Замечали ли вы, что каждый год в один и тот же день люди выглядят иначе — лица другие, взгляд другой, они словно заново оценивают и себя, и все, что окружает их. В этот день с особой, обнаженной глубиной и силой человек сознает, какое это благо и счастье, какое это чудо — обыкновенная жизнь. Право на нее мало было получить от рождения, мало заслужить или заработать, его еще надо было завоевать, выстрадать целому поколению.
Я снова говорю о необыкновенном дне — 9 мая.
Дней, подобных ему, в одном только году выпало двадцать: дважды в неделю, два с половиной месяца на телеэкранах шла двадцатисерийная документальная киноэпопея «Великая Отечественная». Она вошла в каждый дом, в каждую семью, и каждый советский человек от мала до велика воспринял трагические и величественные дни войны как самые значительные и волнующие события своей личной жизни.
«Все заново переживаем — и наши утраты, и радость победы. Смотрим — не насмотримся, слушаем — не наслушаемся». Семья Пастуховых, г. Курган.
«После показа двадцатой серии как-то пусто стало в доме». В. Иванова, г. Ирпень.
«Смотрели с болью и грустью эти фильмы. Во время войны я работала в глазном госпитале. Вспоминаю День Победы. Радовались раненые и плакали слепые. Этого забыть невозможно». В. Ковтуненко, воспитатель школьного интерната, г. Иркутск.
Великая Отечественная война предстала наглядно, воочию. Израненная, истерзанная земля, все горести и утраты — все снова вернулось к нам и приобрело бездонный смысл.
Конечно, земля наша, как никакая иная, полита кровью. Конечно, потери наши ни с чем не сравнимы. Но правда историческая шире и глубже. Испытание подобного характера прошли и другие народы. Война захватила 61 государство, 80 процентов населения земного шара. И в этом смерче, пронесшемся над огромными пространствами Европы, Азии и Африки, захватившем Атлантический и Тихий океаны, докатившемся до берегов Австралии, в этом огненном смерче во весь рост поднялся советский солдат-освободитель. Тогда именно поднялся, когда уже покорена, повержена была Европа.
«Ошеломляющая лента рождает чувство гордости за нашу страну, за наш народ. Очень приятно сознавать свою гражданскую принадлежность к этим непобедимым людям, спасшим Родину и все человечество». Агроном О. Вьюнник, участник войны, г. Кировоград.
Значение киноэпопеи переоценить невозможно. Это не просто фильм о войне, о трагедии, о победе, о величии. Это, прежде всего, фильм о том, как надо любить Родину.
Среди создателей фильма есть незаменимые — 252 фронтовых кинооператора. В дни смертельной для Родины опасности они вели съемки войны от первого ее часа и до последнего. И рисковали не успехом или неудачей своего скромного ратного труда, а жизнью.
Мы еще так мало знаем о них, фронтовых кинооператорах. Они снимали самую невиданную войну, но никто не снимал их самих. И написано о них немного. А ведь они тоже были солдатами этой войны, ее верными рядовыми. В лютые морозы и в пустынный зной, на земле, на море и в воздухе они шли рядом со смертью долгие дни, месяцы и годы, несли кинокамеру и запас кинопленки.
Владислав Микоша вспоминает, как в боях за Перекоп он с отрядом морской пехоты выходил из окружения. Моряки отбили одиннадцать атак фашистов. Микоша со всеми вместе шел по грудь в ледяной воде и снимал, снимал... Соломон Коган и другой оператор, мастер спорта по альпинизму Александр Казначеев, снимали бои на перевалах Главного Кавказского хребта, в горах Югославии. Борис Шер уговорил командование, чтобы ему разрешили вылететь на боевое задание. В течение месяца изо дня в день он садился в самолет и осваивал профессию стрелка-радиста. Когда возвращались с задания, он увидел, что их настигает фашистский истребитель. Кинооператор отложил в сторону камеру и взялся за пулемет. Истребитель задымил и врезался в землю. В блокадном Ленинграде голодные, без сил кинооператоры тащили камеры на санках, аппаратура не выдерживала лютых морозов, замерзала, и они прятали кинокамеры за пазуху, отдавая им последнее тепло.
Сейчас их осталось совсем мало — одиноких часовых, сохранивших живую память о таком далеком и таком недавнем времени. Еще тогда, в войну, каждый пятый из них погиб.
На самой страшной из войн все они сняли почти четыре миллиона метров бесценной пленки.
Фронтовым кинооператорам, конечно, было что снимать. Если иметь в виду массовый всенародный подвиг, в котором и кровь, и слезы, и двадцать миллионов жизней, положенных на алтарь победы, то скажем так: героическую ленту создал народ — отцы, сыновья, мужья, братья — на фронте; матери, дочери, жены, сестры — в тылу. Они были достойны друг друга и Отечества, которое защищали.
Один из западных государственных деятелей сказал как-то, что одна смерть — это действительно смерть, массовая гибель — это уже статистика. В этих циничных словах есть доля горькой правды: сегодня нам трудно представить, что это такое — двадцатимиллионная гибель, как трудно, невозможно представить себе братскую могилу для двадцати миллионов или общее для них надгробие.
В заключительном разговоре мы этот громкий смысл переведем на тихий, домашний. Вот они, маленькие тихие слагаемые огромной оглушительной цифры.
