Мы перевалили через седловину сплющенной железнодорожной насыпи и покатили дальше – к Поселку РМЗ.
– Карнаш, ты жив? – вяло вопросила Ольга.
– Скорее да, чем нет, – прошептал я. – В отличие от нашего пулемета… Ты в курсе, что мы остались без «Максима»?
– А я виновата?
– Представь себе, да…
– Предъявляешь претензии?
– Нет…
Я чувствовал невиданную усталость. Словно лично толкал этого монстра. Я забрал автомат и перебрался на переднее сиденье. Обнял Ольгу, которая вцепилась в баранку и напряженно вглядывалась вперед. Глаза ее слезились. Я поцеловал ее в висок. Она вздохнула и воздержалась от комментариев. Я дотянулся до рюкзака, извлек из него флакон с антибиотиками, выпил пару капсул, скормил с ладошки Ольге, бутылек убрал в карман. Погони не было. Половину имеющегося в баке бензина мы уже извели. Машина покоряла разбитое шоссе, объезжая завалы, обломки заборов. Когда возникали провалы в грунте, мы съезжали с трассы и искали объездные пути. На обычной машине мы бы здесь не проехали, но мощному «монстру» трасса покорялась. Жилых районов в этой части Первомайки не было, но останки «древней» цивилизации изредка попадались. Завод насосного оборудования, рассыпавший станки на дорогу, «Универсам удачных покупок», «удачно» провалившийся в воронку. С его складов еще кто-то кормился – на обочину взгромоздилась шестиколесная каракатица, намереваясь перекрыть нам проезд, хлопнул выстрел. Но мы промчались мимо, проигнорировав очередную банду. Дальше не было многоэтажных построек, только частный сектор, островки леса. Деревья зачахли, вымерли, на месте жилого сектора возвышались невнятные бугорки, засыпанные пеплом. «Ну, давай же… – умоляюще бормотала Ольга, поглядывая на стрелку топливного датчика, – ну, давай же, еще немного…»
Ровные участки чередовались вздутиями, сдвигами, перепадами. Мы пролетели Матвеевку с ее недостроенной развязкой, поваленные леса перед нижней Ельцовкой, в которых когда-то уютно размещались детские лагеря, взорвавшуюся автозаправку на повороте. И уже катили с двухсотметровой возвышенности, когда обнаружили одновременно две отвратительные вещи. За нами снова гналась «Дикая кошка», гремя огнем! Догнали, демоны! Таились до поры, не стреляли! А за поворотом бросились вперед, грохоча из всех стволов. И огромный, практически десятиметровый провал в грунте – в том месте, где завершался спуск в низину, и располагалась остановка общественного транспорта! И мы неслись к нему на полных парусах. Тормозить было нереально – нас бы расстреляли прямой наводкой. Вступил в работу гранатометчик, вооруженный «Мухой» – расцвел взрыв справа по борту, затем еще один, практически под задними колесами! Машину подбросило, но она продолжала нестись. Приближался провал – огромный, безнадежный. Он пересекал все видимое пространство, не объехать. Шанс мизерный, что перелетим. Я в отчаянии поедал глазами Ольгу. Она смертельно побледнела, дрожали губы. Невозможно передать, что мы чувствовали в эти мгновения. До обрыва оставалось метров сорок. И дикая мысль проткнула словно молния: даже если перелетим, мы же разобьемся всмятку на той стороне!
Она быстро глянула на меня. Какая адская мука в глазах… Или повоюем еще?
– Дверь открой, – сказал я. И сделал то же самое со своей стороны, – выпрыгиваем, если перелетим…
За несколько метров до разверзшейся бездны (какие десять метров – все пятнадцать!), она утопила педаль в пол, доведя скорость до логического (а возможно, и исторического) максимума. Желудок помчался к горлу, когда исчезла твердая почва под ногами и началось черт знает что…
Словно в замедленной съемке, «монстр» с вращающимися колесами воспарил над бездной. И вновь инерция тащила его вперед. Он перелетел эту чертову трещину! А когда собрался камнем рухнуть, из распахнувшихся дверей вывалились двое. До земли им лететь было, в общем-то, недолго – метра полтора. Я сгруппировался, и все же от тупого удара в плечо потемнело в глазах. Визжали тормоза, и хор «мальчиков-матерщинников» разразился яростным вокалом. Прыгал по камням, разбиваясь в лепешку, неуправляемый «монстр», распахнулся капот, сминались части кузова, отлетали колеса, оси с рессорами. Останься мы в салоне, нас бы просто порвало! Я видел, как с воем падает на край обрыва Ольга, нога пропадает в бездне, рушится вся – целиком, и лишь рука хватается за самый край, где имелся сомнительный выступ… Я уже летел, изрыгая рулады, плюхнулся плашмя, выбрасывая руку. Схватил за запястье, потом второй рукой… В запасе было несколько секунд – пока бандиты на другом краю ущелья выскочат из машины, передернут затворы, прицелятся… Я рычал от натуги, выволакивая из пропасти беспомощное тельце. Глаза моей девушки мутнели, бледность превращалась в мертвенную синь. Две секунды, одна секунда… Я перебросил ее, словно плащ-палатку, через горку камней, прыгнул сам. Шквал огня ударил по камням. Пули выли, звенели, рикошетили, сбрасывали какую-то мелочь. Иногда я высовывался, злорадно скалился. «Мухи» у пацанов кончились, гранатами экипироваться не успели. Что имелось с собой, с тем и бросились в преследование. Повторять опасный трюк они побоялись. Шестеро или семеро приплясывали у подножек «Дикой кошки», сыпали матюгами, пулями, обкладывали нас по полной программе.
