Въ новомъ зданіи, — Опера (стоившая городу Парижу и государству столько милліоновъ), волей неволей подчиняется идеямъ и вкусамъ публики; но въ общемъ нельзя сказать, чтобы — за послѣдніе десять-двадцать лѣтъ — она — какъ любятъ выражаться французы — а «bien mérité de la patrie». Репертуаръ ея все-таки же бѣденъ. Предпріятіе это въ рукахъ антрепренеровъ, получающихъ государственную субсидію; а субсидія эта, по нынѣшнимъ временамъ, довольно умѣренная. Никто что-то не говоритъ, чтобы въ Парижской Оперѣ послѣдняго времени сложилась какая-нибудь самостоятельная школа пѣнія и чтобы ее можно было поставить, по общему уровню музыкальности, на ряду съ оперными театрами Бертина, Вѣны и даже Петербурга. Русскіе справедливо находятъ, что и зала Новой Оперы, которая теперь уже успѣла позакоптиться, не представляетъ собою ничего особенно грандіознаго. Она сравнительно тѣсна, и ея отдѣлка, стоившая такихъ денегъ, тяжеловата и черезчуръ задавлена однообразной декоративной позолотою Только фойе и лѣстницы вестибюля отвѣчаютъ идеѣ «Национальной Академии Музыки», какъ опера до сихъ поръ офиціально величается во Франціи.
Послѣ империи мнѣ случалось попадать въ Парижъ почти исключительно въ весенніе сезоны; раза два — три проѣзжалъ я имъ и зимой, но не имѣлъ случая ближе знакомиться съ тѣмъ, что теперь парижская публика получаетъ въ симфоническихъ концертахъ. Ни весной ни лѣтомъ ихъ обыкновенно не даютъ; но они очень развились. Инициатива Падлу пала на хорошую почву. Концерты Ламурё и Колонна вошли теперь уже въ обиходъ парижскихъ музыкальныхъ удовольствій и оба эти капельмейстера постоянно расширяли свои программы, знакомили публику не только съ произведеніями своихъ соотечественниковъ, но и съ русскими композиторами, и съ скандинавскими, и въ особенности съ Вагнеромъ. Словомъ, вагнеризмъ теперь— характернѣйшій признакъ новаго интеллигентнаго Парижа, объединяющій собою различные оттѣнки литературнаго и художественнаго движенія.
О другой столицѣ міра — въ смыслѣ музыкальномъ приходится сказать немного. Въ Лондонѣ, какъ въ 1867—8 гг., такъ и въ послѣднюю мою поѣздку, я не нашелъ самобытнаго музыкальнаго движенія. Ни въ камерной музыкѣ, ни въ драматической не всплыло рѣшительно ни одного крупнаго имени, которое могло бы быть поставлено на ряду напр., съ лучшими теперешними французскими композиторами. Едва ли не въ одной области оперетки заявилъ себя, въ послѣдніе годы, довольно пріятный композитор, мистерь Сёлливанъ, оперетка котораго «Микадо» обошла всю Европу и Америку. Музыкальнаго творчества и въ Лондонѣ вчерашняго дня вы не видѣли, какъ бы вы старательно ни искали его. Довольно того, что столица Великобританіи и вся британская имперія не имѣетъ до сихъ поръ ни одною сколько-нибудь сноснаго національнаго театра для серьёзной оперы, где поютъ на англійскомъ языкѣ, хотя бы и иностранной репертуаръ. Опера была всегда въ Лондонѣ синонимомъ итальянской оперы. Но и въ этой области меломаніи не замѣтно особенно какихъ успѣховъ, даже въ смыслѣ новыхъ предпріятій. Въ концѣ 6о-хъ годовъ, во время лондонскаго сезона, всегда дѣйствовали два оперныхъ театра: Ковентгарден и Друри-Лэнъ. Въ 1895 г. въ Друри-Лэнѣ уже давались драматические спектакли. Тамъ играла, между прочимъ Дузе, а къ зимѣ тамъ ставятъ пьесы «à grand spectacle».
