іей занялся Рамбо; а теперь, въ числѣ профессоровъ Collège de France, какъ вы видѣли выше. есть французъ нѣмецкаго происхожденія, г. Флахъ, читающій постоянно лекціи по нашему государственному и обычному праву. Къ этому надо прибавить все то, что сдѣлано по преподаванію русскаго языка въ парижскихъ лицеяхъ и то, что пишется въ критическихъ статьяхъ, корреспонденціяхъ, очеркахъ и монографіяхъ и въ газетной прмссѣ, и въ болѣм спеціальныхъ серьезныхъ изданіяхъ.
Но проникла ли въ свѣтское парижское общество, въ буржуазную или народную массу потребность знакомиться съ Россіей и русскими, настолько, чтобы имѣть о насъ, о нашей государственной и общественной жизни, о нашихъ порядкахъ, нуждахъ и потребностяхъ, хоть какое-нибудь вѣрное представленіе. Та система замалчиванья, которой держится теперь французская пресса во всемъ, что касается Россіи, какъ только что-либо кажется ей сколько-нибудь щекотливымъ, конечно, не поведетъ къ настоящему знакомству съ нашимъ отечествомъ. Да у французовъ, повторяю, (за исключеніемъ нѣкоторыхъ выдающихся ученыхъ, мыслителей и публицистовъ), малая склонность уходить въ чужую душу, дѣлать чужую страну предметомъ продолжительныхъ и постоянныхъ изученій. Они могутъ быть сами, какъ нація, создавшая столько привекательныхъ (вещей — близкими намъ, быть можетъ, больше чѣмъ англичане: нѣмцы или итальянцы; но это уже ихъ счастье. И еслибъ всѣ остальныя націи, въ томъ числѣ и мы, отличались такою же малой воспріимчивостью ко всему тому, что не свое, то, конечно, и мы бы остались равнодушными къ тому, что французская надія создала, какъ она поработала для идеаловъ европейскаго человѣчества, чего добилась, въ лицѣ своемъ, и для другихъ націй.
И развѣ неправда, что французы вчерашняго для, тѣ, кто носятся теперь съ Россіей и русскими — все-таки же остаются, въ концѣ-концовъ, съ своими коренными свойствами, не могутъ отрѣшиться (какъ и другія націи) отъ взгляда сверху внизъ на кого бы то ни было, въ томъ числѣ и на насъ? Положимъ, намъ до сихъ поръ нельзя тягаться съ ними во многомъ, но развѣ неправда, что русскіе, прекрасно знающіе французовъ, находятъ сплошь и рядомъ, что даже самые воспитанные парижане, въ свѣтскомъ обществѣ, осыпая насъ любезностями всякаго рода, даютъ намъ все-таки почувствовать — какъ мы должны быть счастливы, вкушая всѣ тѣ блага и приманки жизни, какія можно имѣлъ только въ ихъ Парижѣ и вообще во — Франціи? Этотъ оттѣнокъ снисходительнаго превосходства сквозитъ въ самыхъ дружественныхъ и льстивыхъ обращеніяхъ къ вамъ французовъ. Но они предполагаютъ, что мы этого не понимаемъ и должны быть чрезвычайно счастливы за все то, что видимъ, слышимъ, испытываемъ въ ихъ обществѣ. И сами они, до сихъ поръ — даже и болѣе проницательные изъ нихъ — не догадываются, что въ «патріотическомъ» слоѣ русскаго общества, гдѣ французы думаютъ найти самыя искреннія симпатіи, на нихъ частенько смотрятъ весьма пренебрежительно. Поговорите вы съ любымъ нашимъ патріотомъ-консерваторомъ изъ высшихъ барски-чиновничьихъ сферъ— и онъ будетъ вамъ не иначе называть всѣхъ теперешнихъ представителей французской націи, какъ «панамистами». Одна эта кличка уже даетъ достаточно вѣрную ноту.
Сорокалѣтнее знакомство позволяетъ мнѣ, подводя всѣ эти итоги, придти еще къ тому заключительному выводу, что личныя сношенія наши съ французами разныхъ слоевъ и классовъ общества, вплоть до мелкихъ буржуа, рабочихъ и; прислуги, въ Парижѣ и въ провинціи, какъ бы ни повернулись политическія дѣла, — будутъ оставаться такими, какими ихъ сдѣлали особенности душевнаго склада французовъ и русскихъ Отрицательныя стороны француза вредятъ больше всего ему самому; онѣ мѣшаютъ также серьезному сближенію его съ нами, но не мѣшаютъ ежедневнымъ сношеніямъ. Мнѣ кажется даже, что наши недостатки, кое въ чемъ, похожи; a это и дѣлаетъ насъ терпимѣе къ французамъ, хотя и мы съ своей стороны, если взять массу русскихъ, даже и въ интеллигенціи, могли бы давнымъ давно разностороннѣе и безпристрастнѣе относиться къ французамъ, искреннѣе и серьезнѣе изучать все то, что они внесли съ собою въ европейскую культуру.
