– Доберман, – проворчал он, снова покосившись в мою сторону. – Гадость. Не аппетитные они, жесткие, вкус такой, словно их в моче мариновали… Ладно, на черный день сойдет.
Мы недоуменно переглянулись. Думаю, встреча с инопланетянами вызвала бы меньше удивления. Помалкивал Молчун – уселся в пыль и принялся вычесывать блох.
– Вы их в пищу употребляете? – икнув, спросила Ольга.
– Нет, – фыркнул абориген. – Чучела набиваем и мадам Тюссо продаем.
– А какие из них вкусные? – спросил я, продолжая держать палец на спусковом крючке. Странный субъект поправил очки, внимательно осмотрел меня, потом Ольгу, потом Молчуна, который как-то подобрался и стал с опаской на него поглядывать. Пса он рассматривал внимательнее, чем нас. Я невольно задумался: а какие на вкус ретриверы? Он собрался что-то сказать – видимо, озвучить горькую правду, но человека отвлекли. Покатился камень с горы. Он среагировал молниеносно – тварь уже летела. Ловко развернулся, махнул рукой, отправляя в полет булаву. Очередное огнедышащее создание с размозженным черепом покатилось с руин, испуская жалобный визг. Этот экземпляр был еще хуже – крупный, с угловатой квадратной башкой, оскаленной монолитной челюстью. Туловище состояло из рыхлых неравномерных сегментов, а макушку и лоб пересекала глубокая рытвина, делая голову в чем-то схожей с задницей.
– Не надо стрелять, – покосился абориген на мой автомат, который едва не выплюнул очередь. – Здесь не принято шуметь. Договорились?
Удовлетворенно похмыкивая, он направился к очередной добыче, стал ее разглядывать.
– Ну, вот, пожалуйста. Ротвейлер, совсем другое дело. Мясо жесткое, но на вкус напоминает конину, и если макать ее в соевый соус, то практически не тошнит.
Ольга издала горловой душераздирающий звук, а я спросил:
– Зачем вам противогаз, уважаемый?
– А это чтобы голова при взрыве далеко не улетала, – рассмеялся абориген. – Шучу. На всякий, как говорится, пожарный. Временами из земли постреливает не очень полезный для здоровья газ, самое уместное, что можно сделать в такой момент – поиграть в «слоников».
Проклятье какое-то! Снова над горой вознеслась четвероногая тварь – лохматая, с торчащими остроконечными ушами – испустила угрожающий рык и помчалась сломя голову к кучке людей!
– Ух, ё… – сказал абориген – он не успел смотать свою булаву, отпрыгнул, хватаясь за прицепленный к поясу кухонный топорик. Я вскинул автомат. Но уже работала новая сила! На руинах «третьей власти» кто-то крякнул, со шлепком спустилась тетива, и овчарка – а это, в принципе, была мощная немецкая овчарка – завертелась волчком со стрелой в боку. Повторилось молодецкое кряканье. С горки, как на санках, съехала еще одна фигура в пуховике, вскинула причудливый самострел с обмотанным мешковиной прикладом, оказавшийся «двустволкой», и выпустила вторую стрелу. Тварь еще издыхала, пронзенная в шею, а стрелок уже выхватывал из заплечного колчана две стрелы, натягивал ворот. «Это правильно, – мысленно отметил я, – Бог не только троицу любит».
Но больше не было желающих отправиться в собачий рай. Стрелок повертел головой, ушами, дружелюбно улыбнулся. Он тоже был не молод, худ, морщинист, напоминал мальчишку, который состарился в один день. Но ловкости и навыков ему хватало. В глазах поблескивал озорной огонек.
– Мое почтение, странники, – раскланялся он. – Как дела, как настроение?
– Ну, вот и отлично, – проворчал первый абориген, сматывая резинку своего «волшебного» шара. – Если с другом вышел в путь, как говорится… Что там дальше? Не забудь пол-литра?
Я почувствовал какой-то странный подзабытый запах, исходящий от этих двоих. Не сказать, что неприятный, но, в общем-то, и не аромат альпийского луга. И Ольга почувствовала, стала сопеть, принюхиваясь.
– Люди, а вы кто? – спросила она не очень смело.
– Дворники, – поведал смешливый стрелок. По-видимому, это была шутка – он засмеялся. И тут же поправился. – Вернее, это он дворник, – кивнул на очкарика. – А я в гости зашел. Просто городской житель. Давно, правда, зашел. Лет тринадцать назад. Засиделся что-то…
– Виктор Владимирович, – представился очкарик, протягивая руку. Я поколебался, но пожал. У него была жилистая узловатая конечность, она немного подрагивала. – Можно по-приятельски – Виктор. Староват я, правда, для Виктора… – он задумался. – Но ничего. Зато душой красив и молод.
– А фамилия какая? – зачем-то спросила Ольга.
– Польская, – подумав, признался абориген. – Или русская, – он пожал плечами, – но точно не еврейская. А это Серега, – кивнул он на смешливого лучника, – братец мой двоюродный.
Ольга тоже протянула руку для приветствия, и создалось впечатление, что странный очкастый субъект сейчас ее поцелует. Но, видимо, сообразил, что эпоха немного не та, и аккуратно пожал ее за пальчики.
– Да, измельчали нынче люди… – непонятно к чему заметил Виктор.
– Блин, снова вши завелись… – проворчал «городской житель» и начал усердно чесать себе спину, едва не выворачивая руку из сустава.
– Отличный способ разработать руки, – заметил Виктор и снова как бы невзначай покосился на Молчуна.
– Ладно, черт с ними, сами сдохнут, – сказал Серега и подмигнул растерянной Ольге. – Что, брательник, познакомимся с незнакомкой? Не едим, так хоть поглядим?