Зато, какъ ярмарка оркестроваго и виртуознаго исполнения, Лондонъ не терястъ своего всемирного значения. Это, дѣйствительно, такая музыкальная ярмарка, какую вы не найдёте нигдѣ. Ежедневно, во всевозможныхъ Halls, и въ огромныхъ залахъ, и въ залахъ средней руки, и въ зданіяхъ выставокъ., вплоть до классическаго Хрустальнаго Дворца, даются концерты — и симфоническіе, и вокальные, и разными виртуозами, вплоть до феноменовъ, мальчиковъ и дѣвочекъ, отъ восьми до двѣнадцати лѣтъ. Англійская публика, наѣзжающая въ Лондонъ на сизонъ — огромная потребительница звуковъ. Это входитъ въ обязательную программу британскихъ удовольствій, и нельзя сказать, чтобы вся эта публика была совершенно невѣжественна въ музыкальномъ отношеніи. Высшее общество, и вообще, образованные классы, слишкомъ много ѣздятъ на континентъ, а стало-быть, имѣютъ случай слышать въ большомъ количествѣ хорошую музыку. Классическіе нѣмецкіе вкусы, и въ послѣднее время вагнеризмъ — едва ли не больше распространены въ Англіи, чѣмъ даже во Франціи. Самое отборное итальянское пение сезонные посѣтители Лондона слушаютъ уже не одинъ десятокъ лѣтъ, и потому могутъ быть требовательными. Правда, зала Ковентгардена, на вкусъ свѣжаго человѣка, до сихъ поръ еще является однимъ изъ яркихъ образчиковъ британской китайщины. Tуда, какъ извѣстно, не пускаютъ мужчинъ иначе какъ въ бальныхъ туалетахъ. Но это уже оттѣнокъ свѣтскихъ англійскихъ обычаевъ. Такая парадность нисколько не мѣшаетъ ни хорошему исполненію, ни внимательному слушанію; напротивъ, она поднимаетъ даже настроеніе. И образованные англичане считаютъ своимъ долгомъ относиться къ музыкѣ чрезвычайно серьёзно, почти съ благоговѣніемъ, только такого рода обшераспространенный культъ не вызываетъ къ жизни творческихъ способностей, ни въ серьезномъ, ни даже въ легкомъ родѣ.
Я не интересовался настолько музыкальной образованностью лондонцевъ и, вообще, англичанъ, насколько я это дѣлалъ въ Парижѣ; но, судя по общеизвѣстнымъ статистиче скимъ фактамъ, музыкальная грамотность англичанъ тоже поднялась, а дилетантство достигло даже весьма обширныхъ и увы, для всѣхъ континентальныхъ иностранцевъ, довольно-таки тяжкихъ размѣровъ. Теперь въ любомъ домѣ и буржуазномъ, и аристократическомъ, вы не уйдете отъ музыкальныхъ «exhibitions», и на разныхъ инструментахъ, и вокальныхъ. Вотъ вокальныя-то упражненія всего рискованнѣе; а между тѣмъ юныя миссъ имѣютъ къ нимъ болѣзненное пристрастіе, въ особенности къ пѣснямъ и романсамъ нѣмецкихъ композиторовъ— Мендельсоиа и Шумана.
Если вы ограничиваетесь чисто личными интересами туриста, лондонскій музыкальный сезонъ можетъ вамъ дать массу всякаго рода художественныхъ ощущеній. Красота не имѣетъ отечества, и каждый въ правѣ утѣшатся и тѣмъ, что ему гораздо пріятнѣе слушать прекрасныхъ итальянскихъ пѣвцовъ, превосходные симфоническіе концерты и всемірно извѣстныхъ скрипачей, віолончелистовъ, піанистовъ, пѣвцовъ и пѣвицъ, чѣмъ несомнѣнно англійскіе, но плохіе продукты музыкальнаго творчества и мастерства. Но всего этого онъ вкуситъ, даже въ огромномъ количествѣ, только подъ условіемъ порядочныхъ расходовъ. И опера, и концерты въ Лондонѣ дороги, но они почтн гакже дороги и въ Парижѣ. Поэтому, болѣе демократическая часть публики, въ обѣихъ столицахъ міра тогда только будетъ дѣлаться музыкальнѣе въ своихъ вкусахъ, когда самая лучшая музыка будетъ доставляться ей за дешевую цѣну, какъ это дѣлается повсюду въ Германіи. Въ Лондонѣ хорошая музыка — достояніе богатыхъ и очень достаточныхъ людей; въ Парижѣ—также, хотя она немного и доступнѣе. А масса, и по ту сторону Канала, и по сю сторону, и въ Англіи, и во Франціи, остается еще съ той музыкальной неразвитостью, которая очень часто непріятно поражаетъ иносгранцевъ, по праву считающихъ свою расу гораздо воспріимчивѣе къ области музыкальной красоты.