О «шовинизмѣ» англичанъ никто никогда не говоритъ, даже въ тѣхъ странахъ, гдѣ ихъ не долюбливаютъ, т.-е. во Франціи и надо прямо сказать — у насъ. Зато на счетъ гордости, высокомѣрія и въ особенности «коварства» и «алчности» — распространяются, болѣе и менѣе, всѣ. Но пора, мнѣ кажется, тѣмъ, кто сколько-нибудь присматривался къ Англіи, высказать свое болѣе терпимое и объективное мнѣніе, свободное отъ всякой преувеличенной англоманіи, въ которой, быть можетъ, иной русскій «патриот» и станетъ упрекать пишущаго эти строки.
Если во французахъ національное чувство, сознаніе своего единства и желаніе отечеству хотя и дурно понимаемой славы — до сихъ поръ есть самый главный оплотъ, ограждающій французскую націю отъ вырожденія и распаденія, то и у англичанъ это чувство не менѣе сильно и притомъ гораздо болѣе серьезно, по крайней мѣрѣ въ томъ, что составляетъ центръ Великобританіи, т.-е. въ чисто англійскомъ обществѣ и народѣ. Разумѣется, такой сплоченности, какъ во Франціи, вы не найдете и въ европейскихъ владѣніяхъ британской императрицы, какъ называли, по иниціативѣ покойнаго Биконсфильда, королеву англійскую. Тутъ каждый французъ, не безъ злораднаго подхихикиванья, будетъ вамъ указывать на то— какъ единство Великобританіи держится однимъ насилиемъ. Ирландія не только не примирена, но въ послѣдніе годы до шла до крайнихъ предѣловъ въ своемъ стремленіи къ автономіи. А это — говорятъ враги Англіи — почти цѣлая треть того коллективнаго государственнаго тѣла, которое называется Великобританіей.
Да и помимо Ирландіи, въ разныхъ частяхъ большого острова, гдЬ сгустилась англійская жизнь, вы найдете цѣлыя территоріи и области, до сихъ поръ проникнутыя своимъ мѣстнымъ духомъ, Ни одинъ порядочный англичанинъ — даже въ разговорѣ съ иностранцемъ — не будетъ скрывать того, напр., что между шотландцами и англичанами до сихъ поръ существуетъ извѣстнаго рода антагонизмъ. Англійская аристократія — французско-норманскаго происхожденія, а шотландская— болѣе своего, автономнаго, и многіе лорды не считаются потомками норманновъ. Но англійскіе лорды смотрятъ на шотландскихъ представителей, даже самыхъ древнихъ фамилій, свысока, хотя и среди нихъ есть не мало лордовъ новѣйшихъ, пожалованныхъ, совершенно мѣщанскаго происхожденія такихъ какъ Биконсфильдъ. И въ послѣднюю мою поѣздку, когда рѣчь заходила о лордѣ Розбери (а она заходила о немъ довольно часто) почти каждый разъ мой собесѣдникъ, бывало, не преминетъ замѣтить, что лордъ Розбери — «шотландскій» лордъ. И подъ всѣмъ этимъ есть еще рознь, которая дается расой, о чемъ я говорилъ въ одной изъ первыхъ главъ. Точно также и княжество Валлійское, населенное кельтическимъ народомъ, является какъ бы маленькимъ государствомъ въ государствѣ. Валлійцы до сихъ поръ не желаютъ сливаться во всемъ съ англичанами, у нихъ есть свои законы и обычаи, свое представительство и одинъ изъ членовъ кабинета завѣдуетъ, въ высшей инстанціи, дѣлами княжества Валлійскаго. Выходитъ, стало-быть, порядочный винегретъ расъ, нравовъ, политическихъ и всякихъ другихъ настроеній и тенденцій.
— Но повѣрьте — говорили мнѣ не разъ не одни чистые англичане, а также шотландцы и валлійцы — все это свои домашнія дѣла; а какъ только что-нибудь грозитъ общему отечеству, и шотландцы, и валлійцы, и даже ирландцы, встанутъ, какъ одинъ человѣкъ. Передъ внѣшнимъ врагомъ всѣ очутятся «англичанами».
