На южном краю обрыва плато, у входа в карстовую пещеру, в последние годы тоже расчищены остатки небольшой часовни. В ее алтаре заметен след от престольного камня прямоугольной формы. Внутри часовни была роспись по штукатурке, обломки которой обнаружены при раскопках.
Все эти подробности, быть может, несколько утомительны, но очень важны для истории Мангупа-города: они красноречивее, чем что-либо иное, говорят о времени его возникновения и его исторической топографии.
Боевые сооружения на Тышкли-Буруне стали городской цитаделью лишь около XIII в. Ранее (после X в.) крепость служила родовым гнездом местного маленького князька, тогда как само ее возникновение (не в качестве ли византийского укрепления?) может быть отнесено к более раннему времени, предположительно к VI в.
Княжеский дворец на плато Мангупа (по Е.Г. Сурову).
А — раскопанные строительные остатки: 1 — стены, открытые в 1912 г. Р.Х. Лепером и в 1938 г. доследованные А.Л. Якобсоном; 2 — стены, открытые в 1968 г. Е.Г. Суровым. Б — реконструкция первоначального плана: 1 — открытые основания стен; 2 — нераскопанная часть здания.
Западнее Банного оврага, на расстоянии примерно 100 м от его верховьев, находятся остатки дворца30 последних владетелей Феодоро, открытого в 1912 г. и дополнительно исследованного в 1938 и 1968 гг. Результаты последних раскопок, опубликованные лишь в конце 1972 г., позволяют представить дворец в виде большого (40 x 35 м), импозантного и симметричного здания прямоугольной, почти квадратной формы. К северной его стене примыкала снаружи башня, с южной же, между двумя боковыми помещениями, был вход — через изящную аркаду и просторные сени. Узкая сквозная галерея с двумя малыми глухими камерами на концах отделяла сени от главного помещения. Левая из больших боковых камер не имела окон. Скорее всего это была кладовая (при раскопках найдено множество обломков пифосов и амфор). Главное помещение дворца — парадный зал, разделенный на три равные части двумя двойными аркадами на двадцати четырех столбах. Толщина стен и обилие опор посреди просторного зала говорят о том, что здание было двухэтажным. При этом верхние помещения над выступающими к югу боковыми камерами могли быть выше прочих — стены их толще. Верхний этаж — несомненно, жилой; стены его покрывала штукатурка с фресковой росписью, а для украшения проемов использовались мраморные наличники. Вход наверх находился, по всей вероятности, в северной стене. Здесь, внутри башни, оказались следы винтовой лестницы.
Время строительства башни относится к 1425 г., о чем можно судить по надписи на плите, вделанной некогда в ее стену. В надписи говорится: "Была построена эта башня вместе с дворцом в благословенной крепости, которая видна ныне, во дни Алексея, владыки города Феодоро и Поморья […]".
Фрагменты каменной резьбы (из раскопок дворца)
Сам дворец, судя по керамике и архитектурным деталям, возник еще в XIV в. Но в конце этого или в самом начале XV в. он был разрушен пожаром, следы которого обнаружены при раскопках. В 1425 г. князь Алексей восстановил и обновил дворец, добавив новые постройки, и заново возвел башню.
При раскопках в изобилии найдены прямоугольная черепица больших размеров (40x60 см) с невысоким бортиком и плоским или округленным верхним краем. На некоторых черепицах — клейма (буквы греческого алфавита). Окна дворца были застеклены, о чем свидетельствуют куски желтоватого оконного стекла, обнаруженные при раскопках.
Особенно многочисленны обломки всевозможной посуды: красноглиняных кувшинов с прямым венчиком и плоскими ручками, с врезным орнаментом или горизонтальным рифлением и т. д. Интересны фрагменты сосудов со «звериными» изображениями, например носик кувшина в виде собачьей морды. Попадались археологам и красноглиняные горшки, миски, чашки, пифосы, амфоры, в изобилии — красноглиняная поливная посуда, главным образом местной работы.
При раскопках дворца найдена и привозная поливная керамика: персидские красноглиняные чаши с прозрачной поливой и синим ("кобальтовым") подглазурным орнаментом в виде растительных завитков, нанесенных тонкой кистью; белоглиняные высокие чаши с прямым венчиком, покрытые толстым слоем светло-зеленой поливы. Такая посуда, по мнению А. Л. Якобсона, привозилась из Египта. Она могла попасть различными путями, например через Судак, который вел торговлю непосредственно с Египтом. Была найдена на территории дворца и турецкая белоглиняная посуда XV в., покрытая бесцветной прозрачной поливой. Сосуды эти украшены по верхнему краю подглазурным геометрическим узором в виде синих и красных треугольников.
Для исследователя большой интерес представляют обломки поливных чаш. Два днища чашек — бледно-зеленого цвета, переходящего в желтый, без орнамента, но на внутренней их стороне сплетены буквы X и Т. Не исключено, что это монограмма одного из упомянутых нами сотников — Хуйтани. Обломки двух других чаш покрыты бледно-желтой поливой; на дне одной из них врезной линией прочерчено имя Исаака, возможно, князя, правившего Мангупом с 1471 по 1474 г.
