а цѣлыхъ тридцать лѣть (за исключеньемъ тѣхъ сезоновъ, когда онъ добился огромнаго успѣха пьесой Oriè «Maitre do forges», съ актрисой Адэнгъ) «Gymnase» стоялъ когда-либо выше, чѣмъ подъ управлением покойнаго Монтаньи, мужа талантливой Розы Шери, умершей уже передъ моимъ приѣздомъ. Сь зимы 1865-66 г., вплоть до конца имперіи, каждый сезонъ «Gymnase» ставилъ какую-нибудь литературную выдающуюся пьесу и главными его поставщиками состояли Дюма и Сарду. Тамъ я видѣлъ впервые поставленные: «Nos bons villageois», «Les vieuxgarçons», «Les idées de M-me Anbray», «Héloise Paranquet», «Le filleuil de Pompignae», «Frou-frou» «Fanny Lear» и др. Да мужской и женскій персоналъ не уступалъ нисколько «Французской Комедіи», a no тону исполненія былъ гораздо новѣе, болѣе подходилъ къ изображенію современныхъ нравовъ. Я засталъ па сценѣ «Gymnase» такихъ актёровъ, какъ Лафонъ, старикъ Арналь, Ландроль, Прадо, Лесюеръ, въ молодыхъ роляхъ — теперешняго директора Пореля и Пьера Бертона-сына. А въ женскомъ персоналѣ директору Монтиуьи посчастливилось, съ содѣйствіемъ Дюма-сына, найти такую рѣдкую артистку, какъ Эме Десклё, игравшую когда-то безъ всякаго успѣха и въ Петербургѣ, и потомъ ѣздившую долго съ французской труппой по Италіи. На моей памяти въ Парижѣ, вплоть до появленія Режанъ, не было актрисы съ такой милой натурой и оригинальностью. Она стояла, по своеобразности таланта и симпатичности, выше всѣхъ тогдашнихъ исполнительницъ, не исключая и Сарры Бернаръ, которая, въ то время, играла молодыя роли въ трагедіи и комедіи на театрѣ «Одеонъ». Въ «Gymnase» начали свою карьеру и двѣ артистки впослѣдствіи сдѣлавшіяся любимицами петербургской публики — Делапортъ и Паска, быстро возбудившая сочувствіе парижанъ съ первой отвѣтственной роли, которую поручилъ ей Монтиньи въ анонимной пьесѣ, передѣланной Дюмасыномъ «Heloise Paranquet». Делапорть переѣхала въ Петербургъ раньше, а Паска — послѣ войны н коммуны; и «Gymnase» былъ какъ разъ однимъ изъ очень немногихъ парижскихъ театровъ, въ которомъ представленія не прекращались ни во время осады, ни во время коммуны, вплоть до послѣднихъ ужасныхъ дней, когда версальскія войска проникли въ Парижъ.
Старые бульварные театры мелодрамы «Porte S-t Martin» и «Ambigu» держались еще въ 6о-хъ годахъ своихъ традицій, ставили больше костюмныя пьесы, а иногда и драмы изъ современной жизни такихъ поставщиковъ, какъ Деннерю и Анисе Буржуа, и возобновляли очень часто пьесы Дюма отца, па которыя можно еще было смотрѣть съ интересомъ, вродѣ «Le chevalier de Maison Rougé», изъ эпохи великой революціи, или романтическаго представленія, перекроеннаго изъ его романа «Три мушкатера», или его, сдѣлавшуюся уже классической въ своемъ родѣ, драму «Latour de Nesles». Ho духъ времени бралъ свое и въ самомъ концѣ второй имперіи, на театрѣ «Porte S-t Martin», около года, а можетъ быть и больше, шла феерія «La bielio au bois», гдѣ, на моей памяти, впервые выставка женскаго обнаженнаго тѣла достигла теперешнихъ размѣровъ.
