— Лагерь Готовности?
Но Ричард, казалось, не услышал его. Он смотрел на ржавые рельсы. В этом месте они были целы, но Джек подумал, что Ричард, возможно, вспоминает искореженные пути, которые встретились на их пути. Он видел, что в нескольких метрах стыки между рельсами были изогнуты вверх, как оборванные струны гитары. Джек мог присягнуть, что в Территории эти рельсы были в полном порядке: чистенькие, гладкие и ухоженные.
— Посмотри, когда-то здесь ходил трамвай, — сказал Ричард.
— Это было в тридцатых годах, так говорил мне отец. Но эта линия не принадлежала округу, ею владела частная компания, а потом она обанкротилась, потому что в Калифорнии… ты знаешь…
Джек кивнул. В Калифорнии все пользовались машинами.
— Ричард, почему ты раньше никогда не рассказывал мне об этом месте?
— Это была единственная вещь, о которой мой отец просил не рассказывать тебе. Ты и твои родители знали, что иногда мы проводим каникулы в северной Калифорнии, с этим все было в порядке, но я не должен был тебе рассказывать о поезде и о Лагере Готовности. Он сказал, что если я расскажу, то Фил сойдет с ума, потому что это было тайной.
Ричард помолчал.
— Он сказал, что если я проболтаюсь, то он никогда больше не возьмет меня с собой. Я думал, что они собираются быть партнерами. — Он задумался. — И вот еще об этом месте. Удаленное и засекреченное, оно не воняло углеводородом.
Джек матча кивнул.
— Троллейбусная компания в конце концов продала всю линию какой-то развивающейся компании. Они думали, что люди будут продвигаться вглубь и заселять новые территории. Но этого не случилось.
— И тогда твой отец купил ее.
— Да, по-моему так. Я не знаю подробностей. Он не очень-то много рассказывал о покупке этой дороги… или о том, как он заменил трамвайные рельсы на железнодорожные.
«Это была трудная работа», — подумал Джек и вспомнил о копях, о Моргане из Орриса, поставляющем туда рабов в неограниченном количестве.
— Я знаю, что он заменил колеи, но только потому, что вычитал в одной книге, что у железнодорожных и трамвайных путей колеи разной ширины. У трамвайной — десятимерная, а у железнодорожной — шестнадцатимерная.
Джек опустился на корточки и, конечно, увидел слабые следы, оставшиеся от болтов на шпалах, именно в тех местах, где пролегали трамвайные рельсы.
— У него был маленький красный поезд, — задумчиво произнес Ричард. — Только сам локомотив и два вагона. Он ездил на дизельном топливе. Он всегда подшучивал над собой по этому поводу и говорил, что разница между мальчиками и взрослыми мужчинами только в цене, которую они платят за свои игрушки. На холме, рядом с Понт Венути была старая трамвайная остановка. Мы подъезжали к ней на машине, оставляли ее внизу и взбирались наверх. Я помню запах этой станции — древний, но такой приятный… она была пропитана ароматом солнца. И там стоял поезд. И мой папа… он говорил: «Все на борт, отправляемся в Лагерь Готовности, Ричард, у тебя есть билет?» И мы пили лимонад… или чай со льдом… И мы сидели в купе… иногда с ним ехали его служащие… позади… но мы сидели впереди… и… и….
Ричард тяжело вздохнул и потер рукой глаза.
— И это было замечательное время, — закончил он. — Только он и я. Это было так здорово.
Он оглянулся, в его глазах сверкнули слезы. Ричард подавил вырывающиеся рыдания.
— Ричард, — Джек попытался успокоить его.
Ричард отшатнулся от него, отступил в сторону, кулаками размазывая слезы по щекам.
— Тогда я не был таким взрослым, — произнес он, улыбаясь. Пытаясь улыбнуться. — Тогда ничто не было таким взрослым, правда, Джек?
— Нет, — ответил Джек и вдруг почувствовал, что и сам сейчас расплачется.
О, Ричард. Мой дорогой.
— Нет, — улыбаясь, произнес Ричард, вытирая слезы грязными кулаками. — Ничто не было тогда таким взрослым. В те прошлые дни, когда мы были просто детьми. Тогда, когда мы все жили в Калифорнии и никто никуда не уезжал.
Он взглянул на Джека, пытаясь улыбнуться.
— Джек, помоги мне, — сказал он. — У меня такое чувство будто мои ноги что-то схватило… и я… я…
Ричард упал на колени, волосы закрыли ему лицо. Джек опустился рядом с ним, вряд ли нужно рассказывать что-то еще — только то, что они успокаивали друг друга, как только могли и умели, да вы и сами знаете, как это происходит из собственного горького опыта, который никогда не бывает слишком хорош.
— Тогда забор был новый, — снова начал рассказ Ричард.
Они шли по колее. Раздавалось пенье козодоя с высокого, раскидистого дуба. Запах соли в воздухе стал сильнее.
— Я помню это. И надпись «ЛАГЕРЬ ГОТОВНОСТИ». Там была полоса препятствий и канаты, по которым можно было взбираться вверх, и еще такие веревки, на которых так здорово было раскачиваться и перелетать через огромные лужи. Все это так было похоже на одну из военно-морских баз из фильмов о второй мировой войне. Но парни, обитающие там, вовсе не напоминали моряков. Все они были жирными и носили одинаковые серые свитера с надписью на груди «ЛАГЕРЬ ГОТОВНОСТИ». Все они выглядели так, как будто их вот-вот хватит удар. Возможно, что всех одновременно. Иногда мы оставались там на ночь. А пару раз мы провели там весь уикенд. Но не в бараках, предназначенных для парней, стремящихся похудеть.
