— Исидор Махарадзе. Я в Иркутске при больших делах.
Грек приосанился:
— Я тоже не мальчик-с-пальчик. Спроси в Одессе, спроси в Ростове с Нахичеванью, тебе скажут. А где надо ящик вскрыть?
— В Каинске.
— А, в «сибирском Иерусалиме»![40] Но ведь там в большом выборе меха. Не они ли будут в том ящике лежать?
— Угу. Соболь, вах, много соболя.
Беглый задумался:
— Надо ехать, медведя[41] смотреть. Как я тебе не глядя скажу?
Абрек обратился к хозяину кофейни:
— Лазарь, сделай ему паспорт по-быстрому. Мы в Каинск махнем. Нико торопит.
Попандопулос возразил:
— Нельзя сейчас Азвестопуле никуда ездить. Он три дня как сбежал, его ищут везде. Говорят, начальника Красноярской конвойной команды в гауптвахту посадили.
— Ай, черт! А мне быстро надо. Скоро соболей в Лейпциг увезут, неделя-две, и тю-тю. На пятьдесят тысяч шкурки.
Сергей остановил грузина:
— Погодь, погодь. Ты сказал, товар лежит в несгораемом шкафе. Соболий мех на пятьдесят тысяч — это большой объем, ни в один шкаф не уберется. Разве в банковское хранилище, но в Каинске таких нет. Темнишь, Исидор.
Его собеседники переглянулись, и Махарадзе ответил с напускной беззаботностью:
— Может, и не в сибирском Иерусалиме тот шкаф. И не меха там, а шлихтовое золото. Когда пойдешь со мной на дело, узнаешь подробно. А скажи, что нам понадобится?
— Динамит, капсюли, шнур Бикфорда. Да этого добра в Иркутске завались. Для нужд горного округа все запасено. Не лопатой же у вас в Бодайбо шурфы роют или в Черемховских копях уголек добывают?
— Да? Может, скажешь, и где лежит взрывчатый материал?
— А вы будто сами не знаете? — бойко ответил Азвестопуло.
Грузин продолжил расспросы:
— А ежели мне надо людей не убить, а напугать, чтобы не противились?
— Тогда лучше бросить им под ноги железнодорожные петарды. Мы так в Ростове сделали, когда ломбард брали. Хорошо получилось. Народ наряхался, все попадали на пол со страху.
— Что за петарды и где их взять?
— Да это хлопушки, но взрываются так, будто бомбу швырнули. Путевые сторожа имеют их в своих будках. Когда путь поврежден, они бегут навстречу поезду и кладут их в таком порядке: одну на правый рельс, через двадцать пять саженей на левый, а еще через столько же — опять на правый.
— И что? — спросили иркутяне.
— Как что? Машинист ведет паровоз и вдруг слышит три хлопка под колесами: справа-слева-справа. Сигнал срочного торможения.
— Хорошая штука, — одобрил Махарадзе. — Говоришь, громко бабахает?
— Если в помещении, то все обделаются. Решат, что фугас взорвали.
— Он мне нравится, — обратился Махарадзе к Попандопулосу. — Нужный человек, именно такого Гоги искал.
— Ты бы сначала присмотрелся, — осторожно ответил тот. — Вдруг у Сергея Маноловича другие планы?
— Планы у меня есть, господа, — подтвердил гость. — Я хотел бы до октября пересидеть в уютном уголке. Говорят, такой имеется, и называют его заимкой.
— И кто тебе насвистел? — сразу насторожился грузин.
— Ты его не знаешь, — хладнокровно ответил грек. — Это было во Владимирском централе, в польском корпусе[42]. Мишка Прыщавый рассказал на всю камеру.
— Прыщавый? Налетчик с Боготяновки?
— Вишь ты, да вы знакомцы? Ну тогда слушай дальше. Он говорил, а может, пулю отливал, что где-то у вас прячутся за деньги беглые. Там можно поселиться и переждать. Лазарь Константинович, правда это или как?
— Не знаю, но могу узнать.
— Узнай, пожалуйста. Деньги у меня есть, пусть спрячут до снегопадов.
— Эх, генацвале, тебе твоих денег до зимы не хватит, — язвительно усмехнулся Махарадзе. — Ты их таксу знаешь, нет? Я тебе скажу. Жить стоит сто рублей в месяц. А ведь еще и паспорт придется купить. Клади еще пятьсот. Билет до Москвы в третьем классе семьдесят пять. Ну, сколько набежало? Чуть не тыща. А у тебя всего три сотни.
— Фанариоти за тебя тысячу отдаст? — подхватил Лазарь.
Азвестопуло покачал головой:
— Спиридон рад бы, да не сумеет. У него осенью большая партия специй придет, он оборотный капитал собирает.
— Какая тебе тогда заимка?
— Вернемся к тому, с чего начали, — хладнокровно ответил Серега Сапер. — Продай мне револьвер, через неделю деньги будут.
— И как ты пойдешь на делопроизводство? Иркутска не знаешь, документ у тебя с подтерками. Скажу тебе как грек греку: лучше держись за Исидора. Он человек влиятельный, с самим Ононашвили знается.
— В Красноярской пересылке что-то говорили про вашего «ивана», да я не слушал.
— А зря. Николай Соломонович не просто «иван», бери выше. Он «иван иваныч», здешний заправила.
— И что мне толку с вашего заправилы? Все просто: я вам — деньги, вы мне — услугу. Пересидеть месяц-другой. И я уеду. Если это стоит тысячу, ну, значит, пойду ее зарабатывать.