Оба эти театра не считались фешенебельными. Цѣны были довольно умѣренныя, и двѣ трети публики принадлежали къ мѣстному населенію мелкихъ лавочников, комми и увріеровъ. Весь этотъ людъ обожалъ, да и теперь еще очень любитъ мелодраму, которая въ то время не даромъ такъ называлась, потому что и въ «Porto S-t Martin», и въ особенности въ «Ambigu», даже въ пьесахъ изъ современной жизни, играли подъ музыку. Появленіе всякаго новаго лица непремѣнно сопровождалось, въ оркестрѣ, или зловѣщимъ tremolo, или какой-нибудь жалобной мелодіей. Этотъ обычай сталъ выводиться только послѣ войны и Коммуны, да и въ концѣ 70-хъ годовъ еще не совсѣмъ вывелся. Игра иа обоихъ театрахъ была особенная, приподнятая, въ пѣвучемъ стилѣ для героическихъ ролей, и гораздо болѣе правдивая для всего, что отзывалось бытомъ, нравами, что носило комическій оттѣнокъ. На обоихъ театрахъ создали себѣ репутаціи крупныя бульварныя знаменитости, начиная съ Фредерика Лемстра, котораго я уже видѣлъ дряхлымъ старикомъ. Въ одну изъ зимъ онъ сыгралъ нѣсколько своихъ знаменитыхъ ролей, и въ томъ числѣ главную роль въ мелодрамѣ. гремѣвшей когда-то у насъ и въ столицахъ, и въ провинціи: «Тридцать лѣтъ или жизнь игрока». Это была руина, но руииа въ высокой степени интересная для каждаго любителя театра. Вы могли все-таки распознавать— чѣмъ когда-то Фредерикъ Леметръ брал, не у одной только полуразвитой публики, а и у знатоковъ театральнаго искусства. Въ свое время онъ представлялъ собою протестъ болѣе жизненнаго романтизма противъ стоячихъ формъ классическаго исполненія. Его жестикуляція и мимика увлекали не ходульностью, а правдой и силой. И ростомъ, и голосомъ онъ дѣйствовалъ такъ же обаятельно, какъ и страстностью, и умѣньемъ художественно выполнять всякие эффекты Такимъ мнѣ характеризовалъ его и мой преподаватель декламаціи Ашилль Рикуръ. Для Фредерика Леметра, въ концѣ Имперіи, поставлена была и новая драма, гдѣ онъ игралъ роль старика и въ этой роли онъ далъ всѣмъ намъ чувствовать: какія силы были въ немъ двадцать лѣтъ передъ тѣмъ. Я никогда не забуду сцены, гдѣ главнее лицо, пораженное нравственнымъ ударомъ, внезапно сходитъ съ ума и начинаетъ, схвативъ соломенный стулъ, плясать по сценѣ… Въ тѣ же годы доживалъ свой артистическій вѣкъ и первый актеръ на роли «de capo ct d’epée», въ костюмныхъ пьесахъ, Мэлэнгъ, слившійся для парижанъ того времени съ фигурой и похожденіями д’Артаньяна въ «Трехъ мушкатерахъ», Онъ же всегда игралъ роль героя и въ «La tourde Nesles». Дѣйствовали съ успѣхомъ и другіе первые сюжеты, какъ напр., Лакрессоньеръ, только недавно умершій. Дюгэ и Дюмэнъ, исполнявшій роль патріота Ризора въ драмѣ Сарду «Patrie». Въ актёрахъ генераціи, къ которой принадлежали Лакрессоньеръ и Дюмэнъ, было уже меньше ходульности. Они могли бы доработаться до очень художественной игры, если бы весь строй исполненія не заставлялъ ихъ быть болѣе бульварными артистами, чѣмъ было бы желательно. На сценахъ «Porte S-t Martin» и «Ambigu» вырабатывались однако же замѣчательные артисты для характерныхъ ролей, напр., Полепъ Меньё (онъ долго жилъ), создавшій себѣ крупнѣйшую репутацію едва ли не единственной ролью одного изъ преступниковъ въ знаменитой драмѣ «Lo courrier do Lyon», которая обошла и всѣ русскія сцепы подъ заглавіемъ «Ограбленная почта». Французскіе актеры, сравнительно съ нѣмецкими и англійскими, не очень большіе мастера художественно гримироваться; меньше занимались этимъ, да и теперь не такъ занимаются, какъ актеры другихъ странъ; а Поленъ Менье именно и поразилъ искусствомъ «so faire une tete» — создавать обликъ въ малѣйшихъ подробностяхъ: маскѣ и манерѣ, и движеніяхъ, и тонѣ. Въ меньшей степени такимъ талантомъ гриммировки и превращеній изъ одного лица въ другое, въ одной и той жс пьесѣ отличался и первый сюжетъ театра «Ambigu», въ концѣ 60-хъ годовъ— Клеманъ Жюсть, о которомъ теперь и на бульварахъ, вѣроятно, очень немногіе помнятъ. Долго ещё игралъ и старикъ Тальядъ и считался самымъ типичнымъ представителемъ мелодраматическаго тона. Онъ долго игралъ трагедію на театрѣ «Одеонъ» и промѣнялъ ее на изображеніе подвинченныхъ героевъ пьесъ такъ называемой «бульварной» драмы. Но онъ пробовалъ себя и въ шекспировскихъ роляхъ. Сквозь нѣкоторое завываніе и условность жестовъ, вы, лѣтъ тридцать пять тому назадъ и даже позднѣе— къ 8о-мъ годамъ — чувствовали въ Тальядѣ силу и способность на артистическое воодушевленіе. И, какъ большинство актеровъ той эпохи, Тальядъ доживалъ свой вѣкъ въ бѣдности, нс такъ, какъ тѣ знаменитости «finde siècle», которыя стали объѣзжать Европу и Америку и наколачивать себѣ милліоны. Когда-то знаменитаго перваго любовника Лафферьера (игравшаго въ Петербургѣ при Николаѣ I-мъ) я видѣлъ старикомъ, въ концѣ 60-хъ годовъ. Онъ заново сыгралъ роль Антони въ романтической драмѣ Дюма-отца и поражалъ своей моложавостью: слишкомъ шестидесяти лѣтъ осмотрѣлъ тридцатилетнимъ мужчиной.
