После смерти Константина Великого его наследие распределяется между его сыновьями. Как раз в это время происходит подъем Трира, который становится резиденцией Константина Второго. Не случайно римляне называли этот город Roma Secunda и справедливо считали его своей столицей к северу от Альп. В этот период основанный Константином Великим в качестве столицы Константинополь временно утратил свой статус Второго Рима. Только при внуках Константина Великого Константинополь восстанавливает и закрепляет на века свое столичное положение.
Отчужденные столицы: деспотии Древнего Востока
К особой категории столиц относятся так называемые отчужденные столицы (disembedded capitals).
Этот термин впервые возникает в недрах науки археологии, и в частности в публикациях археологов, занимавшихся раскопками старинных городов Нового Света и в особенности Мезоамерики (Монте-Альбан). Первоначально этот термин применялся для обозначения особого типа административных столиц, расположенных на некотором расстоянии от крупных экономических центров и исключенных из непосредственной экономической продуктивной деятельности и процессов обмена. Последующие раскопки показали, однако, что Монте-Альбан был центром коммерции и производства и снабжал себя сам сельскохозяйственной продукцией и, таким образом, не мог соответствовать такому определению. Поэтому археологи признали этот термин неудачным и отказались от его использования для описания административных столиц древних мезоамериканских цивилизаций.
Известный археолог и специалист по древним ближневосточным цивилизациям Александр Иоффе реабилитировал этот термин и вдохнул в него новую жизнь, продемонстрировав более адекватную его применимость к древним и средневековым столицам Западной Азии (Египта, Ассирии, Вавилона, Аравии). Он, в частности, показал, как вновь возникшие отчужденные столицы Месопотамии и Египта, созданные с нуля, служили властными центрами для новых элит и являлись институциональной альтернативой для блуждающих или временных столиц (Joffe, 1998).
Задачей отчужденных столиц он считает, прежде всего, приобретение конкурентных преимуществ и победу во фракционной борьбе внутри государства и инкубацию новых элит, а также консолидацию государственной власти. В противоположность наиболее распространенным интеграционным стратегиям правители и императоры, которые основывали отчужденные столицы, напротив, опирались на стратегию дезинтеграции, отчуждения от существующих центров власти. Возникновение таких столиц Иоффе относит к периодам развитого государственного аппарата в фазе стабильности (Joffe, 1998: 543).
Американский археолог приводит три группы примеров, взятых соответственно из истории Египта, Месопотамии и Аравии, для того, чтобы проиллюстрировать свой тезис.
1. Примерами «отчужденных столиц» в Египте Иоффе считает, прежде всего, Мемфис и Амарну. Задачей правителей Египта была интеграция различных регионов Египта вдоль реки Нил, чему служили создание общих ритуалов и попытки адаптации местных божеств в общую систему культа. Элиты Верхнего Египта основали Мемфис на севере для получения лучшего доступа к торговым путям и ресурсам Нижнего Египта. К числу отчужденных столиц он также относит Амарну, которая была основана Эхнатоном между Мемфисом и Фивами. Возникновение этой столицы было связано с религиозной реформой фараона 18-й династии Эхнатона (1379–1362 Д° н. э.), который выдвинул в качестве верховного божества бога Солнца. В новом культе подчеркивалось божественное происхождение фараона. Для реформы государства было необходимо изолировать новую столицу от поколения старых жрецов.
2. К этой же категории столиц относятся столицы неоассирийских императоров конца второго – начала третьего тысячелетия до нашей эры. В 2300 году до н. э. ассирийский правитель Саргон перенес столицу в город Агаде. В числе первых великих ассирийских завоевателей был Тукульти-Нинурта I (годы правления – с 1244 по 1208 год до н. э.), который разрушил и разорил Вавилон. Опасаясь консервативной части своих подданных, считавших разрушение Вавилона святотатством (ассирийцы чтили вавилонских богов), Тукульти решил перенести столицу и культовую статую бога Мардука во вновь основанный им город Кар-Тукульти-Нинурта в нескольких километрах от древнего города Ашшура. Через короткое время в результате заговора оскорбленных подданных ассирийский правитель был заточен в своем дворце, а потом убит. В IX веке до н. э. другой ассирийский правитель Ашшурнасирапал II (883–859 до н. э.) перенес столицу на 65 километров на север страны в небольшой и прежде неизвестный город Калху. В VIII веке Саргон II перенес столицу из Калху (Нимрод) еще на 20 километров на северо-восток в город Дур-Шаррукин («Крепость Саргона»); позже он был убит во время одной из военных кампаний. Его сын Синаххериб перенес столицу в древний город Ниневию, которая находилась как раз между Калху и Дур-Шаррукином. Можно сказать, что одной из важных функций переносов столицы в Ассирии была попытка изолировать правителей государства от существующих властных элит и создать новые формы лояльности и вознаграждения.
