Так ли важно ей встречаться со Старицким? Вот главный вопрос в отношениях. Нужно сейчас разобраться, чтобы потом идти вперед. Мальчик ей нравился – она не отрицала очевидного. Но одновременно Тамаре казалось, что молодой волхв остался в Албазине, в том прошлом, о котором она до сих пор думала с содроганием, которое напоминало ей периодическими болями от фармагиков. Да, прошлое не отпускало. Вот и Григорий снова рядом. Отец все-таки сдержал слово и поспособствовал поступлению Старицкого в Военную академию. Ну, для него это место в самый раз.
А папенька все равно что-то мутит или скрывает детали происходящего. Вокруг Тамары идет возня – она ощущает ее всеми чувствительными точками ауры. Это неприятно.
Девушка решительно свернула окно почты. Потом. Надо подумать и не делать поспешных выводов. Она, в конце концов, не девка-перестарок, торопиться с важным шагом не стоит. Только почувствовала облегчение, как в комнату влетел ураган. Катя, ставшая больше похожей на отца, такая же высокая, как и старшая сестра, затормошила ее с приветственным кличем диких охотников за пещерными львами. Словно кучу лет не виделись.
Удивительно, но даже грубоватые отцовские черты придавали Катерине шарм, а вкупе с глазами, носом и темно-русыми волосами матери вылепили очаровательного неугомонного бесенка, начавшего осознавать притягательную силу красоты. Будучи младше Тамары на два года, Катя тоже встала в символический «лист ожидания» в среде аристо. Охота на княжон Меньшиковых не прекращалась, даже после того как Константин Михайлович резко ограничил визиты представителей некоторых родов, а кого-то вообще не пожелал видеть. И все равно гадания на кофейной гуще продолжались. А что может быть слаще слухов и домыслов? Вот и изощрялись аристократы от скуки. Великий князь посмеивался и говорил, что раньше праздничных выходных на Коловорот – в день зимнего солнцестояния – все может оставаться слухами и не более. Слова отца насторожили Тамару. Готовился какой-то подвох. И сколько бы она ни пробовала вытянуть толику информации у матери, отца и даже у Галины, знающей все, что происходит в доме, все хранили молчание или пожимали плечами.
Праздник Коловорота – это недельные выходные, когда империя погружается в бесконечные балы и гостевые посиделки, праздничные представления и массовые гуляния. «Жуткая обязаловка, – пугала Катьку Тамара, сама с ужасом ожидая очередных бесконечных пустопорожних дней. – На тебя будут смотреть, как на породистую лошадь, и оценивать прелести. Потому что мы нужны только для одного дела, а думать за нас будут мужья».
Катерина хохотала до слез и заявляла, что тогда она вообще замуж не пойдет, если ей навяжут такого прыткого и деятельного супруга. Бездействие, по ее словам, угнетет ее до гробовой доски, только не собственной, а чужой. Она же просто прибьет мужа. И Тамара верила ее словам. Такая точно не будет сидеть ровно на пятой точке, которую сейчас аппетитно обтягивало домашнее платье в горошек.
– Пошли обедать! – приказала Катерина. – Все наши уже за столом. Даже папа соизволил прийти пораньше. Потом письмо своему герою напишешь!
– Чего? – изумилась Тамара, непроизвольно кидая быстрый взгляд на экран, где в виде подвижной заставки летали миниатюрные драконы и пачками сжигали огнем дурацких рыцарей, пытавшихся срубить мечами хоть одну голову у крылатых тварей. – О каком письме ты говоришь?
– Да ладно тебе! – махнула рукой сестра. – Я же сенсорик, чувствую твои мысли, которые как будто в мясорубке побывали! Вся как кошка растрепанная!
Слова насчет сенсорика были правдой. У Катьки после первой инициации проснулся дар, как и у матери. Правда, его еще предстоит развивать, но и того, что узнали волхвы, достаточно для вывода. Сенсы идут нарасхват в любой сфере применения: и в гражданской, и в военной. Будущее младшей сестры было предопределено. Не пропадет. А вот как быть Тамаре с ее рангом Берегини? К чему он, для каких надобностей? Защищать мифического любимого? И где такого взять в наше рациональное время? Взаимная страсть и любовь кого угодно утомят за пару лет. Пф! Надоест просто! Не нужен никому щит Берегини.
– Ах ты, негодяйка! – вскочила Тамара и бросилась к кровати, чтобы схватить подушку и как следует отшлепать бесенка. – Вздумала в моем ментальном поле копаться! Да я тебя! Ничего я не пишу, понятно! Он уже забыл обо мне! Пока сам не пришлет письмо – даже ни словечка, ни буковки!
Катерина, захлебываясь от смеха, выскочила из комнаты Тамары, промчалась по коридору к лестнице, спускавшейся в гостиную. Так они обе и вломились туда, распугивая столовую прислугу. Но за стол сели чинно, пожелав приятного аппетита родителям и погрозив кулаками улыбающемуся беззубым ртом Сашке – младшему брату.
– Как учеба? – Константин Михайлович отложил в сторону газету. Этот вопрос он задавал чуть ли не каждые три дня. У Тамары сложилось впечатление, что отец ждет ее покаяния и просьбы исправить дело. – Коллектив дружный?
Ага, что-то новенькое. О сокурсниках стал спрашивать!
– Неплохой, – дождавшись, когда ей в тарелку нальют суп, она взялась за ложку. – Много ребят из знатных родов, не все из них в столице проживают. С Урала трое, сибиряки есть, смоленские, киевские…
– А из смоленских кто? – заинтересовался великий князь.
