— Это не мой самолет.
— Не ваш? А чей же?
— Слишком долго рассказывать. Скажем так: мне его одолжили.
— У вас друзья со средствами. Это тоже неплохо.
— Давайте перестанем играть в прятки. Если вы мне не доверяете, говорите прямо. Что касается меня, то будь я столь же недоверчив, никогда бы к вам не обратился.
— Вот и скажите, зачем вы обратились именно ко мне.
— На то есть две причины, любезный инспектор. Первая: вы раскрыли убийство человека, которого я хорошо знал и любил. Это Надия ас-Сафир.
Инспектор удовлетворенно кивнул. Одно из его предположений оказалось верным.
— Вторая: вы проявили себя в расследовании как честный человек, не останавливающийся перед трудностями, чтобы добраться до истины. И вот, мне показалось — из прочитанного о вас, — что Салим ан-Нуман принадлежит к той породе людей, которые, сказав «а», всегда говорят «б».
— Что вы имеете в виду?
— Сейчас поясню. Речь идет об убийстве в аз-Загазике. Вы, правда, не поймали убийцу, но вы определили его. Более того, поняли, что преступление не могло быть совершено в одиночку. Что убийце кто-то в Каире помогал, кто-то показал дом Надии в аз-Загазике. Мне кажется, эти люди тоже должны вас интересовать.
— То, что вы говорите, совершенно очевидно. Вместе с тем я не знаю, что еще, кроме поимки Одду, могло бы помочь найти его сообщников.
— То есть вы хотели бы, чтобы возмездие настигло убийц, но не знаете других путей к этому?
— Послушайте, Валид, кто из нас играет в прятки? Вы говорите, что знали Надию, а значит, и Халеда. Если у вас есть хоть какая-то информация, которая может помочь следствию, даю вам слово — она будет использована наилучшим образом.
— Рад слышать это, — сказал Валид. — Но успех следствия — еще не все. Есть и другая сторона вопроса. На мой взгляд, нужно, чтобы люди во всем мире узнали, что делали или готовятся делать с нами наши враги.
— Не могу не согласиться с вашими словами. Когда я понял, что убийца не Абдель Карим, мне стало ясно: недостаточно снять обвинение с невиновного человека. Важно раскрыть шайку убийц. Тем более, что эти негодяи убили молодую, красивую, умную женщину. Убили только за то, что она собиралась их разоблачить. Конечно, я постарался, чтобы расследование получило большой резонанс.
— А Халед?
— Что ж, он только получил свое.
— Халед мог искупить свою вину, — возразил Валид. — С ним хотели расправиться еще в Ливане — именно потому, что он восстал против Компании. Я это знаю. За несколько часов до отъезда Халеда и Надии в Египет я говорил с ней. Она рассказала мне все. Сначала я был в бешенстве — получалось, что мы три месяца укрывали преступника, иностранного шпиона, и не подозревали об этом. Но Надия убедила меня в том, что Халед не просто раскаялся — он решил объявить Компании войну. Только прежде хотел, чтобы Надия и девочка оказались в безопасности. Да и самому ему надо было уцелеть, чтобы бороться. Следующим шагом его должна была быть разоблачительная кампания в прессе. Он просил Надию свести его с людьми, которые могли бы в этом помочь.
— Слова — одно, дела — другое. Вряд ли у него хватило бы смелости воевать против собственных хозяев.
— У него хватило на это смелости.
Салим ан-Нуман вопросительно взглянул на Валида.
— Да, у него хватило смелости, — подтвердил тот. — Его исповедь явилась только началом. Но было и продолжение. Халед составил документ, в котором перечислил имена известных ему агентов, явки, пароли, фамилии американских дипломатов и журналистов, занимающихся шпионажем в странах арабского мира. Поверьте, он много знал. Поэтому и был для них так опасен.
— Вы, вероятно, имеете в виду тот самый документ, который был выкраден у друзей Надии?
— Да. Но все дело в том, что Надия передала им только копии.
Инспектор встрепенулся:
— А подлинник?
— Подлинник перед самым отъездом она вручила мне.
Салим ан-Нуман вскочил:
— Значит, этот документ…
— Он у меня. — Валид открыл чемоданчик и бросил на стол пачку бумаг. — Это, разумеется, ксерокопия.
Инспектор поднял со стола бумаги, торопливо пробежал их глазами. Потом сложил и сунул их в карман пиджака.
Оба направились к двери, когда внезапно раздался телефонный звонок.
Инспектор вернулся к столу, снял трубку и с минуту внимательно слушал. Затем бросил трубку на рычаг аппарата и обернулся к Валиду.
— Все, — сказал он. — Теперь ему не уйти.
— Кому? — не понял Валид.
— Мой помощник только что сообщил, что Интерпол блокировал гостиницу в Риме, где прячется Одду.
Хамсин натянул пуловер, затянул на шее шарф и, придав лицу беззаботное выражение, спустился по лестнице в холл. Там было пусто — лишь портье дремал за своей конторкой, подперев щеку рукой.
Хамсин открыл массивную входную дверь и вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождь. В лужах и на крышах стоящих вдоль тротуара машин отражались огни фонарей. Где-то над ним потрескивала неоновая вывеска.
Он закурил сигарету, потоптался у входа и вернулся в холл. Все, что он хотел увидеть, он увидел. Знакомого «фиата» не было. Но метрах в сорока от входа стояла спортивная «лянча» с работающими дворниками. А на противоположной стороне темнела будто прилипшая к стене дома фигура.
