орженными возгласами проповѣдника — все это въ свѣтѣ фонарей и факеловъ.
Не мешает полиція и никакимъ другимъ сборищамъ, если не получила отъ высшаго начальства приказа не допускать манифестацій перейти въ свалку или разгромъ. Кому изъ посѣщавшихъ Лондонъ не случалось видѣть митинговъ на открытомъ воздухѣ, на плошадяхъ и въ паркахъ? Въ послѣднюю мою поѣздку, я нашелъ, что политика какъ-то меньше волновала лондонскую массу, чѣмъ это было четверть вѣка назадъ и ранѣе. Тогда случались демонстраціи грандіознаго характер, и полиции — пѣшимъ и коннымъ полисмэнамъ — не разъ доставалось плохо; разумѣется, если они пускали въ ходъ кулаки а иногда и удары саблями плашмя; но все-таки въ Лондонѣ вы не видите той безнаказанности, съ какой полицейскіе агенты могутъ свирѣпствовать, какъ это неминуемо будетъ въ Парижѣ.
Проникалъ я и въ разбойничьи притоны, въ сопровожденіи агента, а иногда и вдвоемъ съ знакомымъ англичаниномъ. Почти во всѣхъ этихъ тавернахъ мы находили полисмэна, обыкновенно у буфетной стойки. Неопытный глазъ съ трудомъ отличитъ профессіональнаго вора и разбойника отъ перваго попавшагося бѣдняка или просто рабочаго. Въ нѣкоторыхъ изъ тавернъ всегда смѣшанная публика изъ нелегальнаго народа и рабочихъ, матросовъ, ломовыхъ извозчиковъ съ прибавкою самыхъ жалкихъ, испитыхъ и очень бѣдно одѣтыхъ проститутокъ. Но и въ этихъ мѣстахъ полиція ведетъ себя умѣло и сдержанно.
Лондонскій детективъ пользуется всемірной популярностью. Но французскіе полицейскіе, съ какими я говаривалъ на эту тему, находятъ, что сыскная полиція въ Лондонѣ совсѣмъ Де такъ дѣятельна и талантлива, какъ объ этомъ принято говорить. Да и англичане, болѣе требовательно относящіеся къ родной дѣйствительности, частенько обличаютъ лондонскую сыскную полицію, находя, что агенты слишкомъ дорого стоятъ обывателям; тамъ же, гдѣ они должны дѣйствовать отъ казны — обыкновенно выказываютъ весьма мало усердия. Лично я этого не испыталъ, потому что не былъ поставленъ въ необходимость обращаться къ сыскной полиции. Никогда ни въ Лондонѣ, ни на желѣзныхъ дорогахъ, ни въ тѣхъ провинциальныхъ городахъ, куда я попадалъ — у меня ничего не пропадало.
Мнѣ остается поговорить о томъ англійскомъ мужскомъ классѣ, который, по общему мнѣнію, занимаетъ видное и привилегированное положеніе и въ государствѣ, и въ обществѣ — это духовенство, принадлежащее къ господствующей, т. е. англиканской церкви. He исключая и нашего отечества, нѣтъ въ Европѣ ни одной страны, гдѣ бы какъ въ Англіи (Шотландія, Ирландія не въ счетъ) духовенство занимало такое положеніе и пользовалось такой матеріальной поддержкой. Королева (или король) считается главою и защитницей англиканской церкви. Тѣ тридцать слишкомъ пунктовъ государственнаго исповѣданія вѣры, которые обязательны для подданныхъ ея величества, принадлежащихъ къ англиканству — составляютъ не одно только религіозное credo; они даютъ духовенству, какъ сословію огромныя права и преимущества. Когда вы побываете въ Оксфордѣ —этомъ очагѣ правовѣрнаго англиканства — вы поймете: что это за сила! Ни въ одной европейской странѣ, госудfрственная религія не воспитываетъ такъ въ своихъ принципахъ и правилахъ всѣхъ тѣхъ, кто впослѣдствии будетъ служить странѣ въ разныхъ профессіяхъ и званіяхъ.