– Лазарев Антон и Даша Ташкевич.
В экономическом университете не было раздельного обучения, как в гимназиях и школах, и совместное времяпровождение юношей и девушек в аудиториях не нравилось некоторым ревнителям старины. Люди, наезжавшие на ректора университета по этому поводу, были известными меценатами и депутатами Думы. Но и сам ректор не лыком шит оказался. Господин Ушаков имел большую поддержку со стороны императорского попечительского совета и других прогрессивных аристократов. В общем, кусались, бодались – но продолжали двигать науку и учебу вперед.
– Ого! Ташкевич! Серафим Сергеевич, часом, не отец ее? – оживился Меньшиков.
– Думаю, так и есть. Дарья Серафимовна она, – кивнула девушка.
– Я с Серафимом по молодости в кадетском училище лямку тянул, – пояснил довольный отец. – Потом несколько лет военной службы на западной границе. Он там и остался, а я вернулся в Петербург. Значит, теперь в Смоленске живет…
– Так и есть, – работая ложкой, подтвердила Тамара. – Папа, я могу брать по утрам служебный «кросс»?
– А что с твоей машиной?
– Неудобно в униформе туда-сюда скакать. Решила на прикол до лета поставить.
– Так не скачи, а веди себя как подобает великокняжеской девушке, – ухмыльнулся Меньшиков.
– Легко рассуждать, когда на тебе брюки, – не согласилась с отцом Тамара. – Пусть уж ласточка стоит в гараже. Мы потом на ней в Курляндию с Катькой поедем. Бабушку навестим.
– Троим там не уместиться, – сестра-язва никак не могла угомониться. – Ты с Гришей – это понятно. А я где буду? В малюсеньком багажнике?
Родители почему-то при этих словах переглянулись.
– Катька! Еще слово про… – Тамара внезапно замолчала, решив, что не стоит так реагировать на шутки младшей сестры. В семье, как она с ужасом поняла, за нее все давно решили. Осталось дело за малым: уломать взбрыкнувшую дочь и достичь какого-то компромиссного решения. Ладно, что еще не обвиняют в черствости. Кстати, мама, узнав о роли Старицкого в спасении дочери, решительно захотела с ним встретиться. Тем более что сейчас он в Петербурге. Теперь не отвертеться. Капать на нервы начнет с удвоенной силой. Они все сговорились – вот что это значило. Еще ни одного официального визита, а уже давление по всем фронтам.
Тамара нервно поежилась. Старицкий не сможет заявиться сюда сам по себе. Только с ближайшим родственником или человеком, имеющим доступ в этот дом. У Григория здесь никого нет. Дядюшка Кондратий Иванович остался в Албазине. Нужных знакомств мальчик еще не успел завести. Так что все правильно. Он прекрасно понимает ситуацию и не может сделать шаг в сторону дверей семейства Меньшиковых. И кто выведет в свет захудалого дворянина? Никаких шансов.
Пообедав, Тамара решила не засиживаться за столом в ожидании десерта, извинилась и пошла в свою комнату. Показала кулак сестре, чтобы не вздумала мешать ей. Язва с распущенными волосами ухмыльнулась и показала язык в ответ. Сенсорику нетрудно догадаться по эмоциональным выплескам, какие мысли бушуют в голове человека, как он себя поведет в следующий момент. А по твердому убеждению Кати, старшей сестре молодой волхв небезразличен, хотя она тщательно скрывает свои истинные чувства. Ага, скроешь их, когда кругом одни специалисты по обнаружению душевных травм.
Ей казалось, что нашептывающий какие-то непонятные слова, обрывочные фразы и сложные звуковые конструкции голос исчез безвозвратно, канул в такие глубины подсознания, откуда никогда не выберется, растворится, как сахар в горячем чае – и тем ужаснее было его возвращение. Всю ночь надоедливые размытые образы крутились вокруг Тамары, обвивали шлейфом серых сгустков и что-то бубнили, бубнили в ухо. Совершенно измучившись, она вскочила еще до того, как затрезвонил будильник, когда за окном густилась темнота, а уличные фонари, освещавшие территорию дворца Меньшиковых, выделялись на полу комнаты ломаными желтыми квадратами, просвечивая через тонкие узорчатые шторы. Редкие лучи фар проезжавших вдоль решетчатого забора автомобилей суматошно метались по потолку и стенам, как попавшие в закрытое помещение птички, ища выход.
Отчаянно зевая, Тамара прошлепала босыми ногами до окна, где со вчерашнего вечера стояла початая бутылка минералки, сделала пару глотков, машинально поправила сползшую бретельку ночной сорочки на плече и бездумно уставилась на оголенный ствол клена, выпустившего свои прутья-ветки в разные стороны, словно какая-то взбесившаяся ведьмовская метла. Поморщилась, вспомнив невнятные сновидения.
«Надо с утра съездить в университет, – мрачно подумала Тамара. – Хоть сегодня там и нет занятий, но почему в голове занозой торчит мысль, что надо там быть? Никаких мероприятий, кроме репетиции студенческого театра. Она, конечно, сразу отказалась от такого счастья, а вот несколько девчонок с ее курса охотно вошли в труппу. Кстати, Дашка Ташкевич звала посмотреть, как все устроено. – Пожалуй, действительно прокачусь, отвлекусь от навязчивых голосов».