VIII
Театральное дѣло въ Парижѣ.—Курсы декламаціи. — Мои воспоминанія за тридцать лѣтъ. — «Вольный Тсатрь». — Въ чемъ Лондонъ ушел дальше Парижа. — Зрѣлища и увеселенія. — Царство кафе-шантана. — Куда идеть шансонетка. «Chat nоіг». — Какъ стоятъ лёгкія зрѣлища въ Лондонѣ. —Театральныя залы въ обѣихъ столицахъ, ихъ нравы и обычаи. — Кляка. — Двинулся ли впередъ англійскій репертуаръ? — Успѣхи техники во всѣхъ лондонскихъ зрѣлищахъ
Театръ! Вотъ чѣмъ Парижъ будетъ еще привлекать культурное человѣчество многіе десятки, а, можетъ быть, и сотни лѣтъ. Его уличная и бульварная жизнь немыслима безъ театровъ. Отнимите вы этотъ видъ вечернихъ удовольствій у континентальной столицы міра — и Парижъ превратится въ городъ. который, самъ по себѣ, прелестью положенія и красотой художественныхъ памятниковъ, климатомъ и комфортомъ жизни, занималъ бы совсѣмъ не первенствующее мѣсто.
Въ 1865 г. я отправлялся въ Парижъ не изъ глухой провинціи, а послѣ пяти зимъ, проведенныхъ въ Петербургѣ, въ городѣ, гдѣ всѣ тогдашнія шесть казенныхъ сценъ были совсѣмъ не плохи, а нѣкоторыя даже стояли и очень высоко, какъ напр., французскій театръ, итальянская опера или балетъ. Да и Александринскій тсатръ (особенно для молодого человѣка, учившагося долго въ тихомъ нѣмецкомъ университетскомъ городѣ, безъ всякихъ зрѣлищъ) представлялъ большой интересъ и по репертуару, и по исполненію. Въ началѣ 6о-хъ годов, у насъ начали ставить шекспировскія драмы съ такими исполнителями, какъ Самойловъ, Сосницкій, Фанни Снѣткова. И бытовая комедія давала такому самородному и сильному таланту, какъ покойный Павелъ Васильевъ, возможность показывать себя въ цѣломъ рядѣ характерныхъ ролей. Съ именами Самойлова, Павла Васильева и Линской (тенсрь всѣ они уже покойники) связаны были и мои дебюты, какъ драматическаго писателя, въ 1861 г., па сценѣ Александринскаго театра, когда я ставилъ, въ бенефисъ Павла Васильева, свою комедію «Однодворецъ», данную вскорѣ; потомъ въ Москвѣ, въ бенефисъ П. М. Садовскаго, съ блистательнымъ персоналомъ. Стало быть, повторяю я, мои впечатлѣнія отъ парижскаго театральнаго міра не падали на совершенно дѣвственную почву. Да и раньше, еще юношей, съ первой половины 50-хъ годовъ я имѣлъ случай познакомиться довольно хорошо съ труппой Московскаго Малаго Театра, когда дѣйствовалъ еще покойный М. С. Щепкинъ. Его памяти и посвящены статьи, напечатанныя мною въ одномъ изъ толстыхъ журналовъ, по возвращеніи изъ Парижа въ 1866 г., подъ заглавіемъ «Міръ успѣха — очерки парижской драматургіи,» (я уже упоминалъ о нихъ выше).
Театръ былъ всегда той формой творческаго искусства, которая всего сильнѣе привлекала мсня къ себѣ. И первая вещь, съ какой я выступилъ въ печати — была комедія. Въ Петербургѣ, съ конца 1860 до половины 1865 г, я очень много жилъ театромъ, какъ драматическій писатель, ставившій пьесы, и какъ рецензентъ, сначала сотрудникъ «Библіотеки для чтенія», а потомъ самъ издатель и редакторъ. Естественно, что въ Парижѣ на правый берегъ Сены меня тянули всего больше театры, хотя я, въ первый мой парижскій сезонъ, и не отдавался еще такъ изученію театральнаго дѣла, во всѣхъ его деталяхъ, какъ приступилъ къ этому со второго моего сезона, т. е. съ 1867 г. Тогда я задался систематической программой: знакомиться не только во всѣхъ подробностяхъ съ состояніемъ французской игры и репертуаромъ всѣхъ парижскихъ театровъ, но также и съ сценическимъ преподаваніемъ, и не въ теоріи только, а и на практикѣ. Тогда же у меня родилась мысль: по прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ написать книгу о театральномъ искусствѣ;, что я и выполнилъ позднѣе» въ 1872 г. Можетъ быть — теперь я могу это сказать попутно — во мнѣ еще бродило тогда желаніе, не бросая своей литературной дороги, отдаться театру и не въ одномъ только качестве драматическаго писателя и критика.