3. Следующая группа исторических примеров отчужденных столиц связана с Арабским халифатом и включает в себя Багдад, Ракку и Самарру. Халиф аль-Мансур основывает Багдад в 762 году для расширения базы своей поддержки: в противоположность Омейядам Аббасиды стараются создать универсальную империю и интегрировать в нее прежде всего персов. Харун ар-Рашид переносит столицу в город Ракка в Сирии для предотвращения племенных войн. В 835 году его сын аль-Мутасим основывает Самарру. Лишенный поддержки в Багдаде, он опирается на армию из турецких рабов и религиозную идеологию мутазилизма. Новая «отчужденная» столица должна была стать цитаделью новой религиозной идеологии и дистанцироваться от коммерческого и космополитичного Багдада.
Другие примеры, которые приводит Иоффе, – это Иерусалим и Самария в Израиле (Joffe, 1998: 566). Более подробное обсуждение некоторых из этих примеров можно найти в книге о царских столицах Ближнего Востока (Westenholz, 1996).
Многие из перечисленных переносов столиц были организованы как типичные для восточных деспотических государств («гидравлических обществ» в терминологии немецкого историка Карла Витфогеля) проекты общественных работ, к которым привлекалось множество инославных и иноязычных рабов.
По словам Иоффе, общей чертой древневосточных отчужденных столиц была их недолговечность. Все они или быстро приходили в упадок или постепенно реинтегрировались в социально-политическую систему, то есть вновь включались (reembedded) в систему экономических и социальных связей. Однако из самих примеров Иоффе следует, что сценарий реинтеграции был достаточно редким явлением. Вновь включаясь в систему, города, построенные как дезинтегрированные столицы для инкубации новых элит или религиозных идеологий, переставали быть отчужденными столицами. Такова была, например, судьба Мемфиса и Багдада, которые впоследствии в течение многих веков служили столицами египтянам и арабам. Иоффе пишет:
Поскольку легитимность и эффективность столиц была тесно увязана с конкретным правителем или династией, преемникам часто приходилось порывать с ними и создавать новые столицы. При таком типе урбанизма, отчужденные столицы часто были очень недолговечны и нестабильны, не говоря уже о высокой стоимости их строительства и поддержания в порядке… Только развитые урбанистические общества могли нести такие большие расходы, но это требовало более серьезных налогов и новой экспансии, что подрывало другие процессы в обществе. В большинстве случаев отчужденные столицы служили решению проблемы в краткосрочной перспективе и становились тяжким бременем в перспективе долгосрочной (Joffe, 1998: 573).
Можно предложить и альтернативное объяснение этих неудач. Причиной фиаско большинства этих переносов столиц, на взгляд автора, была несоразмерность масштабов тех задач, которые ставили перед собой правители, задач, прежде всего, тактических, с масштабом орудия или инструмента, которое было выбрано средством их осуществления. Тактические уловки и маневры, таким образом, реализовывались с помощью стратегического и весьма дорогостоящего орудия. Успешная интеграция отчужденных столиц разрушала саму цель, которой они должны были служить, и была результатом расширения базы поддержки существующего политического режима, что можно наблюдать на примерах как Мемфиса, так и, позднее, Багдада.
В конце своей статьи Иоффе также проводит некоторые исторические аналогии между отчужденными столицами древности и современными «отчужденными столицами», несколько расширяя саму концепцию и модернизируя ее.
Через призму идеи отчужденной столицы рассматриваются опыты создания таких современных столиц, как Вашингтон, Оттава, Канберра, Анкара и Бразилиа, городов в какой-то мере изъятых из экономической жизни, потоков и суеты гражданского общества. «Разница между ними состоит в том, – замечает Иоффе, – что если в древних обществах целью установления такой системы было достижение конкурентных преимуществ, то сегодня это, напротив, установление баланса сил, а не доминирование одной из фракций» (Joffe, 1998: 574).
Таким образом, Иоффе находит параллели отчужденным столицам в современных сменах столичных городов, на мой взгляд, излишне модернизируя это понятие. Но его трактовка этой концепции кажется слишком расширительной даже в рамках древнего мира: как мы уже отметили, Мемфис и Багдад, города, которые просуществовали в качестве столиц в течение многих столетий, не кажутся слишком схожими с большинством кратковременных столиц, которые обсуждает американский археолог.
Отчужденные столицы были характерны не только для государств Западной Азии. Они были распространены далеко за пределами того культурного круга, который обсуждает Иоффе. Мы часто встречаем их в персидской и парфянской истории: их примером является парфянский город Вологезакерт. Более близким нам российским примером отчужденной столицы может служить Александрова слобода, опричная столица Ивана Грозного.