— На земле Нико и без его разрешения?
Азвестопуло рассердился не на шутку:
— Я всю жизнь делаю, что хочу и где хочу. И ни у кого разрешений не спрашиваю! Здесь тоже не буду. Что за порядки в Иркутске? Фартовому человеку надо кому-то в ноги кланяться?
Местные только посмеялись:
— Ишь, раздухарился… В чужой монастырь со своим уставом лезешь? Погоди, сперва осмотрись.
Разговор завершился в целом доброжелательно. Махарадзе сказал новичку:
— Ты мне подходишь. Я поговорю насчет тебя с хозяином.
— Это с «иван иванычем»?
— С ним. Без ведома Нико тут ничего не делается, привыкай, раз попал сюда. Но он сильный человек. Под его рукой можно хорошо устроиться. Только сначала мы тебя проверим в деле. А то — я Серега Сапер, я Серега Сапер… Вот и поглядим, чего ты стоишь.
Грузин сказал греку тоном начальника:
— Лазарь, устрой его до завтра у себя. Я все приготовлю и заберу.
— А шпалер дашь? — оскалился беглый.
— Когда придет время. А просто так шуметь в Иркутске нельзя. Ты, Серега, не кисни. Жизнь у тебя будет веселая, и в столицы уедешь к зиме не с пустыми руками. Держись за нас, не прогадаешь.
Когда Махарадзе ушел, хозяин кофейни пояснил:
— Исидор владеет кухмистерской «Заря» на Александровской улице. Вон ее в окошко видать… Переедешь к нему, там есть флигель. Постарайся с Махарадзе договориться. Вроде ты ему понравился. Он серьезное дело готовит.
— А чего он глупые вопросы задавал? Про соболей в шкафу, про петарды.
— Проверял, не болтун ли ты.
— Языком всякий набрешет. Пусть проверит меня на гранде[43].
— А так и будет. Ну, живи покуда здесь, в кофейню не лезь. Мало ли что? Иногда сыскные заходят. Сюда они не суются, потому как Николай Соломоныч им запретил.
— Запретил? Сыщикам?
— Ну, не прямо так, но… в общем, узнаешь в свое время. Бумаги твои паршивые, мы тебе получше сделаем. Без документов на улицу все равно нельзя. Тут приехал какой-то Лыков, из самого Петербурга. Начальство перед ним тянется, ввели в моду облавы. Не дай бог, попадешься.
Азвестопуло провел еще одну ночь в задних комнатах кофейни Попандопулоса. Наверху скандалили постояльцы номеров, кого-то с руганью выкидывали на улицу. Полиция на шум так и не пришла, и веселье продолжилось.
После сытного завтрака Лазарь Константинович повел гостя на второй этаж. В большой светлой комнате сидел и грыз миндаль мужчина кавказской наружности, седоволосый, с широкими плечами и тяжелыми кулачищами. Он посмотрел на вошедшего исподлобья. Словно в душу хотел залезть без мыла…
— Ну, говори, с чем явился.
— Здравствуйте, господин Ононашвили. Меня зовут Азвестопуло, я фартовый человек. Независимый. Попался тут неудачно в Одессе, пришлось бежать с этапа. Нуждаюсь в укрытии, о чем и прошу. Готов отработать.
— Независимый… Знаешь, я не люблю независимых. От них хлопоты потом случаются.
— Со мной не будет. Закон гостеприимства знаю, в колодец не плюю.
— Посмотрим. Чем занимался, что умеешь делать?
— Моя специальность в Одессе называется скок, а в Ростове — вентерюшник.
«Иван иваныч» с интересом воззрился на гостя:
— Специальность? Умничаешь?
— Так теперь в столицах говорят, — с достоинством ответил тот. — А я гимназию окончил… почти.
— Где хищничал?
— Не хищничал, а трудился в поте лица. Хорошо знаю Ростов, Одессу, Николаев, Мариуполь, немного Киев и Москву. Сам родом с Одессы, начинал, как и полагается порядочному греку, шмуглером.
— Кем-кем?
— Шмуглером, то есть контрабандистом, — пояснил Азвестопуло. — Могу что хочешь достать, связи при мне. Скажите, что вам надо, и через две недели будет здесь.
— У меня таких доставал целый карман без тебя, — отмахнулся Нико. — Еще что умеешь? Почему тебя прозвали Серега Сапер?
— Служил в Тринадцатом саперном батальоне, он в Ялте квартирует.
— И что с того?
— А то, что умею шкаф несгораемый открыть. Любой. Правда, бумажки в нем могут сгореть.
— А чего Исидор говорил про петарды?
— Есть такие хлопушки, удобная вещь при налете. Я уже два раза использовал — очень хорошо выходит.
Беглый рассказал подробно про петарды, где их достают и как применяют. Ононашвили слушал с нарастающим интересом. Когда Сергей закончил, он поковырял в носу и сказал Попандопулосу:
— Исидор прав, он может быть полезным. Наши костоломы могут только крушить. Поляки шкаф подломят и половину себе заберут. А этот… С петардами хорошая мысль. Достань несколько штук и испытай. Помещение выбери похожее по размеру.
— Слушаюсь.
— Теперь ты, — «иван иваныч» опять повернулся к гостю. — Просишь убежища и готов платить. Только платить тебе нечем, а? Ты опять просишь, но уже шпалер. Выйдешь с ним на улицу и попробуешь кого-нибудь раздеть. А по твоему следу сыщики явятся. Зачем мне это?
Азвестопуло хотел возразить, но атаман властно пресек его попытку и продолжил: