— А я вам поясню почему. Через Илимск ведется снабжение Олекминско-Витимской золотоносной системы. Там тысячи рабочих, их надо кормить, одевать, поить водкой. И возок вашего Саблина теряется в этом потоке, делается незаметным. Тракт идет на Киренск, а оттуда по Лене грузы сплавляют до Витимского. Пароходы сворачивают в речку Витимку и через триста пятьдесят верст разгружаются в Бодайбо, столице золотопромышленности. Я больше скажу: Илимск и живет благодаря приискам. Весь старательский сезон надо туда доставлять массу товаров. А в октябре, когда прииски закрываются до весны, рабочие возвращаются к себе. И в вашем городишке спускают последние деньги. Ведь они получили расчет, а многие и золотишко тащат, что утаили от хозяина. Их начинают спаивать и раздевать еще в Витимском, продолжают в Киренске, а добивают здесь. Почти все приходят в деревню с пустыми карманами. А у других и дома-то никакого нет, им сам бог велит пропить выручку. Прошел этот люд, как войско Мамая, выдул целый Байкал водки, и опять в Илимске тишина. До весны.
Сыщик выслушал спич жандарма и сделал неожиданный, но правдоподобный вывод:
— Значит, грузинская дружина готовит экс на сентябрь или начало октября.
— Почему вы так решили?
— Ну, когда через город пойдут тысячи людей, боевиков уже не спрячешь. Надо убрать их с чужих глаз загодя.
Самохвалов задумался, потом согласно тряхнул головой:
— Так и есть. Похоже, мы знаем время. Осталось выяснить место.
— А что в Иркутске самое ценное? Где можно ожидать осенью большого прихода наличности?
Ротмистр опять задумался и морщил лоб долго.
— М-м-м… На железной дороге каждую неделю копятся крупные суммы, которые надо свозить в казначейство. В таможне с окончанием лета собирается много пошлины. Причем в золотой монете! Чайный склад Высоцкого закрывает сезон весьма солидно. И те же старатели несут в золотоплавильную лабораторию свою добычу. Вот, пожалуй, главные точки скопления денег.
— Придется все их взять под наблюдение. Согласны, Александр Ильич?
Ротмистр развел руками и запел знакомую песню, что людей не хватает. Лыков пропустил ее мимо ушей и завершил разговор еще одной новостью.
— Я попробую вам помочь с объектом, — сказал он Самохвалову. — В город прибыл мой помощник титулярный советник Азвестопуло. Под видом беглого арестанта.
— «Демон»? — ахнул жандарм. — Я думал, их совсем не осталось.
— Сергей Манолович, возможно, последний. Уж очень опасно: начальство запретило внедрение сыщиков в уголовную среду. Я весьма надеюсь на Сергея. Его задача — проникнуть в Илимск и стать номерантом притона.
— Однако вы, Алексей Николаевич, мастак. Ну, мастак! Сразу с двух сторон заходите. И осведомителя завербовали, и своего человека хотите внутрь запустить.
— Александр Ильич, мне пора. Я поехал в Красноярск, на день-два. А вы пока ориентируйте негласную агентуру на Илимск. Только очень осторожно. Преступники не должны догадываться, что нам известен их бивуак.
Улица Кругобайкальская спускается с Кайской горы к железнодорожному вокзалу. Она вся уставлена винными лавками, портерными и меблирашками. Из них номера Ононашвили самые престижные и предоставляют более всего удобств.
В кофейню при них в полдень явился незнакомец. Смуглый, серьезный, одет без претензий, но что-то в его лице настораживало. Поэтому, когда человек попросил позвать Лазаря Константиновича, официант сразу отправился за хозяином.
Вышел толстый, с одышкой, мужчина, посмотрел на гостя и спросил:
— Ну и кто вы?
Тот ответил по-гречески, и весь дальнейший разговор шел на этом языке.
— Мне бы пожить где-нибудь в спокойном месте. Я заплачу.
— Но я так и не дождался ответа на свой вопрос.
— В документе написано, что меня зовут Раздеришин. На самом деле я Серега Сапер. Слышали?
Толстяк равнодушно пожал плечами:
— Что-то говорили люди, да не помню подробностей…
— Понимаю, чужому верить глупо. Вы наведите справки. Например, у Спиридона Фанариоти.
— У Фанариоти? Из Одессы?
— Да. Вы ведь у него кофе покупаете?
— Ну, и у него, и у других…
Гость насупился:
— У каких таких других? Может, и у Абрама Немого?
Попандопулос с вызовом ответил:
— А хоть бы и у него. Нельзя, что ли?
— Ай-ай-ай. Грек должен покупать у грека, а не у еврея. Вы же знаете, что в Одессе между ними идет война. Спиридон говорил мне о ваших отношениях. Вы берете три пуда в месяц, а могли бы брать десять. Лазарь Попандопулос снабжает кофейным зерном всю Восточную Сибирь. Но предпочитает кормить жидов, а не своих соотечественников.
— А он говорил вам, что у Немого кофе на пятнадцать процентов дешевле? — рассердился хозяин. — Пусть сбавит цену, и я буду покупать у него.
— Он готов сбавить. Телеграфируйте ему и убедитесь. Еще попросите для меня денег, Фанариоти должен Сергею Маноловичу Азвестопуло триста рублей. Могу я получить их через вас? Самому мне идти на почту неудобно. Я, видите ли, с этапа утек.
Попандопулос, когда услышал последнюю фразу, взял гостя за руку и отвел в задние комнаты.
