Пьер остановился у дома, который узнал с первого взгляда. Этот дом принадлежал матери Анри де Гиза, Анне д’Эсте. Та снова вышла замуж и носила сейчас титул герцогини Намюрской, но всей душой ненавидела Колиньи и считала адмирала виновным в смерти своего первого супруга. Более того, она приложила ничуть не меньше усилий, чем сам Пьер, дабы юный Анри не забыл, из-за кого осиротел. Да, Анна наверняка согласится помочь.
Пьер оглядел фасад. Окна наверху обычно прятались под деревянными решетками для вьющихся растений; в этом милом штрихе к облику дома угадывался почерк герцогини. Но сегодня все решетки были завешаны бельем на просушку, из чего следовало, что герцогиня отсутствует. Так даже лучше.
На стук в дверь открыл слуга. Он мгновенно узнал Пьера, и в его тоне почтение мешалось со страхом.
– Добрый день, мсье де Гиз. Чем могу вам помочь?
Пьеру нравилось, когда ему льстили в глаза, хотя он и притворялся, что не замечает этой лести. Но теперь было не до любезностей. Он отпихнул слугу и молча прошел в дом.
Поднялся по лестнице. Бирон следовал за ним, не выпуская из рук длинный чехол с аркебузой.
На втором этаже обнаружилась просторная гостиная. Пьер распахнул окно. Белье, хлопавшее на ветру, ничуть не мешало видеть обе стороны улицы в направлении Лувра.
– Дай мне аркебузу.
Бирон достал оружие из чехла. Пьер положили аркебузу на подоконник и прицелился. Вдалеке показалась хорошо одетая пара, идущая рука об руку. Пьер навел ствол на мужчину. Присмотрелся и, к своему изумлению, узнал пожилого маркиза Нимского. Пьер повел стволом и стал разглядывать его спутницу в ярко-желтом платье. Все верно, маркиза собственной персоной, та самая стерва, что дважды унизила Пьера – давным-давно, когда отшила его на протестантской службе в охотничьем домике, и всего неделю назад, в лавке на рю де ла Серпан, когда Сильви издевалась над ним, угрожая раскрыть всему свету секреты, которые узнала от Луизы. Можно отомстить прямо сейчас, нажав на рычажок замка. Он прицелился Луизе в грудь. Маркизе перевалило за тридцать, но она сохранила свою выдающуюся стать; более того, ее груди сделались больше прежнего, если такое возможно. Пьеру отчаянно хотелось заляпать желтое платье брызгами крови. Он будто наяву услышал истошный крик…
Однажды я отомщу, подумал он. Но не теперь.
Он покачал головой и выпрямился.
– Хорошее место. – Аркебуза вернулась к Бирону.
Выйдя из гостиной, он увидели слугу, дожидавшегося на лестнице.
– Здесь должен быть черный ход, – сказал Пьер.
– Конечно, мсье. Позвольте вам показать.
Они спустились вниз, миновали кухню и посудомойню и очутились во внутреннем дворике с воротами. Пьер выглянул за ворота и обнаружил, что за ними находится церковь Сен-Жермен-Л’Оксерруа.
– Просто здорово, – вполголоса сказал он Бирону. – Здесь его будет ждать оседланная лошадь, и у Лувье будет добрая минута после выстрела, чтобы сюда добраться.
Бирон согласно кивнул.
– Должно получиться.
Они вернулись в дом, и Пьер сунул слуге золотой экю.
– Меня тут сегодня не было. И моего товарища тоже. Ты никого не видел.
– Благодарю, мсье, – ответил слуга.
Пьер подумал – и сообразил, что денег недостаточно.
– Думаю, тебе не нужно напоминать, как де Гизы мстят за неверность?
Слуга явно перепугался.
– Я все понял, мсье, честное слово!
Пьер кивнул. Лучше пускай боятся, чем любят.
Пройдя по улице, он остановился у маленького кладбища за невысокой стеной, обсаженной деревьями. Пересек улицу, оглянулся; отсюда дом герцогини Намюрской просматривался четко.
– Вот так, – подытожил он.
В пятницу утром Гаспару де Колиньи предстояло явиться в Лувр на королевский совет. Присутствие приглашенных на совет было обязательным, уклонение рассматривалось как неповиновение и оскорбление монаршей особы. Если кто-то заболевал так сильно, что не мог подняться с постели, он присылал извинения, а король, случалось, фыркал и спрашивал – мол, если хворь и вправду столь серьезная, почему заболевший сановник еще жив?
Если Колиньи пойдет обычной дорогой, он должен пройти мимо дома герцогини Намюрской на обратном пути из Лувра.
К середине утра Шарль де Лувье обосновался в доме герцогини у окна на втором этаже. Бирон ждал у задних ворот, с оседланной резвой лошадью. Пьер укрылся на маленьком кладбище за деревьями и смотрел по-над низкой стеной.
Теперь оставалось только ждать.
Анри де Гиз с готовностью согласился на предложенный Пьером план. Единственное, о чем сожалел молодой герцог, – что не ему самому выпадет случай убить человека, виновного в смерти его отца.
В дальнем конце улицы показалась компания – то ли полтора, то ли два десятка мужчин.
Пьер насторожился.
Колиньи, высокородный дворянин лет пятидесяти, выделялся аккуратно подстриженными седыми волосами и такой же бородкой. В его походке сразу ощущался бывалый воин, но сейчас он читал на ходу и потому передвигался медленнее обычного, что облегчало задачу де Лувье. Пьер ждал, ощущая, как бегут мгновения, и терзаясь дурными предчувствиями. Адмирала окружали солдаты и помощники, но никто из них не проявлял, похоже, чрезмерной бдительности. Они переговаривались между собой, с любопытством поглядывали по сторонам и как будто не слишком беспокоились о безопасности своего предводителя. Вот и славно.
