Сергей отчаянно хотел что-то сказать, но Плотников остановил его жестом.
— Ты не спеши мне возражать! Ты просто сам задумайся. На заводе, на стройке, заметь, нормальный рабочий день. И там, конечно, бывает переработка, но за это заплатят. Сверхурочными или двойными отгулами. Потом лежи себе на тахте, повышай уровень образования или телевизор обозревай. Главное — нервы в порядке, над тобой не дует и не каплет...
Плотников вдруг умолк, соображая, не уносит ли его вбок от главной линии. Вроде как машину на левую сторону занесло, а там встречный транспорт, и разъехаться, хоть убей, негде.
— Вот такие дела, экипаж машины боевой,— хмуро произнес Павел Антонович.— А у нас та же служба: приказ начальника — закон для подчиненного.
Плотников сам уже сожалел, что затеял этот разговор. Сожалел даже, что от сильной усталости вдруг выперло из него это раздражение.
— Ладно,— выкипев, виновато обронил он.— Не обращай внимания — устал я. Но все же, коли ты к нам не случайным ветром попал, кое-что наедине с собой обсуди. Старики вроде меня зря не скажут.
— Если уж совсем по правде, Павел Антоныч,— вдруг решительно произнес Сергей,— то вам я скажу. Но пока это тайна, никто не знает.
— Ну, валяй, если она, конечно, не государственная,— уже совсем миролюбиво дал разрешение Плотников.
— Женился я в армии, Пал Антоныч. На последнем году службы. Но неофициально, так сказать.
— Эка невидаль! — усмехнулся Плотников, прислушиваясь к размеренному дыханию двигателя.— В армии многие неофициально женятся. Парни вы молодые, физически развиты, нынешняя форма к тому же сильно вас украшает.
Савин с удивлением глянул на Плотникова. Вроде умный бы человек, пожилой к тому же... Разве его Наташа не обидится за такие слова?
— Совсем не поняли вы меня, Павел Антоныч,— тихо, с серьезной укоризной сказал Сергей.— Я люблю ее, и в положении она. На пятом месяце. Там пока осталась, в общежитии ткацкой фабрики. Мы от них километрах в пятидесяти стояли. Тут у нас все и получилось.
Плотников выключил зажигание и осторожно потрогал рукой цилиндры. Потом неопределенно и невесело хмыкнул.
— Это хорошо, что женился. Одобряю. Только чего же ты ее там оставил? Беременную-то? Родителям перепоручил? Или родственникам?
— Да нет у Наташи никого,— непонятно вздохнул Сергей, то ли огорчаясь этому обстоятельству, то ли радуясь,— детдомовская она. Утонули родители.
— Понятно,— протянул Плотников,— всякое случается.
— Вот поэтому я здесь,— пояснил Сергей,— а она пока там. У меня тут в деревне тетка живет. На пенсии. На первых порах с ребенком помочь обещалась. Мама у меня еще до армии умерла, а отца я и не помню — ушел он от нас давно...
— Вот вы какие подобрались друг другу муж и жена,— участливо произнес Плотников,— хорошо жить будете...
— Как-нибудь справимся,— горячо сказал верящий в свою удачу и свои силы Сергей.— Мне бы только скорее комнату получить! А там заживем! Наташа у меня чудо!
— Насчет угла я тебе постараюсь помочь,— помедлив, объявил Плотников.— Хотя с жильем в милиции тоже не сахар. Да замполит у нас толковый. Фронтовик.
— Нет, Павел Антонович,— строго сказал Савин,— не за этим я вам все рассказал. Комнатку для нас я и сам добьюсь. Службой.
— Сам с усам,— добродушно проворчал старший лейтенант. И включив зажигание, дернул каблуком кикстартер.— Там видно будет. Давай влезай, трассу на прощание посмотрим. Стемнело уже за разговорами...
Сергей с готовностью забрался в коляску, и Плотников плавно отпустил сцепление. Высоченные сосны вдоль шоссе понеслись назад. Плотников знал каждый метр дороги, и «Урал» быстро набирал скорость, оглушая лес ревом двигателя. Через полчаса езды на одном из пологих спусков Плотников притормозил. Стало совершенно тихо.
— Внимание, Сережа. Начинается, пожалуй, самый опасный участок. Впереди, метрах в ста пятидесяти, рулеткой не измерял, довольно крутой поворот на подъеме, а слева от дороги обрыв. Карьер выработанный. Сыграешь вниз — назад уже не вернешься. Учти.
Савин напряженно всматривался в темноту, но ничего особенного не увидел. Ехать с умом — дорога как дорога. Что спуск, что подъем. Разные дороги он повидал.
Навстречу из-за, поворота показалась машина. Она шла не быстро, но без света. Горели одни подфарники.
— Что за чудак еще вылез? — недовольно бросил Плотников, когда сноп мотоциклетной фары неясно и слабо высветил лобовое стекло встречного «Москвича».— Спит он там, что ли? Так и сковырнуться недолго.
Сергей тоже увидел, что автомобиль, а точнее, его водитель, ведет себя странно. Машина явно не вписывалась в поворот, а брала все правее и правее. Прямо к карьеру.
— Выворачивай руль, парень! — заорал Плотников в предчувствии близкой, неотвратимой беды и привстал по-кавалерийски над седлом мотоцикла.— Выворачивай, дружок! Все тормоза!!
«Москвич» ударился бампером о заградительный столбик, но не впрямую, а вскользь и исчез из видимости. Плотников и Савин услышали только дребезжащие удары металла о твердый песчаник.
— Ах ты! — Плотников почти на ходу спрыгнул с мотоцикла.— Убьется ведь!
Снизу, со дна карьера, раздался несильный резкий хлопок.