— Здесь нас никто не слышит. Как уж вас зовут?
Тот повторил.
— А кличка Серега Сапер? Да, был про вас разговор, но давно. Откуда вы взялись?
— На поезде приехал из Красноярска. Плейтовал из тамошней пересылки. Неохота сидеть четыре года, сами понимаете.
— А чего же сюда, к нам? Почему не на запад?
Азвестопуло усмехнулся:
— Они тоже так думают и будут искать меня в тех поездах. Про Иркутск им и в голову не придет. Ну так что? Будет время сходить на телеграф?
Хозяин кофейни недовольно пробурчал:
— Сколько дней ваши три сотни будут идти до Иркутска?
— А вы, Лазарь Константинович, из своих отдайте. Сразу. А с Фанариоти сделаете взаимозачет за поставки.
— А он согласится?
— Согласится. Вы телеграфируйте и узнаете. Адрес у вас есть.
Попандопулос наконец решился:
— Сидите покуда в этой комнате. Я скажу Вахтангу, что вы мой гость до вечера.
— А потом?
— Потом будет видно. Можете покушать, выпить. Есть настоящая метакса.
— А табак?
— Турецкий, высший сорт. Сейчас распоряжусь. Документ свой покажите.
Азвестопуло отдал путевой вид. Толстяк изучил его и хмыкнул:
— Приметы хлоркой вытравливали? Заметно.
— Лучше такой, чем никакого. Поможете достать хорошие бумаги? Чай, где-где, а в столице беглых — это не проблема. Таких, как я, здесь сотни.
— Сначала надо…
Хозяин не договорил, махнул рукой и вышел. Но и без слов было ясно, что он имел в виду: сначала убедимся, что ты Серега Сапер…
Потянулись часы ожидания. Зашел молодой грузин, поставил на стол шашлык с лавашем. Хотел выйти, но грек остановил его:
— А мне метаксы обещали.
— Сейчас принесу.
— Неси, князь, неси. И быстрее — в горле пересохло!
Заполучив коньяк, гость опять пристал к Вахтангу:
— Скажи, князь, а у вас тут в карты играют? Так, чтобы на интерес.
Тот посмотрел на развязного посетителя с осуждением и ответил:
— Ты сначала пропишись, про карты потом спрашивай, да. Мы тебя в первый раз видим.
Ушел и больше не появлялся до вечера. Грек наелся, выпил три рюмки метаксы и заскучал. Вышел в коридор, отыскал уборную, справил нужду. Ему встретились люди, все сплошь кавказцы, и косились они на незнакомца с какими-то ухмылками. Тот принимал их невозмутимо.
Уже в сумерках «князь» втащил в комнату подушку и тонкий засаленный матрац.
— Эй, Лазарь Константинович обо мне не забыл? Долго еще тут торчать? А где одеяло?
Грузин молча вышел. Азвестопуло потянулся и сказал сам себе:
— Ну раз так, надо отдохнуть.
И уснул сном праведника.
Утром его разбудил Попандопулос:
— Сергей Манолович, просыпайтесь! Идем со мной.
Беглый протер глаза и попросил сначала умыться. Вышел из уборной — его уже ждали двое. Один был старый благообразный доктор с медицинским саквояжем, а второй — черноволосый грузин с хищным лицом абрека.
— Айда, — коротко приказал грузин.
Гостя завели в соседнюю комнату, и доктор внимательно осмотрел его руки и ноги.
— Запустили вы свои болячки, — посокрушался он. — Никогда прежде не носили кандалов?
— Носил, да, видать, разучился. Еще подкандальники, дурак, в карты спустил.
Доктор смазал ссадины мазью, оставил склянку на подоконнике. Велел назидательно:
— Утром и вечером! Не забывать!
Эскулап вышел, а вместо него появился содержатель кофейни.
— Ну, ваше дело сделано, — сообщил он соотечественнику, протягивая пачку купюр. — Вот три сотни. Фанариоти подтвердил.
Азвестопуло пересчитал деньги и спросил деловым тоном:
— Сколько запросите за новые бумаги?
— Смотря что вы хотите.
— Дворянский бессрочный паспорт. С иркутскими отметками.
Абрек внимательно смотрел на Сергея, фиксируя каждое слово и каждый жест. Попандопулос повел разговор в снисходительном тоне:
— Ваших трех сотен хватит на что-то одно. Или на документы, или на проживание где-нибудь в тихой окраине. К ноябрю придется уехать, наличность закончится. Что выбираете?
— Если есть руки и голова, деньги можно заработать.
— Это каким образом?
— Серега Сапер с голоду не помрет. Давай так: найди мне адресок, куда фараоны не ходят. И шпалер достань. За все плачу пятьдесят рублей.
— И что потом?
— Через неделю, Лазарь, я буду при деньгах. Приду к тебе в карты перекинуться. Впустишь?
Грузин одобрительно усмехнулся и поддержал:
— Фартовому больше недели и не надо.
Наклонился к греку и спросил:
— Слушай, а почему тебя Серега Сапер зовут?
— Служил в саперном батальоне. Ты для чего интересуешься?
— Несгораемый шкаф можешь взорвать?
— Конечно. Только учти, кацо, не знаю, как звать, что бумаги в том шкафу превратятся в пепел. А вот золото-серебро останутся.
— А так, чтобы и бумаги уцелели?
— Тоже можно, но это сложнее. Надо заряд подбирать, и капсюль не всякий подойдет. Ты кто?