Я насторожился, но Виктор, умеющий кое-что подмечать подслеповатыми глазами, небрежно отмахнулся.
– Не бойтесь, это он так, в академическом плане. Поболтать любит. Он со мной уже тринадцать лет болтает, осточертели друг другу хуже горькой редьки. Рад любому собеседнику. Да и вышли мы из того нежного возраста, когда бегают по девчонкам… Ну, что, Серега… – очкарик с хрустом расправил плечи, протяжно крякнул. – По пятьдесят, как говорится, и в школу не пойдем? Или это хозяйство приберем? – кивнул он на мертвых мутантов. – Далеко тащить, итить… – он покосился на развалины под номером два, до которых, по моему мнению, было совсем недалеко. – Что-то плохо вы, люди, на нас смотрите, – обнаружил Виктор, смерив меня независимым оком. – Не уверены, что мы с Серегой на девяносто процентов состоим из воды? Правильно. Что унюхали, из того и состоим. Ерунда, – отмахнулся он, – мы твердо стоим на ногах, скажи, Серега?
– Послушайте, мужики, – пробормотал я, – спасибо вам огромное, вы отличные парни. Знаете, нам в Академгородок надо попасть…
– Маёвку там, что ли, перенесли? – удивился Серега. – Или в универ поступать надумали?
– Сочувствую, – ухмыльнулся Виктор, – вы туда не попали. Это не здесь.
– Знаем, что не здесь, – вздохнул я. – Мы тоже местные.
– Чего хотите-то? – не понял Виктор. – Дорогу показать?
– Сами дойдем. Объясните, мужики, как бы это… безопаснее сделать?
– Везде опасно, – пожал плечами Виктор. А его смешливый родственник согласно закивал.
– Ладно, – вздохнула Ольга. – Пойдем, Карнаш. Спасибо, как говорится, этому дому…
Она попыталась встать, но подломилась поврежденная нога, девушка вскричала от боли. Я кинулся, чтобы ее подхватить. Она гримасничала, шептала ругательства – впрочем, цивилизованные и литературные. Это было так некстати. Ну, и куда теперь с ней?
– Ладно, топайте с нами до хаты, – проворчал Виктор, снимая с левого бока моток веревки, оснащенный на конце ржавым трезубцем. Он освободил трезубец, всадил его в «филейную» часть издохшего ротвейлера, обмотал второй конец вокруг ладони, натянул, перекинул через плечо. Серега проделывал то же самое с овчаркой. «Невкусного» добермана, видимо, решили бросить. – И что стоим? – проворчал он, исподлобья покосившись на нас. – Боитесь, что ли? Не бойтесь, мы не по этой части. Женщине нужно вылечить ногу, куда ты ее, парень, попрешь? Ты с ней не то что до Академа – до ближайшего подъезда не дойдешь.
Он поволок собаку к развалинам под номером два. За ним пристроился Серега, лукаво подмигнув Ольге.
– Карнаш, ты уверен, что из двух зол нужно выбирать незнакомое? – испуганно зашептала Ольга. – Какие-то странные эти «городские жители»…
– Сказала девушка, два дня воюющая с зараженными и дикими зверями, – усмехнулся я. – Брось, дорогая, все в порядке. Это порядочные джентльмены. Меня другое беспокоит: ГДЕ они добывают водку? Это нереально, согласись. Да и правы они, три ноги на двоих – как-то мало.
Я обнял ее за талию, перехватив автомат, и мы поволоклись за «охотниками», настороженно озираясь.
Огнестрельное оружие у новых знакомцев было не в чести. Убежденные приверженцы тишины и спокойствия? Они даже не оборачивались – волокли свою добычу по камням, по бытовому мусору, по густому слою пепла. Мы прыгали за ними, Ольга стонала, проклинала свою неуклюжесть. Посторонних во дворе не было. Пару минут наши новые знакомые вглядывались в очертания руин, в громоздящийся мусор, после чего заявили, что в Багдаде все спокойно, и можно безнаказанно идти домой. Этих двух туш им теперь на неделю хватит. Заодно и поохотились. Мы пробирались вдоль развалин упомянутого дома – он был длинным, как товарный состав. Землетрясение чудачило привередливо – где-то сносило все под корень, где-то действовало избирательно. Оба конца многоэтажки были разрушены до первого этажа. Во втором подъезде уцелела секция, потом опять шел пролом, а средняя часть здания – на уровне пятого и шестого подъездов – сохранилась почти полностью. Снесены были лишь два верхних этажа, и сам дом в этой части смотрелся как-то косовато. Окна в здании были выбиты, дом полностью производил впечатление нежилого. Но уцелело бетонное крыльцо, подъездная дверь и даже обросший грязью домофон, к которому Серега шутливо потянулся. Добычу наверх не потащили. Под фундаментом имелась яма, крытая дощатыми щитами – видимо, аналог морозильной камеры. Туда и утрамбовали мертвых мутантов. Закрыли щитами, а сверху бросили несколько тяжелых булыжников.
– Потом поднимем, – запыхавшись, проворчал Виктор. – Не убегут.
Я считал, что они обитают в подвале, в крайнем случае на первом этаже, но ошибся. Серега первым взобрался на площадку первого этажа, машинально ткнув пальцем в кнопку лифта (а вдруг?). За ним волокся Виктор, отдуваясь и проклиная подкравшуюся старость, незаживающий ревматизм и пресловутые урановые рудники. Подъезд выглядел не очень презентабельно. Со стен осыпалась штукатурка, двери в квартирах были нараспашку (подозреваю, там давно не осталось ничего ценного), лестница протяжно скрипела и даже шаталась.