Ирландія до сихъ поръ еще не получила своей автономіи и врядъ ли получить ее на дняхъ. Но то, что пріобрѣтено, останется, и разъ не будетъ больше этого «проклятаго» для англичанъ вопроса, разъ «Зеленый островъ» будетъ имѣть вожделѣнную автономію, патріотическое чувство отъ этого нисколько не потеряетъ, а, вѣроятно, выиграетъ. Выиграетъ вся Великобританія и въ глазахъ Европы. И тогда связь съ Франціей будетъ гораздо сильнѣе, потому что Ирландія, пріобрѣтя автономію, избытокъ духовныхъ силъ обратитъ не на борьбу съ центральной властью, а на развитіе своей собственной культуры, и на этой почвѣ найдетъ много сочувстія, и во Франціи, и въ другихъ національностяхъ.
Да, французскаго шовинизма у англичанъ нѣтъ, но національное самосознаніе, (а всего больше въ чистыхъ англичанахъ) придало ихъ патріотизму тотъ горделивый и часто своекорыстный оттѣнокъ, который ыа континентѣ Европы превратился въ общее мѣсто.
Не отъ однихъ французовъ случалось мнѣ слыхать оцѣнки образа дѣйствій Великобритании. Не такъ давно я имѣлъ случай бесѣдовать съ нѣмецкимъ дипломатомъ, хорошо знакомымъ съ Англией: по колоніальнымъ дѣламъ. И вотъ, что онъ мнѣ сказалъ:
— Съ французами, въ нашихъ колоніяхъ, мы ладимъ больше, чѣмъ съ англичанами. Во французахъ мы находимъ (несмотря на то, что они считаются нашими коренными врагами) и другія формы отношеній, и гораздо меньшую безцеремонность во всемъ томъ, что кажется Англии выгоднымъ въ данную минуту Довольно часто между нами выходятъ непрятные инциденты, которые вызываются недостаткомъ у англичанъ деликатности, а иногда и просто добросовѣстности.
Обвинения, какъ видите, довольно вѣскія и они исходятъ отъ нѣмца, а не отъ француза. Да и кто же не знаетъ, что Джонъ Буль дѣйствуетъ всегда и вездѣ только въ собственныхъ интересахъ? У него какъ бы двѣ мѣры и двое вѣсовъ: для всего того, что не бутанское, и для своей: внутренней жизни.
И, въ самомъ дѣлѣ, это такъ. Исторія выработала британскую островную отчужденность. Какъ нація, какъ государство съ центральнымъ правительствомъ, Англія никогда не чувствовала себя солидарной съ остальной Европой, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда ей выгодно было принять участіе въ какомъ-нибудь союзѣ. Необычайные размѣры захватовъ Великобританіи во всѣхъ частяхъ свѣта и сознаніе того, что бороться съ ней на людяхъ — очень трудно, повело за собою чувство своей неприкосновенности. Но преувеличено ли такое чувство, спросимъ мы?
Чтобы правильно судить объ этомъ, надо поставить другую націю на мѣсто англичанъ, и, всего лучше, французовъ. Населеніе европейской Великобританіи равно населенію Франціи. Представьте же себѣ, что французы, сидя на двухъ европейскихъ островахъ, въ силу своего морского могущества, предпріимчивости и культурнаго превосходства, захватили бы такое количество всякаго рода материковыхъ и островныхъ владѣній во всѣхъ частяхъ свѣта — неужели они были бы менѣе высокомѣрны и безцеремонны, чѣмъ англичане, и не только они но и нѣмцы, и всякая другая европейская нація? Сомнѣваюсь. Хотя у насъ знаютъ, что Англія владѣетъ непомѣрно большихъ количествомъ колоніальныхъ земель, но извѣстныя цифры какъ-то мало попадаютъ къ намъ или, во всякомъ случаѣ, не вошли достаточно въ нашу память и въ обычный разговоръ, To, что составляетъ англійскія колоніи и зависимыя отъ Великобританіи территоріи (dependence) представляетъ собою дѣйствительно нѣчто поражающее. Королева англійская, носившая титулъ «индѣйской императрицы» собрала подъ своимъ скипетромъ триста милліоновъ подданныхъ. Вы слышите и читаете: слишкомъ триста милліоновъ! Изъ нихъ до 260,000,000 жителей только въ одной Индіи. Возьмемъ офиціальныя цифры къ 1890 г. и окажется, что британская имперія со всѣми своими колоніями и депенденциями занимала 9 милліоновъ квадратныхъ миль съ населени