— О’кей!
— Нет, погоди! Не на пожарной лестнице, — сказал Богумил. — Слишком холодно, а ты и так уже болен. Пошли ко мне в кабинет!
— Но эта штуковина… — Мартин показал пальцем вверх, не зная, как по-английски называют датчик задымления. Богумил понял:
— Я вытащил батарейку. Он сдох.
Богумил сел за письменный стол, зажал в зубах сигарету и ухмыльнулся как нахальный мальчишка. Мартин Зусман сел напротив него, на посетительский стул, глянул в потолок.
— На всякий случай я заклеил сенсор пластырем. Огоньку?
Мартин закурил.
— Я чиновник, — сказал Богумил, — и привык выполнять необязательные задания. Еще и заклеивать дохлый датчик — чем не метафора нашей работы! Но мы хотя бы не мерзнем. Скажи-ка: что ты делал на Украине?
— Я? На Украине? С чего ты взял?
— Слыхал. Один из саламандр рассказывал, что ты ездил на Украину, и считает твою информацию очень ценной…
— Вздор! С чего ты взял? Я был в Польше. В Освенциме. Ты же знаешь!
— Потому-то и удивился. Что это говорит о нашей здешней Task Force? Саламандры считают, что Освенцим находится на Украине?
— А вдруг они правы? Освенцим повсюду.
— У тебя жар.
— Да.
— Почему ты не идешь домой и не ложишься в постель?
— Жду Ксено. Мне надо с ней поговорить.
Мартин вытащил свой смартфон, запутавшись пальцами в тесемке освенцимского бейджика, который так и лежал в кармане пиджака, посмотрел, нет ли сообщения от Ксено, а двумя кабинетами дальше Фения Ксенопулу в ту же самую минуту проверяла на своем «Блэкберри», не пришло ли наконец сообщение от Фридша. Эта одновременность не подстроена и не случайна, просто всего лишь наибольшая вероятность: ведь Фения проверяла телефон каждую минуту.
Мартин извлек из кармана бейджик, спрятал смартфон.
— Как там было, в Освенциме?
— А вот так! — сказал Мартин и протянул Богумилу бейджик.
— «Guest of Honour in Auschwitz», — прочитал Богумил. — Круто.
— Переверни! И прочти, что стоит на обороте.
— «Не теряйте эту карточку. В случае утери Вы не имеете права находиться в лагере». Это что… это… — Богумил вертел карточку в руке, — подлинная штука? Ты действительно получил этот бейдж в Освенциме? И носил на шее? Всерьез?
— Конечно, очень даже всерьез. В годовщину освобождения Освенцима лагерь закрыт для туристов, ведь туда съезжаются главы государств, высокие представители и дипломаты из разных стран, а тогда, само собой, действуют определенные меры безопасности, ну, то есть я понимаю, однако…
— Но этот бейдж выглядит как скверная шутка, как пародия…
— Да. И вообще. Когда я закурил сигарету на лагерной дороге, возле развалин крематория, передо мной внезапно вырос человек в форме и сказал: «No smoking in Auschwitz».
Богумил покачал головой, выпустил дым и обронил:
— Гитлер не курил…
— Сущий гротеск. Как и торговые автоматы в лагере, для горячих напитков. Фирма, выпускающая эти автоматы, называется «Enjoy!»[78]. В Освенциме был жуткий холодина, и я обрадовался, что можно выпить горячего кофейку. Хотя нас, пожалуй, шокирует или удивляет лишь нормальность, там, где мы ее не ждем. Я имею в виду, этот бейдж вовсе не циничная пародия, он совершенно нормальный. А что он производит жутковатое впечатление, что его текст следовало бы сформулировать и оформить иначе, мы думаем только в этом месте. Все должно быть каким-то другим — так мы думаем только в этом месте. Но если все перевернуть другой стороной, если всюду смотреть на нормальное, привычное в этом свете… Понимаешь, о чем я? Потому-то я и сказал: Освенцим повсюду. Просто мы его не видим. Если бы могли видеть, то осознали бы извращенность и цинизм нормальности, которой здесь, в Европе, полагалось бы стать ответом на Освенцим, уроком, извлеченным нами из истории. Не пойми меня превратно, речь не о деликатности бейджика и не о душевной тонкости кофейных автоматов, я о принципе…
— Да-да, о’кей.
Богумил затушил сигарету. Разговор принимал чересчур философский оборот. Оптимист по натуре, он считал, что человеку критичному вполне достаточно капельки иронии. Он не строил карьерных планов, но и не горел желанием рисковать тем, что имел или чего, может статься, сумеет достигнуть. Мартина он любил, хотя порой с трудом выносил его хандру. Задумчиво глянул на пепельницу. Черная, чугунная, она представляла собой карикатурное изображение африканца, толстогубого, с курчавыми волосами и в соломенной юбке, сложившего ладони чашкой, куда стряхивали пепел. Африканец сидел на цоколе, где красовалась надпись: «Le Congo reçoit la civilisation belge»[79]. Несколько лет назад он купил эту пепельницу на брюссельском блошином рынке на площади Жё-де-Баль.
— Знаешь… — начал Мартин.
— Да? — отозвался Богумил.
