Когда минут через двадцать он вышел в зал, прижимая к разбитому носу платок, Рендольф Скотт уже ушел.
Мне было шесть лет.
Джону Бенджамину Сойеру было шесть лет.
Шесть…
Джек тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, продолжая отодвигаться от мельника, который не был мельником, а тот подходил все ближе и ближе. Его глаза… желтые и какие-то выцветшие. Он — оно — мигал искристым, молочным блеском, и Джек подумал, что его глаза покрывают какие-то мембраны.
— Ты ведь собирался удрать, — опять прошептало существо, и коснулось Джека руками, которые начали охватывать его, твердея и сжимаясь.
Тут открылась дверь в коридор, и звуки, издаваемые группой на эстраде, стали громче.
— Джек, если ты не поторопишься, я тебя заставлю очень пожалеть, — донесся из-за Рендольфа Скотта голос Смоки. Скотт отступил назад. У него больше не было странных твердых когтей, просто руки, большие и сильные, с выступающими венами на кистях. Еще раз его глаза мигнули страшным молочным светом, причем веки остались неподвижными… и снова глаза стали не желтыми, а просто голубыми. Он в последний раз взглянул на Джека и направился к туалету.
Теперь к Джеку подошел Смоки в надвинутой на глаза поварской шапочке, его длинная вытянутая голова была наклонена, губы раскрылись, обнажая крокодильи зубы.
— Не заставляй меня повторять, — сказал Смоки. — Это последнее предупреждение, и я не думаю, что ты не понимаешь, что это значит.
Как и в случае с Осмондом, ярость Джека внезапно выросла. Это был тот вид ярости, который тесно связан с чувством беспомощности, и, пожалуй, наиболее силен лет в двенадцать.
В этот раз она перехлестнула через край.
— Я не твой пес, и не надо меня учить, — огрызнулся Джек, делая шаг к Смоки Апдайку на все еще дрожащих от страха ногах.
Удивленный, возможно, даже обескураженный совершенно неожиданным гневом Джека, Смоки сделал шаг назад.
— Джек, я предупреждаю тебя…
— Нет уж. Это я предупреждаю тебя, — услышал Джек собственный голос. — Я тебе не Лори. И мне не нравится, когда меня бьют. Если ты ударишь меня, я тебе дам сдачи.
Растерянность Смоки Апдайка длилась всего мгновение. Он считал себя слишком самоуверенным и много повидавшим, чтобы испугаться мальчишки.
Он схватил Джека за воротник.
— Не хами мне, Джек, — сказал он, подтягивая Джека ближе. — И пока ты в Оутли, ты — моя собственность. Пока ты в Оутли, я буду учить тебя, чему захочу, и бить, когда захочу.
Он ударил Джека по щеке. Больно прикусив язык, мальчик вскрикнул. На бледных щеках Смоки разгорался огонек гнева.
— Возможно, сейчас ты думаешь, что это не так, но это правда. Но пока ты в Оутли, ты мой пес, и ты пробудешь в Оутли столько, сколько я этого захочу. И я начну тебе это объяснять прямо сейчас.
Он отвел кулак. На секунду три шестидесятиваттные лампочки без абажуров, которые освещали коридор, выхватили выражение сумасшедшего бешенства на его лице. Затем кулак врезался в щеку Джека. Мальчик отлетел к покрытой надписями стене, половина его лица сначала вспыхнула, а затем занемела. Рот заполнил вкус собственной крови.
Смоки смотрел на него. Внимательное, напряженное лицо человека, который ожидает выпадения номера в лотерее. Видимо, он не увидел на лице Джека того выражения, которое ожидал, потому что он опять схватил мальчишку, решив, что нужен еще один удар.
В этот момент из зала раздался женский крик: «Нет, Глен! Нет!» Затем раздался хор мужских голосов, несколько встревоженных. Завизжала еще одна женщина высоким, пронзительным голосом. Затем раздался выстрел.
— Черт подери! — выкрикнул Смоки, тщательно выговаривая каждое слово, как актер на Бродвейской сцене. Он отшвырнул Джека к стенке, повернулся и бросился к двери в зал. Раздался второй выстрел и крик боли.
Джек был уверен только в одном: настало время удрать отсюда. Не после закрытия, не завтра, не в воскресенье утром. Немедленно.
Казалось, шум стал затихать. Не было слышно полицейских сирен, наверное, никого не убили… Но Джек вдруг вспомнил, холодея, что мельник, похожий на Рендольфа Скотта все еще сидит в мужской уборной.
Джек бросился в холодный, пахнущий пивом склад, опустился на колени в поисках рюкзака. Пальцы не находили ничего, кроме сырого воздуха и цементного пола. В нем опять выросла уверенность, что кто-то из них, Смоки или Лори, видели, как он прятал рюкзак, и забрали его. Лучший способ задержать его в Оутли. Затем он почувствовал облегчение, почти такое же глубокое, как страх, когда пальцы коснулись нейлона.
Джек подхватил рюкзак и глянул в сторону грузовой двери в задней части склада. Он бы охотнее вышел через нее — ему не хотелось проходить через пожарный выход в конце зала. Он слишком близко от мужского туалета. Но если он откроет грузовую дверь, за стойкой загорится красная лампочка. Даже если Смоки еще разбирается с дракой, Лори может увидеть и сказать ему.