Гугеноты дошли до середины улицы. Пока рано, мысленно произнес Пьер; прошу тебя, пожалуйста, не торопись. С такого расстояния Лувье попасть будет затруднительно, слишком много помех; чем ближе компания подойдет к дому герцогини, тем точнее он сможет прицелиться сверху.
Вот! Через несколько мгновений угол будет идеальным. Лувье наверняка уже взял адмирала на прицел.
Пора, пора! Только не затяни с выстрелом…
Колиньи внезапно остановился, повернулся и заговорил с кем-то из спутников. В этот миг прогремел выстрел. Пьер затаил дыхание. Охранники и помощники Колиньи замерли как вкопанные. В наступившей тишине Колиньи прорычал проклятие – и схватился за левое плечо правой рукой. Его всего лишь ранили!
От досады хотелось выть. Эта неожиданная остановка спасла адмиралу жизнь.
Но у аркебузы Лувье было два ствола. Второй выстрел прогремел следом за первым. На сей раз Колиньи упал. Пьер не мог его разглядеть. Мертв или нет?
Спутники сомкнулись вокруг адмирала, началась суматоха. Пьеру требовалось выяснить, что там происходит, но узнать это не было ни малейшей возможности. Ба! В гуще тел мелькнула серебристая голова Колиньи. Они что, подняли его труп? Потом Пьер заметил, что глаза адмирала открыты, а сам Колиньи что-то говорит. Встал… Живуч, гугенотский пес!
Лувье, давай, перезаряди и стреляй снова. Нет, поздно. Часть телохранителей Колиньи наконец-то вспомнила о своих обязанностях и начала озираться. Один указал на распахнутое окно с белой занавеской, колыхавшейся на ветру, в доме герцогини Намюрской, и четверо солдат побежали к дому. Неужто Лувье хватит хладнокровия перезарядить аркебузу? Солдаты ворвались в дом. Пьер застыл за кладбищенской стеной в ожидании следующего выстрела, но пальбы не последовало. Если Лувье все еще в доме, его, должно быть, скрутили.
Пьер перенес внимание на Колиньи. Тот стоял прямо, но спутники его, кажется, поддерживали. Пусть его лишь ранили, он может умереть позднее. Но вскоре адмирал отогнал тех, кто ему помогал, потребовал, по-видимому, немного места, и прихвостни перестали сновать вокруг него. Это позволило Пьеру присмотреться получше, и он убедился, что адмирал держится на ногах самостоятельно. Обе руки прижаты к телу, рукава и дублет в крови, но раны, как ни печально это признавать, явно несерьезные. Едва люди адмирала посторонились, Колиньи двинулся дальше по улице, намереваясь, скорее всего, добраться до дома, а уже потом обращаться к врачу.
Солдаты, ворвавшиеся в дом герцогини, вернулись с двуствольной аркебузой. Пьер не мог разобрать, что они говорят, так что оставалось догадываться по жестам. Кто тряс головой, кто беспомощно пожимал плечами, кто размахивал руками, объясняя, видимо, что стрелок сбежал. Отлично. Молодец Лувье.
Компания приблизилась к тому месту, где укрывался Пьер. Он повернулся и, снедаемый горьким разочарованием, поспешил покинуть кладбище через дальние ворота.
Едва прослышав о случившемся, Уолсингем и Нед Уиллард сразу поняли, что это событие означает крах всех надежд королевы Елизаветы – и их собственных.
Они немедленно отправились на рю де Бетизи. Колиньи лежал в постели, окруженный другими вожаками гугенотов, включая маркиза де Ланьи. Адмирала осматривали несколько докторов, в том числе знаменитый Амбруаз Парэ, королевский хирург, мужчина лет шестидесяти с залысиной надо лбом и длинной черной бородой, что придавала ему задумчивый вид.
Нед знал, что обычно раны обеззараживали, прижигая либо кипящим маслом, либо раскаленным железом. Боль была столь мучительной, что раненый порой не выдерживал и умирал. Парэ предпочитал мази, содержавшие скипидар, и даже опубликовал трактат «Способ излечения ранений, нанесенных аркебузами и стрелами». Впрочем, этих успехов Парэ было недостаточно, медицина не спешила меняться.
Колиньи был бледен и, очевидно, страдал от боли, но как будто сохранял ясность мысли. Одна пуля оторвала ему кончик указательного пальца на правой руке, как объяснил Парэ. Вторая засела в левом локте. Парэ ее извлек – возможно, именно поэтому Колиньи, перенесший эту пытку, был так бледен – и показал всем свинцовый шарик с полдюйма в диаметре.
Как бы то ни было, Парэ уверял, что адмирал будет жить, и это было большим облегчением. Гугеноты, конечно, разъярились из-за покушения на их предводителя, и придется изрядно постараться, чтобы их успокоить.
Среди тех, кто толпился у кровати адмирала, нашлось несколько человек, жаждавших крови. Никто не сомневался в том, что за покушением стоит герцог де Гиз. Требовали идти в Лувр и добиваться приема у короля, а затем настоять на скорейшем аресте Анри де Гиза и пригрозить всеобщим восстанием гугенотов, если король откажется. Звучали даже призывы взять короля в заложники, столь же безрассудные, сколь и глупые.