В этот миг вошла Кассандра и буквально опешила, увидев клубы дыма, Мартин затушил сигарету в пепельнице, которую заметил только сейчас, а Богумил закричал:
— Горит! Караул! Документы! Документы! Звони в пожарную охрану! — Он рассмеялся, встал, открыл окно. — Не бойся, дымовой датчик я прикончил.
— Вы прямо как дети, — сказала Кассандра. — Мартин! Тебя ищут! Ксено хочет с тобой поговорить!
За считаные дни свинья стала зяездой СМИ. Сперва в бесплатной газете «Метро» появилась коротенькая заметка, что несколько прохожих в Сент-Катрин якобы видели бегающую по улицам свинью. Заметка была выдержана в ироническом тоне, будто речь шла об очередном наблюдении НЛО; рядом тиснули архивное фото какого-то забавного поросенка, с подписью: «Кто знает эту свинку?» А затем в редакцию потоком хлынули звонки и мейлы от людей, которые тоже видели свинку и жаловались, что сообщили об этом в полицию, однако полиция не приняла их сообщения всерьез и что тон заметки и фото умаляют серьезность ситуации и вводят общественность в заблуждение, поскольку на самом деле животное было гораздо крупнее и опаснее, может, вовсе даже кабан, так или иначе, реальная угроза.
Тут «Метро» просекло потенциал этой истории и продолжило тему статьей на первой полосе. Они опросили жителей района Сент-Катрин, «неравнодушных граждан», которые чувствовали себя брошенными на произвол судьбы и не знали, можно ли им отпускать детей в школу без провожатых и могут ли женщины в одиночку выходить из дома, пока по улицам шныряет дикий кабан, чего доброго бешеный. Некая мадам Элоиза Фурье поинтересовалась в редакции «Метро», стоит ли применять для защиты от кабанов перцовый спрей, «Метро» обратилась с этим вопросом к Курту ван дер Кооту, профессору брюссельского Свободного университета, и тот дал отрицательный ответ. Перцовый спрей только увеличит непредсказуемость поведения Sus scrofa (таково научное название свиньи). Поэтому перец, а равно соль и анис рекомендуется использовать лишь для свиного жаркого. Неудачная шутка профессора, до тех пор широкой общественности неизвестного и, как выяснилось позднее, специалиста по поведению волков, взбаламутила социальные сети, в результате тему подхватили и другие газеты. Франкоязычная «Суар» опубликовала интервью с начальником полицейского комиссариата Центрального округа, фламандцем, давно внесенным у нее в списки «на отстрел». И в интервью было заметно, что газета жаждет казни этого человека, а он простодушно совершает харакири. («Какие меры вы приняли?» — «Я дал указание городским собачникам отловить свинью, когда она попадется им на глаза». — «Как собачникам?» — «У нас много бродячих собак. Для их отлова город нанимает собачников. Но свинячников мы не держим». Тут газета вставила: «План вполне под стать его французскому».) Число очевидцев между тем постоянно росло, фламандская «Морген» теперь ежедневно публиковала план Брюсселя, на котором нарисованные флажки отмечали, где и когда опять видели свинью. В конце концов кто-то обратил внимание, что свинья успела стать вездесущей. Так, например, в один и тот же день ее видели сперва в Андерлехте, немного погодя в Уккле, а потом в Моленбеке.
Стараясь вернуть себе доброе имя, профессор Курт ван дер Коот опубликовал в «Морген» подчеркнуто деловой комментарий, где соотнес максимальную скорость бегущей свиньи с расстояниями, какие она якобы преодолевала, и таким образом доказал, что чисто эмпирически существуют только две возможности. Либо: 1) речь идет не об одной свинье, а о нескольких. Ведь, согласно диаграмме «путь — время», совершенно невозможно, чтобы одна-единственная свинья могла побывать всюду, где ее якобы наблюдали очевидцы. Либо же: 2) никакой свиньи вообще не существует, есть только фиктивная свинья в головах безответственно введенного в заблуждение населения, то бишь истерическая коллективная проекция. В истории, конечно, зафиксированы случаи подобной коллективной истерии, например упомянутое в городских хрониках Нюрнберга наблюдение единорога в 1221 году, однако он сомневается, что в случае брюссельской свиньи речь действительно идет об аналогичном случае: ведь во всех исторических примерах дело шло о мифических животных, а не о домашних, к тому же по окончании Средневековья никогда больше не видели и не описывали мифического животного со сверхъестественными способностями вроде вездесущности. Отсюда он делает вывод, что на сей раз речь идет не о фиктивной свинье и не о единичной свинье, а о целом стаде разбежавшихся свиней, которые и были замечены в разных местах Брюсселя.
Стадо! И куда смотрит начальник полиции?
Глава шестая
The past forms the future, without regard to life[80].
Трудно сказать, отчего эта фраза наполнила Фению Ксенопулу счастьем или, коль скоро «счастье», пожалуй, слово слишком выспреннее, хотя бы развеселила ее. Фридш позвонил, наконец-то позвонил и сказал, что в ближайшее время перевод в другой гендиректорат вряд ли возможен. Новый состав Комиссии только-только сформирован, и председатель именно сейчас ожидает от чиновников — в первую очередь от чиновников руководящих уровней, — что каждый из них проявит себя на своем нынешнем месте. Для переводов и рокировок пока слишком рано.