И французъ-республиканецъ, и нѣмецъ соціалъ-демократъ одинаково будутъ возмущаться тѣмъ, что въ Англіи духовенство имѣетъ такія громадные оклады, что мѣста архіепископовъ, епископовъ и декановъ представляютъ собою синекуры въ десятки и сотни тысячъ фунтовъ, что множество духовныхъ только носятъ это звание, но ставятъ за себя священниковъ— батраковъ, а сами разъѣзжаютъ по Европѣ, наслаждаясь итальянскимъ небомъ и совсѣмъ не духовными удовольствіями Парижа, Вѣны и другихъ столицъ.
Все это такъ, но кто сколько-нибудь ознакомится съ английской жизнью — увидитъ, что между обществомъ — и высшимъ, и средней руки и мелко-буржуазнымъ, съ одной стороны, и церковью, какъ государственно-религіознымъ учрежденіемъ съ другой — нетъ никакого антагонизма. Вся англійская респектабелъностъ проникнута, до сихъ поръ, англиканствомъ, и нигдѣ, вѣроятно, духовные — отъ архіепископовъ до простыхъ сельскихъ викаріевъ, — такъ не живутъ «на міру» какъ въ Англии, и прежде всего въ Лондонѣ. Въ обществѣ вы за инымъ обѣдомъ или на вечере совсѣмъ и не узнаете въ какомъ-нибудь высокоприличномъ джентльменѣ, въ бѣломъ галстухѣ извѣстнаго священника или епископа. Высшее духовенство засѣдаетъ въ верхней палатѣ и — такъ же какъ среднее и низшее — участвуетъ во всѣхъ интересахъ и движеніяхъ общества, кромѣ, разумѣется, разрушительныхъ, очень много пишетъ по всевозможнымъ вопросамъ и серьезно занимается наукой и даже искусствомъ, въ послѣдніе годы стало сочувствовать и болѣе демократическимъ идеямъ, становится во главѣ такихъ дѣлъ, какъ «университетскія поселенія» въ Истъ-Эндѣ Лондона.
Но до тѣхъ поръ, пока англійская конституція держится на своихъ слонахъ — будутъ существовать огромные оклады, синекуры, стипендіи и привилегіи и для служителей англиканской церкви, и для служителей правосудія, для тѣхъ «судебныхъ лордовъ» (high justice), которые пользуются окладами поражающихъ размѣровъ и такимъ значеніемъ, какого не имѣютъ на материкѣ сановники.
XII
Семейные нравы. — Французскія супружества. — Какъ живетъ буржуазная семья въ Парижѣ.—Характеръ религіозности. — Вліяніе духовенства. — Нравы внѣ дома. — Клубы, сидѣніе въ кафе, свѣтъ, пріемы. — Супружеская невѣрность. — Жизнь за городомъ. — Парижанинъ на водахъ и на берегу моря. — Англійская семья. — Любовь къ своему «home». — Лондонскіе клубы. — Нравы свѣтскаго англійскаго общества. — Жизнь въ деревнѣ.—Островъ Уайтъ. — Модное кочеваніе по Европѣ
За исключеніемъ англичанъ, ѣздятъ въ Парижъ и живутъ въ немъ всего больше русскіе. Но многіе ли изъ нашихъ соотечественниковъ знакомы съ семейной жизнью французовъ, съ домашними нравами, со всѣмъ тѣмъ, что составляетъ внутренній бытъ и общества въ тѣсномъ смыслѣ и народа — городского и деревенскаго?
He думаю, чтобы многіе тридцать лѣтъ назадъ только въ Парижѣ русскіе оставались на житье. Теперь гораздо больше живетъ и внѣ Парижа, и почти исключительно въ Ниццѣ и вообще на Ривьерѣ. Съ французскимъ обществомъ знакомятся между русскими тѣ, кто и сами себя причисляютъ къ «обществу». Поэтому въ сужденіяхъ о французской семейной жиз-ни русскихъ свѣтскихъ людей не можетъ не быть односторонности. А большинство туристовъ, въ томъ числѣ и люди болѣе серьезные, живущіе подолгу во Франціи, рѣдко проникаютъ въ домашнюю жизнь французскихъ семей.