Они взяли под наблюдение всю улицу, подумал Хамсин, идя к лестнице. Может быть, все-таки это парни из Интерпола? Впрочем, ему от этого не легче. Наоборот, если О’Коннор уже обнаружил их, то наверняка предпримет все, чтобы Хамсин не попал им в руки живым.
— Мистер Маккол?
Хамсин сделал уже несколько шагов по ступеням, когда наконец сообразил, что обращались к нему. Нехорошо, сказал он себе. Очень нехорошо. Я начинаю терять стабильность.
— Вам что-нибудь угодно, мистер Маккол? — с подчеркнутой предупредительностью спросил портье.
— Нет, благодарю… Что-то не спится.
Портье понимающе кивнул, улыбнулся.
В холле третьего этажа у окна, выходящего во внутренний двор, Хамсин задержался. С обеих сторон двор был стиснут боковыми крыльями здания гостиницы. Высокий глухой забор закрывал от него проезжую часть улицы, и только через открытые ворота виднелся мокрый асфальт.
А что если попробовать улизнуть через ворота, размышлял Хамсин. За забором, конечно, тоже могут оказаться ребята О’Коннора. Но вдруг повезет?
Хамсин обвел двор глазами. В тусклом свете прикрепленных к воротам лампочек серебрилась алюминиевая крыша грузовика-рефрижератора. Рядом на бетонных плитах громоздились коробки и небольшие металлические контейнеры.
Взгляд его продолжал скользить по двору, пока не остановился на узкой двери в самом конце левого крыла. Черный ход, догадался Хамсин. Там должна быть лестница.
Стараясь осторожно ступать, он прошел в торцевой коридор и отыскал нужную дверь. Дернул за ручку. Она не поддалась. На мгновение Хамсин пал духом. Но лишь на мгновение. Есть ведь еще второй этаж!
Там дверь оказалась незапертой. Зато внизу его ждало разочарование. Открыть дверь во двор голыми руками оказалось невозможно. Он был в мышеловке. В западне.
Хамсин посмотрел по сторонам в надежде, что ему попадется на глаза какой-нибудь предмет, с помощью которого он бы мог взломать дверь. И тут увидел, что под лестницей начинается низкий тоннель, ведущий куда-то в глубь здания.
Он не раздумывал. Пригнувшись, быстрыми шагами двинулся по тоннелю, стараясь не задеть головой мутные колбы ламп и не зацепиться за крепления бегущих вдоль стен пыльных труб.
Тоннель дважды менял направление. И каждый раз Хамсин останавливался, осторожно выглядывал из-за труб и шел дальше. Наконец он попал в тамбур с лебедкой подъемника в центре, а из тамбура — в просторное помещение, видимо, склад, через распахнутые ворота которого был виден борт рефрижератора. Рядом за дощатой перегородкой слышались невнятные голоса.
Сердце Хамсина учащенно забилось. Затаив дыхание, он на цыпочках прошел вдоль перегородки и оказался во дворе, прямо у заднего борта машины.
Теперь предстояло решать: либо бежать через двор на улицу, что, по его мнению, было равнозначно верной гибели, либо попытаться угнать грузовик. Но и это опасно. Водитель поднимет тревогу, и далеко уехать Хамсину не дадут. Кроме того, в кабине может сидеть шофер-напарник.
Оставался еще один вариант. Забраться в камеру рефрижератора и таким образом покинуть территорию гостиницы. Конечно, риск, авантюра. Но этот путь все же давал шанс на спасение.
И когда из склада раздались торопливые шаги, Хамсин уже не колебался. Он сделал рывок, ухватился за скобу, подтянулся и, скользнув в щель, образованную неприкрытой дверцей камеры, оказался внутри, между коробок и ящиков. В темноте он больно ушиб колено. С трудом превозмогая боль, забился в дальний угол и замер.
Лязгнула дверца, щелкнул замок. Спустя немного времени взревел мотор, и машина медленно покатилась.
Судя по тому, как Хамсина качнуло, грузовик выехал из ворот и завернул на улицу. Пусть теперь ждут, злорадно усмехнулся Хамсин. Пусть ждут хоть до утра.
Машина ехала все быстрей. Было сыро и холодно. Как долго можно здесь выдержать, спросил себя Хамсин. Час? Больше?
Он зажег спичку и огляделся. Изнутри камера была вся покрыта инеем. Найдя круглый циферблат термометра, Хамсин на ощупь пробрался к нему и зажег новую спичку. Когда он соскоблил ногтями изморозь, то увидел, что стрелка застыла на делении с цифрой восемь. Холоднее, чем в разгар зимы в Медоре, подумал Хамсин. А на нем всего лишь тонкий пуловер.
Однако рефрижератор набит битком. Следующий пункт доставки должен быть рядом, черт возьми!
Но расслабляться нельзя. Надо двигаться. Все время двигаться. Иначе легко замерзнуть — схватить воспаление легких, отморозить ноги.
Внезапно он обратил внимание на какой-то новый шум, исходивший из угла камеры, — мерный и дробный. Он снова зажег спичку и увидел наплывающие на него клубы ледяного пара. Этот болван включил компрессор, разозлился Хамсин. Пора дать знать о себе, иначе до следующей остановки не выдержать.