фунтов говядины, а в пивной лавке — три дюжины венского. Сама дотащить не смогла, пришлось нанимать рассыльного.
Последней подсказкой стал визит вдовы в чаевую на Барахольном базаре, принадлежавшую братьям Родонай.
— Она явилась за паспортами, — констатировал Лыков.
— Думаете, паны переберутся от вдовы прямо в санаторию для беглых? — воспрянул ротмистр. — Тут бы мы и накрыли все заведение. Пройдя по их следам. Взять с поличным — что может быть лучше?
— Эх, Александр Ильич, если бы это было так просто… Шесть человек сразу приехать не могут, им придется разбиться на группы. По двое-трое. Следить за ними по отдельности нелегко. Вдруг упустим кого-нибудь? А сама санатория устроена в глухомани, в которой каждое новое лицо сразу бросается в глаза. Как там встретят ваших филеров?
Ротмистр сник:
— Думаете, лучше взять панов здесь? На Шестой Солдатской?
— Да. Они сами заперлись в ловушку. Судя по количеству мяса и пива, все беглые временно поселились у вдовы. Вряд ли это продлится долго, они начнут рассредотачиваться. Надо брать их сегодня ночью, разом. Шестеро боевиков! Думаю, с оружием. Готовьте операцию.
— Вы пойдете с нами?
— Увольте, — отрезал сыщик. — Боевиков я не боюсь, а вот Ядвигу Андреевну опасаюсь. Еще глаза выцарапает. И так уже шпиком обозвала.
В результате коллежский советник остался ждать результатов ареста у себя в номере. В четыре часа утра к нему постучался посыльный и вызвал в охранное отделение. Самохвалов с красными от недосыпания глазами радостно доложил:
— Взяли!
— Всех шестерых?
— Всех. Один ушел в половине двенадцатого по какой-то надобности. Дали дойти до угла с Малой Блиновской и накрыли. А остальные отыскались в доме госпожи Космозерской, как вы и предполагали. Четверо во флигеле, а пятый — в самом доме. В спальне Ядвиги Андреевны.
— Вот любвеобильная особа, — смутился сыщик. — Обошлось без стрельбы?
— Мы ворвались внезапно, дворник впустил. И повязали всех спящими. Но когда атамана вывели из спальни в коридор, он вдруг сиганул в окно. Никогда такого не видел, Алексей Николаевич. Раз! — и со второго этажа на двор. Вышиб своим телом раму вместе со стеклом. Как только не убился?
— Это Гуральский-Заглоба?
— Он самый.
— Должен был весь порезаться.
— Ловкач! Накинул на голову пиджак — и скакнул. Несколько царапин на руках, и только.
— Далеко он убежал?
— Со двора выскочить успел, но снаружи стоял городовой и сгреб прыгуна в охапку.
— Александр Ильич! Теперь карты у вас в руках. Допрашивайте панов с утра до ночи, без отдыха. И вдову тоже. А я с вашего разрешения спрячусь в кустах. Пусть это будет полностью ваше дело. Мой интерес — номера для беглых.
— А самому неужто не хочется?
— Боюсь, — честно признался коллежский советник. — Введут Ядвигу Андреевну, а она спросит: ну и как я тебе в постели? Натворил я делов, Александр Ильич. Ладно хоть вовремя выпутался. Так что колите без меня.
Днем случился казус. Лыкова вызвали в РОО[37]. Ротмистр Лебедев узнал об успехе Самохвалова и о роли в этом приезжего сыщика. И решил наладить с ним свои отношения.
— Господин коллежский советник. Вот, чем могу. Примите в подарок мой совершенно секретный отчет о состоянии преступности в городе Иркутске. Надеюсь, это станет началом наших добрых связей. И в следующий раз вы придете за помощью не к моим подчиненным, а ко мне.
Командированный поблагодарил и удалился. В номере он изучил подарок и понял: это была копия рапорта Самохвалова, который тот дал сыщику еще неделю назад. Слово в слово. Только подпись в конце стояла Лебедева. Не успел он этим возмутиться, как появился унтер-офицер из губернского жандармского управления и пригласил Алексея Николаевича к полковнику Познанскому. Там история повторилась. Полковник опять пожурил питерца за то, что не сотрудничает, и подарил ему третий экземпляр того же самого рапорта. Но теперь уже за своей подписью. Алексей Николаевич с трудом скрыл улыбку, пообещал заходить почаще и удалился.
Арест боевцев ничего не дал сыщику. Все они не сказали на допросе ни слова. Ядвига Космозерская была отпущена без предъявления обвинения — паны обелили вдову. Знать не знала, ведать не ведала… Местонахождение номеров для беглых по-прежнему оставалось загадкой.