Камни. Слухи. И одно в другом
Какими путями бродят слухи? Какими тайными тропами пробираются известия от одного к другому, так иногда хитро и замысловато, что даже самые тщательно хранимые секреты становятся достоянием всех и каждого? А иные известия так по дороге видоизменяются, что и смех и грех. Мухи, как говорится, становятся слонами, а парочка китайских торговцев с тремя горстями товаров превращаются чуть ли не в царский поезд, возглавляемый принцем крови маньчжурской династии.
Это я к тому, что зря предупредил о скором прибытии незваных гостей из сопредельного государства кое-кого из томских купцов на балу по случаю венчания Никсы с Дагмарой. А с чего бы еще Тецков с товарищами решил вдруг озаботиться уличным освещением?
Вдоль Почтамтской и раньше кое-где столбы с лампами стояли. И их даже иногда зажигали. На Рождество там или когда в город кто-нибудь из высокого начальства приезжал. Но теперь магистрат к этому вопросу решил подойти с прямо-таки купеческим размахом. Масляные лампадки заменить на керосиновые, количество фонарей вдоль главной улицы города удвоить и включить в освещаемый ночами район еще Миллионную, Магистратскую и Соборную площадь.
Оказалось, уже и подрядчик выбран, и горючей жидкости запас сделан. Просто, мол, ваше превосходительство, одно к одному совпало. Ага, как говаривал незабвенный Степан Иванович Гуляев! А я так сразу и поверил! Особенно глядя, как вдруг в один день все ямки и выбоинки на волтатисовских мостовых новым отсевом засыпали и колотушками уплотнили. А домовладельцев, чьи заборы выходили на центральные улицы, подобру-поздорову попросили облезлые доски побелить или покрасить.
Непонятно только, с чего это городской голова решил китайцам пыль в глаза пускать? Было бы кому! Я бы еще понял, если бы к нам кто-нибудь из великих князей засобирался, а то китайцы. Если верить рассказам Васьки Гилева и Андрея Густавовича Принтца, этим желтолицым любое из наших сел за Европу сойдет. А города и подавно. Их Кобдо – столица Внешней Монголии – дыра дырой. Штабс-капитан говорил, что даже разочарован был и крепостью тамошней, и архитектурой.
Следом за купцами засуетились и мои вояки. Я имею в виду губернского воинского начальника полковника Денисова, командира Томского батальона, полковника Кошелева и исправляющего должность командира 12-го казачьего полка сотника Безсонова. В районе летних лагерей ежедневно дым… в смысле пыль коромыслом стояла. Оставшаяся в городе рота с сотней кавалеристов тренировалась маршировать. Ну то есть пехота шаг печатала, а казаки… как это правильно называется-то… вольтижировкой занимались. Денисову наскучило, что ли, рекрутов подсчитывать? Решили нечаянный парад устроить? Продемонстрировать, так сказать, силу империи.
Ну да бог с ними. Хотят ерундой заниматься, пусть занимаются. Хотя бы чтобы солдатики без дела не сидели. От безделья в голове всякие вредные мысли появляются. Пересыльная тюрьма пуста. Ссыльных поселенцев и кандальников развезли кого куда. Часть вдоль нового Чуйского тракта уже жилища себе достраивает, другая часть каторжные остроги ладит. Положенный контингент дальше на восток отправили. Там Кругобайкальскую дорогу в скалах вырубать тоже кто-то должен. Батальону только посты возле всевозможных государственных учреждений да тюремный замок остались. А там только заблудившийся крестьянин – развлечение. Обычно тишина и скука.
Казаки, правда, временами на трактах беглых ловят. Каторжников – только иногда, а вот бродяг, родства не помнящих, чуть ли не каждый день. Особенно на западном направлении. На Урале голод. Крестьяне целыми семьями снимаются с места и бредут в поисках сказочного Лукоморья на восток. А чтобы обратно не возвращали – «забывают» фамилии. По закону – год каторжных работ и поселение на свободных землях. Чайковский пятьдесят тысяч пудов кокса и вдвое больше древесного угля для начала хочет. Говорит, к Введенским праздникам первое железо даст. Вот те самые бродяги мне заказ Ильи Петровича и выполняют. Обживутся, растолстеют, а там, глядишь, так и останутся при заводах.
Эти нечаянно совпавшие с прибытием китайской торговой делегации приготовления меня только радовали. А вот другие слухи – вовсе нет. Вот откуда, скажите на милость, томичам стало известно, что у меня карта месторождений есть? Яков Ильич Акулов – управляющий моего страхового общества – при каждой встрече «хоть единым глазком» посмотреть просит. Однажды на заседание магистрата зазвали, так и там гм… тактично намекали. Есть там еще один неугомонный Яков. Только не Ильич, как Акулов, а Иванович. Кандидат, то есть заместитель городского головы, купец первой гильдии Яков Иванович Петров. Умный и властный мужик. И с несгибаемой волей. Говорят, он раза три разорялся до того, что мебель из дома распродавать приходилось. И каждый раз вновь поднимался. Занимался торговлей – лавок штук тридцать по городу имел. Недавно вот транспортным бизнесом увлекся. Пока кирпич в Томск свозил с окрестных заводиков, но уже и к Нестеровскому с предложениями обращался. Уголь с Анжерских копей возить хочет.