Так что…
Джек бросился к двери в коридор. Он приоткрыл ее и выглянул в щелку. Коридор был пуст. Хорошо, что здесь холодно. Рендольф Скотт, видимо, уже ушел смотреть на драку, пока Джек искал рюкзак. Отлично.
«Да, но, может быть, он все еще там. Ты хочешь столкнуться с ним, Джеки? Хочешь поглядеть, как его глаза снова становятся желтыми? Подожди, пока не будешь уверен».
Но он не мог ждать. Потому, что Смоки может увидеть, что его нет, когда Лори и Глория протирают столики и моют посуду. И вернуться сюда, чтобы продолжать обучать Джека его месту в жизни. Так что…
Так что? Вперед!
«А может быть, он поджидает тебя, Джеки… может быть, он собирается выскочить как большой злой Чертик-из-Коробочки…»
Женщина или тигр? Смоки или мельник? Джек секунду колебался в нерешительности. Возможно, что человек с желтыми глазами все еще сидит в туалете; но то, что Смоки скоро появится, было несомненно.
Джек открыл дверь и шагнул в узкий коридор. Казалось, что рюкзак за его спиной потяжелел. Это было вещественное доказательство того, что он собирается сбежать, и каждый, кто увидит его, поймет это сразу же. Он бросился по коридору, двигаясь навстречу гремящей музыке и реву толпы. Сердце стучало в его висках.
Мне было шесть, Джеки было шесть лет.
Ну и что? Почему эта мысль не уходит?
Шесть лет.
Казалось, что коридор удлинился. Это было как в замедленном кино. Пожарная дверь в противоположном конце коридора приближалась томительно медленными шажками. Пот струился по его лбу и верхней губе. Взгляд остановился на двери справа, с изображенным на ней профилем собаки. Под ним было слово «ПОЙНТЕРЫ». В конце коридора была еще одна дверь, покрашенная облупившейся, выцветшей красной краской. Надпись на двери гласила: «Использовать только в случае опасности! Будет включена сигнализация!» На самом деле сигнализация была сломана два года назад, это ему рассказала Лори, когда он сомневался, можно ли пользоваться дверью, чтобы выбросить мусор.
Наконец, почти на месте. Прямо напротив ПОЙНТЕРОВ.
Он здесь, я знаю, что он здесь… и если он прыгнет, я закричу… я… я…
Джек протянул дрожащую руку и коснулся ручки пожарного выхода. Она показалась ему очень холодной. На секунду он почти поверил в то, что он действительно сможет вырваться из ловушки и выйти в ночь… свободно.
Затем неожиданно распахнулась дверь позади него, и чья-то рука схватила его за рюкзак. Джек издал отчаянный крик пойманного животного и навалился на пожарную дверь, пытаясь освободиться от рюкзака с волшебным соком в нем. Если бы лямка порвалась, он просто бросился бы через автостоянку перед зданием, забыв обо всем на свете.
Но лямки были из нейлона и не порвались. Дверь немного отворилась, показав темный уголок ночи, а затем опять захлопнулась. Они очутились в женском туалете, невидимая рука развернула его и швырнули на пол. Если бы он стукнулся спиной об стену, то бутылочка с волшебным соком, несомненно, разбилась бы, пропитав его немногочисленную одежонку запахом гнилых фруктов. Но он ударился об унитаз боком. Боль была сильной и острой.
Мельник медленно приближался к нему, подтягивая джинсы руками, которые стали утончаться и искривляться.
— Ты собирался удрать, малыш, — сказал он. Его голос все больше грубел, становясь похожим на рычание животного.
Джек начал отползать влево, не сводя глаз с лица мужчины. Его глаза теперь казались почти прозрачными, не просто желтыми, но светящимися изнутри… глаза чудовища во время Хеллоуина.
— Но ты должен доверять старине Элрою, — проговорил ковбой-оборотень, и теперь из его рта торчали огромные кривые зубы, некоторые были сломаны, некоторые почернели. Джек вскрикнул.
— Да, ты должен доверять Элрою, — сказал он, и теперь его слова едва можно было отличить от собачьего лая. — Он не обидит тебя слишком сильно.
— Все будет в порядке, — рычало чудовище, надвигаясь на Джека. — Ты будешь в порядке. Ты будешь…
Оно продолжало говорить, но теперь это уже нельзя было назвать речью. Это было рычание.
Джек сбил ногой высокую корзину для бумаг. Когда ковбой-оборотень дотянулся до него своей похожей на лапу рукой, Джек схватил корзину и швырнул прямо перед собой. Она ударила Элроя в грудь. Джек выскочил из двери туалета и бросился влево, к пожарному выходу. Он выскочил в него, опасаясь, что Элрой снова остановит его, и прыгнул в темноту, подальше от «Оутлийской Пробки».
Сразу же за дверью находился ряд переполненных мусорных ящиков. Джек впопыхах сбил три из них и услышал, как они упали и покатились. Затем донесся ужасный вой Элроя, врезавшегося в них.
Обернувшись, он увидел это существо. И даже успел рассмотреть его. О Боже, хвост, у него даже было что-то вроде хвоста. Это существо не было полностью животным. В его глазах горел золотистый огонь, в глазах искрились лучи, как будто свет проникал сквозь замочные скважины.
Джек попятился он него, нащупал рюкзак на спине, пытаясь открыть крышку одеревеневшими пальцами, в голове стоял дикий шум…