Чисто парижская веселость, жанровый комическій фарсъ пріютились давно уже на театрѣ «Пале-Рояля» и вторая половина 60-хъ годовъ была, конечно, самой блестящей полосой этой сцены для людей моего поколѣнія. Тогда сложилась образцовая труппа такихъ комиковъ и буффовъ какъ Жоффруа, Леритьё, Іасёнтъ, Браccëpъ, Жнль Пересъ, Ласушъ, молодой: Пристонъ. Имъ подъ пару шла такая превосходная комическая старуха, какъ покойная мадамъ Тьерре; да и всѣ они вскорѣ перемерли, за исключеніемъ одного Ласуша. Изъ женщинъ— въ Пале-Роялѣ расцвёл талантъ прелестной Селины Манталанъ (знакомой и петербургской публикѣ) и комической ingenue Селины Шомонъ. Театръ «Пале-Рояля» создалъ себѣ спеціальность, которая и до сихъ поръ держится — это область, если хотите, «желудочнаго», но все-таки же здороваго смѣха. Съ такимъ артистомъ въ главныхъ роляхъ, какимъ былъ Жоффруа, фарсъ никогда не опускался слишкомъ низко, держался на уровнѣ жанровой веселой комедіи; да и репертуаръ стоялъ тогда выше. Эго было время самой талантливой плодовитости водевилиста Лабиша, попавшаго во французскую академію съ полнымъ сочувствіемъ всего литературнаго Парижа, потому что среди его безчисленныхъ фарсовъ попадаются веши ск даровитой наблюдательностью, съ комическимъ воображеніемъ, съ большою долей жизненной правды и хорошей сатиры, какъ напр., такая пьеса, какъ «Садпоttе», имѣвшая, въ половинѣ 60-хъ годовъ, огромный успѣхъ.
Конкурентъ «Пале-Рояля» — театръ «Варьете» (занимающій самое бойкое и выгодное положеніе па бульварномъ перекресткѣ), въ тѣ годы, поглощенъ былъ почти исключительно опереткой. Можно сказать, что этотъ театръ сдѣлался царствомъ Оффенбаха и его двухъ даровитыхъ либретистовъ — Мельяка и Галеви. Съ 1867 г. вся Европа и Америка, начиная съ вѣнценосцевъ, перебывала въ тѣсной, и тогда еще плоховато отдѣланной, залѣ этого театра. А героиней, «звѣздой» была, теперь гдѣ-то доживающая свой вѣкъ, старушкой, Шнейдеръ, знакомая и петербуржцамъ по покойному Театру-Буффъ. Оффенбахъ и Шнейдеръ — это два символа трагикомическаго конца второй имперіи. Такъ называемая «cascade» создана была этой, дѣйствительно даровитой и оригинальной актрисой, умѣвшей соединять буффонство съ женственнымъ обаяніемъ. И вокругъ иея собралась талантливая труппа опереточныхъ буффовъ., a постояннымъ ея партнеромъ былъ Дюпюи, долго еще дѣйствовавшій на томъ же театрѣ «Variétés». Мнѣ привелось присутствовать на спектаклѣ, гдѣ одинъ изъ самыхъ даровитыхъ актеровъ этого театра, Гренье, сломалъ себѣ ногу, раздурачившись въ каскадной сценѣ оперетки «Barbebleue». Это было въ одну изъ послѣднихъ зимъ второй имперіи.