— Именно этим они и занимались там?
— Да. Если только этим. Мы жили в палатке и спали на раскладушках. Это было ужасно. — Ричард снова задумчиво улыбнулся. — Но ты прав, Джек, не все парни в лагере напоминали бизнесменов, пытающихся похудеть. Другие…
— Что же другие? — спокойно спросил Джек.
— Некоторые, большинство, были похожи на тех волосатых созданий из другого мира. — Ричард так тихо произнес это, что Джеку пришлось напрячь слух, чтобы услышать его. — Оборотни. Правда они были похожи на обычных людей, но не очень. Они выглядели грубо и неотесано. Ты понимаешь?..
Джек кивнул. Он понимал.
— Помнится, я боялся смотреть им в глаза. То там, то здесь по ним пробегали какие-то вспышки, огоньки… Как будто их мозги горели в огне. Другие… — Понимание промелькнуло в глазах Ричарда. — Другие были похожи на баскетбольного тренера, о котором я рассказывал тебе. На того, который носил кожаный жакет и курил.
— Далеко отсюда этот Понт Венути, Ричард?
— Я точно не знаю. Но обычно мы добирались до него за пару часов, а поезд никогда не ехал очень быстро, со скоростью бега, но не быстрее. Милях в двадцати от Лагеря Готовности, а может быть, даже ближе.
— Тогда нам осталось еще миль пятнадцать или меньше. До…
(до Талисмана)
— Да. Ты прав.
Джек посмотрел вверх. День угасал. Как будто желая доказать, что практическая ошибка может оказаться не такой уж фатальной, солнце плавало среди туч. Стало холоднее градусов на десять, а день, казалось, тускнел. Козодой больше не пел свою песню.
Первым увидел знак Ричард — простой квадратный кусок дерева, исписанный черными буквами. Он стоял слева от колеи, плющ заплел основание знака. Казалось, что этот знак простоял здесь целую вечность. Но чувство это было обманчиво. На доске было написано:
«ХОРОШИЕ ПТИЦЫ МОГУТ ЛЕТАТЬ.
ПЛОХИЕ МАЛЬЧИШКИ ДОЛЖНЫ УМИРАТЬ.
ЭТО ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС:
ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ».
— Ты можешь вернуться, Риччи, — спокойно произнес Джек. — Это только для меня. Несомненно, они позволят тебе уйти. Ведь это вовсе не твое дело.
— А я думаю, возможно, мое, — ответил Ричард.
— Это я втянул тебя.
— Нет, — сказал Ричард. — Это мой отец втянул меня. Или судьба. Или Бог. Или Джейсон. Но кто бы это ни был, я увяз в этом дерьме.
— Хорошо, — сказал Джек. — Тогда пошли.
Когда они проходили мимо надписи, великолепным ударом, позаимствованным из кун-фу, Джек сбил дощечку.
— Путь свободен, приятель, — улыбаясь, произнес Ричард.
— Спасибо. Но не называй меня «приятелем».
Хотя Ричард снова выглядел уставшим, он говорил все время, пока они шли по шпалам, вдыхая все усиливающийся запах Тихого Океана. Он выплескивал свои воспоминания, томившиеся в нем годами. По лицу Джека невозможно было догадаться, что он был ошеломлен… и наполнен сочувствием к одинокому ребенку, стремящемуся избавиться от остатков былой привязанности к отцу. Ричард был открыт для него и понятен.
Он смотрел на Ричарда, раны на щеках, лбу и вокруг губ; слушал срывающийся, почти шепчущий голос, в котором, однако, не чувствовалось сомнения, что наконец-то пришло время рассказать обо всем; он снова и снова радовался тому, что Морган Слоут никогда не был настоящим его отцом.
Ричард рассказывал, что он отлично помнит приметы этой дороги. Они смогут увидеть крышу сарая среди деревьев с одного места, на крыше еще будет выцветшая вывеска. Он указал на высокую сосну с раздвоенной верхушкой, а минут через пятнадцать сказал Джеку:
— А вот здесь, на другой стороне, всегда был камень, напоминающий лягушку. Давай посмотрим, все ли он еще здесь.
Камень был на месте, Джеку он действительно напомнил лягушку. Немного. Если напрячь воображение.
Ричард любил железную дорогу и думал, что Лагерь Готовности был чистым местом с беговыми дорожками и с канатами, по которым так здорово было карабкаться наверх. Но он не любил Понт Венути. После некоторого раздумья Ричард даже вспомнил название мотеля, в котором они жили во время своих приездов туда. «Королевская земля» назывался этот мотель. Джек совсем не удивился, услышав такое название.
— Мотель «Королевская земля», — сказал Ричард, — был недалеко от старинной гостиницы, которой всегда так интересовался мой отец.
Ричард даже мог видеть ее из своего окна, ему не нравилось здание гостиницы. Это было громоздкое, мрачное место с бойницами, фронтонами, куполами и башнями; медные флюгера странной формы возвышались над зданием. Они вертелись, даже когда не было ветра; он четко помнил себя стоящим возле окна и наблюдающим, как они поворачивались, поворачивались, крутились, эти странные медные существа, напоминающие ущербную луну, странных жуков, китайские иероглифы, поблескивая на солнце, а внизу бушевал и рокотал океан.