– Неужто стерпим, дорогой? – стонала Ольга. – Или мы уже неживые?
– Стерпим, – шептал я, – еще как стерпим. Лучший способ остаться живыми – никому не говорить, что мы живые.
Несколько минут братва перемывала наши косточки, пообещала, что мы еще встретимся (и тогда нам точно капец), села в «Кошку» и подалась восвояси. Ольга лежала не шевелясь, жалобно смотрела в негостеприимное небо. Свалилась шапка, волосы стояли торчком. Я прекрасно понимал, что она чувствовала.
– Что, фаза? – сочувственно поинтересовался я, погладив ее по волосам. Поднял шапку и принялся натягивать на макушку.
– Что ты делаешь? – прошептала она.
– Шапку надеваю, – объяснил я. – Нельзя? Прическу бережешь? Эй, – я осторожно потряс ее за плечо, – ты как?
– Кардиограмма еще не выпрямилась, – вздохнула Ольга и стала приходить в себя. Через пару минут мы выяснили, что в создавшемся положении есть и недостатки. До въезда в городок осталось версты четыре, и примерно столько же – по самому городку. Автоматы благополучно канули в пропасть. Рюкзаки зажало в искореженном автомобиле. В наличии оставались лекарства, которые я, к счастью, сунул в карман, подсумки с магазинами и гранатами, ножи. Преследовал жуткий голод, и я понятия не имел, что в этой местности можно есть. Плюс полная неясность об опасностях, подстерегающих в данной части безбожно разбросанного города. Вполне возможно, что ужасы об этом районе были обычной городской легендой. Людям свойственно преувеличивать опасности. Ядерная зима в отдельно взятом муниципальном субъекте, злобные вирусы, сжирающие и превращающие живых существ в невиданных монстров. Возможно, в прежние годы здесь и злобствовали мутации с инфекциями. Но когда это было? Все давно успокоилось, вредные вещества распались на безвредные компоненты, радиация впиталась в землю, погребена метровыми слоями пыли и грязи…
Делать было нечего, мы тронулись в путь, приготовив гранаты. В округе царило спокойствие, что подтверждало мою теорию. Крупные разломы земной коры больше не наблюдались. Строений в этой местности не было. Только леса. С правой стороны вплоть до самого городка тянулся красивый строевой сосняк. Удар был настолько мощный, что деревья валились, как солдаты под плотным огнем. Большую часть погребло под вывороченными пластами. В городе все это великолепие за год растащили бы на дрова, но здесь тащить оказалось некому. А спустя 13 лет и подавно… Мы встали как вкопанные, завороженные величественным зрелищем. Остатки леса венчало огромное стальное тело, обросшее серым «камуфляжем». Оно скользило по «лесоповалу», по глыбам земли, ломая фюзеляж, обрывая крылья с турбореактивными двигателями. И в итоге едва не вылезло кабиной на дорогу. Все иллюминаторы были разбиты. В облике небесного красавца пока еще угадывались очертания «Боинга 757» – пассажирского самолета для маршрутов средней дальности, вмещающего более двух сотен пассажиров. Хвост у красавца отсутствовал, фюзеляж был переломан в нескольких местах. Я содрогнулся, представив, что происходило на борту. Возможно, он летел из Москвы. Заходил на посадку в Толмачево, когда все случилось. Пропали сигналы с земли, заткнулся диспетчер. Да и сами пилоты, наверное, видели, что на земле творится неладное. Перспектива садиться на вздыбленную посадочную полосу их чем-то не устроила, они успели набрать высоту. И кружили над землей какое-то время, выискивая место, где можно хоть как-то сесть. Кончалось горючее, паниковали пассажиры. Возможно, самолет упал, возможно, пилоты обнаружили в окрестностях Академгородка что-то похожее на ровное поле, да при посадке допустили ошибку…
Мы тащились дальше. Временами мутнело сознание, я забывал, куда мы идем, подгибались ноги. Периодически яростное нетерпение овладевало, я нервничал, подгонял плетущуюся девушку. Проезда не было – в районе клиники Мешалкина поперек дороги валялся пешеходный мост. От самого НИИ патологии кровообращения, куда приезжали лечиться больные сердцем со всей страны, уцелели лишь невнятные горки. Над бывшим медицинским центром висела и перемещалась с места на место загадочная серебрящаяся дымка. Она клубилась, поблескивала и как бы растекалась, словно ртуть. Ползли таинственные завихрения, а при нашем приближении вдруг стали смещаться к дороге. Желания знакомиться с неведомым у нас не было. Мы предпочли убраться. Я повел девушку влево – к железной дороге. Мы перебрались через вздыбленное полотно в районе станции Сеятель и железнодорожного музея под открытым небом. Мы волоклись по унылым развалинам микрорайона «Щ», выбрались на улицу Героев Труда, тянущуюся параллельно шоссе. «Боже, какой Сталинград», – бурчала Ольга, исподлобья разглядывая кварталы плотной застройки. В этом районе почему-то было много пепла – он покрыл руины, точно снегом, заполнял все полости и впадины. При порывах ветра он приходил в движение, клубился, словно пыль, перекатывался какими-то спиральными завихрениями. Мы брели по нему, как по снегу, увязая все больше. Першило в горле, муть вставала перед глазами. Мы сделали привал в разрушенной бойлерной, отыскав за лабиринтами кирпичных стен свободный от пепла уголок. Ольга хрипло закашляла, скорчилась клубочком под стеной.