А тут пристал как банный лист. Желает, мол, совместно с зятем своим, нарымским второй гильдии купцом Титом Кайдаловым что-нибудь полезное для Отечества из земли выкапывать. Наверняка, дескать, не углем единым земля Сибирская богата. Может, и еще что-нибудь для них в моей карте сыщется?
Главное, спрашивает один, а ответа ждут все. Сидят улыбаются. А глаза жесткие. Нехорошие такие глаза. Вроде как что это ты, господин начальник, от общества бумагу свою прячешь? И сам не ешь, и другим не даешь…
Подумал я и объявил, что готовлю аукцион концессий. Вскорости и условия обнародую. Что где лежит, сколько примерно денег нужно для разработки и какие дополнительные требования я от лица империи буду предъявлять. Взглянул на хитрые морды и добавил, что, если на месторождение меньше трех заявок будет, оно с конкурса будет сниматься.
Потом уже, по дороге домой, сам себя корил. Отчего мне эта мысль раньше-то не пришла? Цемент нужен? Еще как! И цемент, и известь. Асбест, графит, медь, цинк и олово. Руда железная. Оптическое стекло. Гранит облицовочный и мрамор. Нефть и углехимия. Что, я все это сам должен осваивать? Пусть и другие потрудятся на пользу края. Я только социальные гарантии для работников буду требовать, чтобы мастеровых не обижали. А наш с Асташевыми банк под это все кучу кредитов раздаст. Что бы еще этакого придумать, чтобы выгодно было в Россию вывозить? Нужно записи свои столичные полистать. Что-то мне такое про уголь и угольные смолы Зинин вроде говорил. И про кислоты…
От суженой послание пришло загадочное. Все такое таинственное, иносказательное. Можно подумать, среди тех, кто такую корреспонденцию обязан просматривать, одни идиоты подобрались и намеков не понимают. Особенно когда некие, практически уже свершившиеся события прячутся под маской слухов. Снова молва, снова непроверенные – из первых, так сказать, рук – данные. Ну что за народ?!
«Батюшка говорит, было несколько опрометчиво с вашей, Герман, стороны отказаться присутствовать на сами знаете каком венчании, – писала по-французски крупным, округлым почерком неожиданно вспомнившая о моем существовании Наденька Якобсон. – Папа жениха справлялся о вас и выглядел слегка удивленным. Молодые ни в коей мере не обижаются на вас. Молодой супруг даже высказался, что и сам легко поменял бы всю эту пышную суету и церемонии на столь же полезное несчастной Родине дело, как у вас. Тем не менее та сударыня, которая все еще благоволит вам и по-прежнему называет не иначе как «мой рыцарь», советует остерегаться…»
Сердце омыла волна тепла, и я едва смог побороть желание тяжело вздохнуть.
Бросил взгляд на стоящие прямо перед глазами фотографии Дагмары и Никсы. Я уже практически не сомневался, что фрейлина великой княгини Марии Федоровны писала сообщение под диктовку своей госпожи. Не удивлюсь, если выяснится, что Минни с Николаем прежде все тщательно обсудили. Не те это люди – особенно привыкшая к вниманию окружающих датская принцесса, – чтобы не пытаться затеять свою, пока мне непонятную политическую игру. И раз уж я открыто заявил, что вхожу в число сторонников наследника, то и это неявное предупреждение о грозящей опасности – совершенно естественный ход. О своих людях положено заботиться, иначе и остальные разбегутся.
«…При дворе ходят слухи, что вы, милый Герман, в Петербурге успели обзавестись не только друзьями, но и весьма влиятельными врагами и завистниками. Ваш начальник по службе, не преминувший приехать на церемонию, пытался вас защитить перед злыми языками. Только вам должно быть известно, что военная доблесть – плохой помощник в галереях дворцов. – А вот такие фразы у моей Надежды Ивановны, воспитанной на бульварных дамских романах, родиться в голове не в силах. Тут явные следы классического образования. – Возле родителя нашего жениха часто видят одного господина, радующегося каждому вашему промаху. Ваша прекрасная госпожа, месье рыцарь, была бы рада, если бы вы выбрали время, чтобы лично засвидетельствовать ей свою готовность служить и впредь. А для старшего поколения, конечно, важно знать, с каким почтением вы к ним относитесь. Злые языки, как вы знаете, со временем способны убедить готового их слушать человека в чем угодно…»
Едрешкин корень! Если это не намек на обвинения меня в поддержке идей сепаратизма, то я вообще ничего не понимаю. Павлуша Фризель буквально на днях напоминал об очередном ежегодном всеподданнейшем отчете. Что бы этакого там написать, чтобы этот «папа жениха», император Александр Второй, навсегда уверился в моей лояльности?
«…Маман моей госпожи предложила молодым отправиться на юг, к Черному морю. Вы знаете, Герман, как был болен еще недавно молодой муж. Однако же судачат, что вместо южных морей молодожены просятся на восток. А с ними и младшие родственники жениха, тоже часто вас вспоминающие в разговорах. И если это почти невероятное событие все-таки свершится, все они хотели бы застать вас в добром здравии, а не вызванным в душную и пыльную столицу по какому-нибудь пустяку…»