И про себя я долженъ сказать, что, за сорокъ лѣтъ знакомства съ Парижемъ, я сравнительно меньше имѣлъ случаевъ присматриваться къ жизни французской семьи въ разныхъ слояхъ общества, и думаю, что чрезъ то же проходили и многіе мои сверстники. Парижъ слишкомъ богатъ жизнью внѣ семьи; да и французы не отличаются такимъ гостепріимствомъ какое принято называть «шотландскимъ». Проникать въ ихъ семейную жизнь, особенно если вы еще молодой человѣкъ, совсѣмъ не такъ легко было тридцать лѣтъ назадъ, какъ у насъ или даже у нѣмцевъ и англичанъ. Вдобавокъ, когда русскій ѣдетъ въ Лондонъ, онъ знаетъ, что туда необходимо брать рекомендательныя письма. Его всѣ увѣряютъ, что безъ рекомендаціи нѣтъ никакой возможности знакомиться съ англичанами, что въ сущности преувеличено. А въ Парижъ и вообще во Францію, ѣдутъ точно къ себѣ домой, не заботясь о рекомендательныхъ письмахъ въ семейные дома и довольствуются публичной жизнью.
Но, повторяю, французъ болѣе ограждаетъ свою семейную жизнь, чѣмъ, напр., мы; и это чувствовалось еще сильнѣе тридцать лѣтъ тому назадъ, чѣмъ теперь. И говорю я не о «свѣтѣ», не о посѣщеніи домовъ, гдѣ постоянно принимаютъ, а о жизни тѣхъ слоевъ общества, въ которыхъ сохраняются болѣе строгіе французскіе обычаи.
Когда какой-нибудь иностранецъ, поживя среди французовъ, считаетъ себя въ правѣ говорить о невысокомъ уровнѣ нравов, то ему обыкновенно возражать на это:
— Вы не знаете настоящей Франціи. Вы судите по Парижу да и въ Парижѣ—по одному классу пустыхъ, праздныхъ и распущенныхъ людей. Слава Богу, семья еще не разрушена и домашше нравы держатся еще хорошими традиціями.
Kонечно нельзя по тому, что называютъ «le tout Paris» судить обо всей Франціи; но въ Парижѣ, какъ ни въ одномъ городѣ—вы не найдете столько образчиковъ различныхъ типовъ домашнихъ и семейныхъ нравовъ, и по прошествіи нѣсколькихъ десятковъ лѣтъ у васъ складывается нѣчто приближающееся къ правдѣ…
Во всякой культурной странѣ семейная жизнь держится женщиной. И тутъ я опять спрошу: имѣемъ ли мы, русскіе, — какое-нибудь опредѣленное представленіе о коренныхъ свойствахъ француженки, какъ жены и матери семейства? Мнѣ кажется, мы, до сих поръ, довольствуемся такими оцѣнками, въ которыхъ главную роль играютъ наши случайныя встрѣчи: въ Россіи съ гувернантками, модистками и перчаточницами, а въ Парнжѣ—съ прислугой, хозяйками отелей, лавочницами и кокотками. Француженка — для русскихъ прожигателей жизни — до сихъ поръ синонимъ женщины легкаго поведенія. И въ этомъ качествѣ она еще сохраняетъ свое обаяніе; можетъ всегда разсчитывать, попадая къ намъ въ Петербургъ и въ Москву, на успѣхъ и хорошія дѣла. Я лично сомнѣваюсь, чтобы француженка, какъ типъ женщины, особенно приходилась по душѣ русскому человѣку; не развратнику, не свѣтскому фату, а хорошему, серьезному русскому человѣку. Въ ней игривый умъ, энергія, бодрость, часто дѣльность преобладаютъ надъ той задушевностью, къ которой мы, русскiе, всегда стремимся въ нашихъ сниженіяхъ съ женщинами. И русскимъ довольно таки трудно безпристрастно оцѣнивать всѣ положительныя свойства французской женщины. Мы любимъ ея общество въ свѣтѣ, мы съ ней любезнѣе, чѣмъ съ нѣмкой, кто бы она ни была: горничная, продавщица газетъ, кассирша, хозяйка отеля или комнатки самаго низшаго разряда; но намъ трудно призиать за ней многія солидныя качества.
И наши дамы, хотя и обезьянятъ съ свѣтскихъ француженок, съ парижскихъ актрисъ и даже дамъ полусвѣта, носчитаютъ всякую француженку ниже себя по нравственнымъ качествамъ?