— Все,— сразу обмякнув, угрюмо сказал Плотников.— Бензобак рванул.
Сергей молча смотрел на инспектора. Потерянный взгляд сержанта, казалось, вернул Плотникову силы.
— Давай вниз, Серега,— прохрипел он.— Спасать надо. Может, живой...
Глава 2
Подсвечивая путь фонариком, в спешке даже не страхуя друг друга, они спускались по осыпавшимся от времени уступам карьера.
— Ничего, Серега, держись помаленьку,— подбадривал сержанта Плотников.— На войне хуже бывало. А его, может, машина спасла. Кузов на себя удары принял. Все бывает. Сколько угодно случаев...
Савин слышал, что говорил Плотников, но не улавливал смысла. Все существо Сергея было приковано к горевшей машине. Она, как ни странно, не перевернулась, стояла на колесах. Савин не отрывал глаз от шевелящихся жгутиков пламени. Встрепенулся от удара камня по железу: камень, сдвинутый ногой, брякнул о кузов машины. Звук был неожиданный, а потому просто жуткий в ночи.
— Какого черта?! — проворчал рядом Плотников.— Балерина, понимаешь... Прыгай сейчас! Тут невысоко. Приехали.
Савин прыгнул. Когда он выпрямился и огляделся, то увидел, как Плотников, тяжело топая сапогами, подбежал к пышущей жаром машине и рванул на себя дверцу водителя. О том, что металл накалился от огня, он в горячке не подумал, но крик, готовый вырваться от мгновенной боли, сдержал в себе и сдернул с головы фуражку. Однако и плотная ткань не спасла от жара, тем более что дверцу заклинило.
Плотников хрипло выругался, нашарил на земле камень и тут вдруг увидел, что лобового стекла нет совсем, оно рассыпалось крупинками, как и положено, на моделях этой марки. За смятой баранкой, неестественно скрючившись и откинув голову, сидел человек. Черное от крови лицо его было безжизненно.
— Давай сюда, Серега! — прохрипел Плотников.— Попробуем вытащить.
Они с трудом вытянули неподатливое тело и осторожно опустили на землю. Плотникову показалось, что водитель еле заметно двинул рукой, словно из последних сил призывая к себе. Тихий вздох коснулся Плотникова слабым, уходящим теплом. Губы водителя шевельнулись, сознание на миг вернулось к нему. Плотников увидел, что пострадавший открыл глаза.
— Я из ГАИ,— машинально произнес инспектор.— Что произошло?
Водитель напрягался, силясь поднять голову и что-то сказать.
Павел Антонович быстро наклонился к нему.
— Товарищ, потерпи чуток. Все обойдется, врачи дело знают,— как можно ласковее заговорил Плотников, понимая, что это неправда и что даже светила медицины здесь едва ли помогут.
Взгляд лежавшего человека стал вдруг осмысленным и наполнился страданием и мольбой. Водитель опять шевельнул губами, и Плотников почти припал к ним, но уловил, как ему показалось, только одно протяжно выдохнутое слово: «Убили».
Руки водителя тоже были в крови, но инспектор осторожно нащупал запястье и затаил дыхание. Он ждал слабых толчков минуту, две, три, но так и не дождался. Тогда он бросился к машине, сорвал с себя куртку и начал сбивать пламя с багажника. Сергей понял, что для человека из «Москвича» все кончено. Он, как в нокдауне, побрел куда-то в сторону, но властный окрик Плотникова остановил его...
Плотников посмотрел на светящийся циферблат своих именных часов. Прошло минут тридцать, как он отправил Сергея на пост — звонить в город. Конечно, сам бы он сделал все это быстрее, но не хотелось оставлять Савина одного на месте происшествия. И так ему для первого раза хватило впечатлений.
Плотников подошел к сбитому «Москвичом» столбику ограждения и зачем-то тронул его носком сапога. Справа чернел карьер. Искореженную машину отсюда видно не было. Там он уже не мог помочь ничем. Главная его задача сейчас — быть здесь и сохранить на дороге все следы, что привели к такому финалу. Правда, из карьера он слышал, как по шоссе пронеслись с небольшим интервалом две машины. Обе в одну сторону, в город, и ни одна из них не остановилась. Вторая на какое-то время притормозила, но покатила дальше... А почему они должны были остановиться? «Урал» стоял на обочине, ближней к лесу. К тому же в темноте все кошки серы, и водители могли и не заметить, что это мотоцикл ГАИ.
«Другой раз такие любопытные, хоть отгоняй, а тут — на тебе, мимо проскочили. Все же это непонятно». Плотников вдруг ощутил растущее раздражение от этой шоферской беспечности и невнимательности, но заставил себя переключиться на анализ случившегося: у него должно быть свое мнение о происшествии. Как ни крути, они с Сергеем остались единственными свидетелями трагедии.
«Значит, так: мы катились под гору на нейтрали, но я притормаживал, и скорость была километров сорок. Я еще что-то Сергею объяснял. Потом вдруг «Москвич» навстречу вывернул из-за поворота. Включены одни подфарники, но скорость небольшая, меньше нашей. Что-то меня в тот момент удивило, дало какой-то толчок. Возможно, у него не работало освещение, и потому водитель ехал так осторожно. Тьфу! Ничего себе осторожность — в карьер сыграть! Нормальный водитель, обнаружив неисправность дальнего и ближнего света, должен был остановиться и устранить неполадки или ждать рассвета. Этот, видимо, решил дотянуть на авось. На знакомой дороге и в темноте направление угадываешь, к тому же был еще вечер, а не ночь. Дни-то теперь длиннее. И чего это я для него оправдание ищу?! Только потому, что его уже нет в живых и сам он ничего объясни