Пользовались феодориты и стеклянной посудой, среди обломков которой много рюмок на тонких изящных ножках, — синих, зеленых, а также из бесцветного прозрачного стекла.
В этом же помещении — «кладовой» — была кем-то утеряна в те далекие времена (не в 1475 ли году?) золотая застежка в виде тонкой круглой пластины, диаметром около 2 см. Ее края украшены маленькими кружками, на лицевой стороне — аметистовая вставка в обрамлении таких же мелких кружочков.
Вся сумма подобных находок, их обилие и высокое качество, редкостность некоторых из них свидетельствуют о зажиточности княжеского дома. По ним можно судить и о широких торговых связях Феодоро с далекими заморскими странами.
Обломки глиняной посуды и металлические изделия (из раскопок дворца)
Дворец князей Феодоро, в отличие от суровой цитадели, находился не на изолированной и почти голой скале, а в живописной и населенной части города, недалеко от источника воды, рядом с большим христианским храмом — базиликой, о которой речь ниже. К дворцу от главных ворот вела дорога; по одну ее сторону стояла оборонительная стена с башнями, а по другую — двухэтажные усадьбы зажиточных горожан. Следы усадеб прослеживаются местами и без раскопок — по выступающим из земли кладкам и микрорельефу почвы, заросшей кустарником и деревьями.
Осколки поливной посуды (из раскопок дворца)
На первых порах после возникновения города, а также в момент опасности князя и его семью, вероятно, вполне устраивал донжон в цитадели. Позднее, когда княжество Феодоро стало играть видную политическую роль, тесное и неприхотливое жилище уже не могло их удовлетворить. Стала необходимой обширная специальная зала для приемов; князь с его домочадцами не только был не прочь, но и обязан, как глава государства, разместиться более широко, не хуже, чем другие владетельные особы. Надпись на каменной плите с двуглавым византийским орлом подчеркивает официальное государственное значение этой постройки.
Цитадель продолжала существовать вместе с дворцом. Она была нужна на случай войны — при прорыве обороны нижнего города. Вероятно, она использовалась как княжеская резиденция в начале XV в., пока восстанавливался сгоревший дворец. Цитадель могла послужить последним прибежищем князю и его семье в 1475 г., когда в город ворвались турки. Не пустовала она и у новых хозяев, дворец же в нижнем городе, разрушенный при захвате ими Мангупа, так и остался лежать в руинах.
Северо-западнее дворца, на расстоянии около 100 м, находятся остатки большого христианского храма31. Построен он в честь св. Константина и Елены и представлял собой трехнефную базилику, вытянутое с востока на запад прямоугольное здание, разделенное вдоль двумя рядами колонн (по 6 в каждом) на три части (нефа) с двускатной кровлей и с выступающими на восток полукружиями — абсидами.
Это наиболее крупная из всех мангупских церквей, вероятно, главная в городе. Длина ее 31,5 м, ширина — 26,2 м. По бокам пристроены были галереи, которые шли вдоль северной и южной стен храма.
План базилики св. Константина и Елены (по А.Л. Якобсону)
Пол центрального нефа состоял из больших каменных плит, в боковых же нефах найдены остатки мозаики. Входили в храм с западной стороны через нартекс (притвор), тоже разделенный на три части, каждая из которых имела вход в соответствующий неф. Храм неоднократно горел и восстанавливался, в последний раз — в конце XIV или начале XV в.
Как показали археологические раскопки, проведенные недавно в районе центральной абсиды, базилика эта построена в XIV в. на месте другой, возведенной намного ранее. Абсида более древнего храма, открытая при недавних раскопках, выступает с наружной стороны из-под основания более поздней.
Об убранстве храма и его архитектурных деталях мы можем судить на основе данных археологических раскопок. Установлено, что вход был приподнят над окружающей площадью, а вблизи двери из нартекса в базилику лежала известняковая плита с круглым гнездом для стояка, на котором вращалось дверное полотнище. На плите — следы долгого употребления. Два криволинейных каменных блока остались, по-видимому, от арочного перекрытия входа. Такой же камень оказался и при двери из нартекса в северный неф. Там же из завала стены извлечено несколько каменных «клиньев» арки и много мелких обломков известняковых плит, декорированных «плетенкой» и некогда обрамлявших портал.
Внутри храма обнаружено множество других архитектурных деталей разных строительных периодов. Интересны в историко-археологическом отношении обломки византийско-коринфских капителей V–VI вв. из проконнесского мрамора. Такие колонны и капители были широко распространены на всей территории Византийской империи и за ее пределами. К VI в. относится и ряд других архитектурных деталей: обломки пилястр[15] от предалтарной преграды, изготовленных из известняка, база колонны из проконнесского мрамора, фрагмент капители с широколистым аканфом