«Дорогие товарищи! Я ушел на фронт в шестнадцать лет. Прошел с боями от Старой Руссы до Кёнигсберга. Мой отец, Суворов Пимен Григорьевич, рядовой саперного батальона, погиб под Тернополем. Вы поймете, что я пережил, когда в фильме «Освобождение Белоруссии» увидел отца. У нас нет ни одной его фотографии (от нашего дома в Прохоровке остался только пепел). В фильме есть эпизод, где саперы наводят мост через реку, два солдата пилят доску. Один стоит спиной к зрителю, другой, усатый, в застегнутой ушанке, смотрит на пилу. Это мой отец. Я не видел отца с пятнадцати лет и... мне очень трудно писать, хотелось бы иметь его фотографию. Я вас очень прошу, сделайте, пожалуйста, хоть одно фото. Не откажите. Я сам уже дед. Вся моя семья погибла. Сестру, комсомольского секретаря, расстреляли фашисты на глазах матери. Мать недолго пережила ее. Отец погиб. С уважением старший лейтенант запаса Михаил Суворов, г. Арсеньев, Приморский край».
«Дорогие товарищи, пишет вам из Калининграда Евгения Жановна Ушаровская. Я сама была фронтовиком, ходила штурманом на судах Черноморского флота, и в 1944 году, будучи демобилизованной по ранению, я, наконец, встретилась с мужем: он летчик, приезжал на отдых. Мы тогда думали, что война идет на исход и пора иметь наследников. Так родилась дочь.
Уже после Дня Победы я получила извещение, что муж мой погиб в боях за Берлин. Так моя дочурка, рожденная в 1945 году, отца своего и не увидела. И фотографии ни одной не осталось, несколько раз за войну мне пришлось тонуть. И море поглотило все.
Я с надеждой смотрела 11-й фильм «Война в воздухе», вот, думаю, может, увижу своего мужа, но фильм заканчивался, а его все нет. Уже запел Лещенко «День Победы», показали уже праздничные столы, за которыми собрались в тридцатую годовщину Победы, а затем вдруг — что это? — показывают старый кадр: из приземлившегося самолета выскакивает первый летчик, затем — второй, снимает шлем, и... это мой муж! Умоляю, ради моей дочери и, главное, ради восьмилетнего внука, ну, пришлите, пожалуйста, эту фотографию, ведь можно снять с этого кадра. Ну, пожалуйста. Я, может, сумасбродно написала, но поймите меня и простите. Мне уже шестьдесят лет. Когда на второй день я внуку и дочери показала живого отца и деда, то внук сказал: «Бабуля, какой же он дед, он же молодой...» Я так горько плакала. Да, он остался навек молодым».
Пересеклись, разошлись и более чем через треть века снова сошлись и пересеклись судьбы людей. Первая любовь, собственная юность, явленные из глубины, из полутьмы давно минувшего, почти ослепили. Первое, что пронзает в письмах: сколько еще горя у людей, сколько же еще слез не выплакано после стольких-то лет тишины! Наверное, эти люди осуждены на горькую память пожизненно.
Жительница Торжка З. Журавлева проводила своего мужа на фронт в 1941 году. Он воевал и погиб где-то на Волховском направлении. В фильме она видела, как соединяются после прорыва блокады Ленинградский и Волховский фронты. Среди обнимающихся, целующихся бойцов она увидела своего мужа в ушанке, полушубке — радостный, живой. Кадр длился мгновение. На другой день утром, перед повторным показом фильма по телевидению, она побежала в городскую фотографию. Плача, все рассказала, объяснила, попросила прийти к ней городского фотографа.
Кадр промелькнул, и ничего снять не удалось.
Многие и не надеются на счастье получить на память фотографию любимого человека, у них только скромная просьба — повторить, продлить прекрасное мгновение.
«Я не была участницей войны, воевали многие мои родственники, в том числе три моих брата, старшие, и все погибли. В десятом фильме я увидела брата своего Полиекта Константиновича Позднякова. Вот когда взяли город Орел и все воины идут по разбитой улице, и он — самый первый, в гимнастерке, брюках, фуражке, немножко низко козырек на глаза и улыбается. Только он мог так улыбаться. Я плачу и не могу все хорошо написать. Я очень прошу вас, пожалуйста, покажите еще раз десятый фильм. Мы еще раз увидим своего братца, он в середине фильма идет, и его никто не заслоняет. Красивый, улыбается, в фуражке. У брата Полиекта осталось пять человек детей. Все дети выросли хорошие, ученые, работают. Имеют свои семьи.
В нашей родне погибло 22 человека. А мать наша умерла от горя. С уважением к вам А. К. Вахрушева, г. Ярославль».
А это письмо пришло из Невинномыска Ставропольского края. «Здравствуйте, дорогие товарищи! Извините за беспокойство. Дело в том, что при показе киноэпопеи в фильме четвертом мы узнали своего отца, в партизанском отряде, с бородой. Ему дергали зуб. Так это наш отец, Затуливетров Укол Ефимович. Поймите, слезы катятся градом. Мы не знаем о нем ничего 36 лет. Получили похоронную, что погиб без вести. И вдруг на экране сестра увидела своего отца, криком кричала: «Поглядите, поглядите, это же наш отец!» Хотя он сфотографировался с бородой, но мы его узнали. Отцу было примерно 45