– Скажите, что ее навестит незнакомец с кошелем, полным золота, – посоветовал Ланглэ.
В Шордиче, сразу за восточной городской стеной, между бойней и прудом, в котором купали лошадей, стояло здание, именовавшееся Театром.
Когда его строили, во всей Англии было не сыскать зданий, ему подобных. Вымощенный камнем двор посредине окружал восьмиугольник расположенных друг над другом деревянных галерей, накрытый черепичной крышей. С одной стороны во двор выдвигалась площадка, звавшаяся сценой. Театр изначально возводили для того, чтобы устраивать в нем представления, и потому он куда больше подходил для показа пьес, чем постоялые дворы и залы особняков, где частенько приходилось выступать актерам.
Осенним днем 1583 года Ролло Фицджеральд пришел в Театр, выслеживая Фрэнсиса Трокмортона. Ему требовалось внедрить еще звено в цепочку связи между герцогом де Гизом и королевой Шотландской.
Марджери, графиня Ширинг, не подозревала о том, что ее брат в Англии. Ролло предпочитал таиться от сестры. Она ни в коем случае не должна узнать, чем он занимается на самом деле. Марджери продолжала тайком переправлять в страну католических священников из Английского коллежа, но мысль о том, что христиане снова примутся убивать друг друга, была ей ненавистна. Доведись ей выяснить, что брат помогает устроить вторжение в Англию, она бы наверняка взбунтовалась. Да, она столь горячо отвергала насилие, что с нее сталось бы, пожалуй, предать заговорщиков.
Но покуда все шло гладко. Ролло и сам порою сомневался, что такое возможно. Должно быть, Господь им помогает.
Прачку Пег Брэдфорд убедить не составило труда, как и заверяла Элисон Маккей. Она бы согласилась тайно выносить письма королевы и приносить обратно ответы, только чтобы порадовать обожаемую королеву Марию, а золото, которым вознаградил ее Ролло, и вовсе переполнило девушку благодарностью. Эта дурочка нисколько не задумывалась о том, что может в итоге очутиться на виселице. Признаться, Ролло испытывал легкие угрызения совести, вспоминая, сколь просто уговорил невинную, помышлявшую лишь о службе королеве девушку стать изменницей.
На другом конце цепочки Пьер Оман де Гиз устроил так, чтобы его письма к Марии поступали в дом французского посланника в Лондоне.
Теперь Ролло было необходимо отыскать того, кто станет забирать письма из Лондона и отвозить Пег Брэдфорд в Шеффилд. И его выбор пал на Трокмортона.
Вход в Театр стоил один пенс. Трокмортон заплатил пенни сверху за место на крытой галерее и еще пенс – за сидячее место. Ролло последовал за ним внутрь и встал позади и чуть выше, дожидаясь возможности поговорить наедине так, чтобы это не вызвало подозрений.
Трокмортон происходил из богатой и знатной семьи, девиз которой гласил: «Благородство в добродетели». Его отец благоденствовал в правление покойной Марии Тюдор, однако очень быстро впал в немилость при Елизавете, как и отец самого Ролло. А потому охотно согласился приютить в своем доме одного из священников Английского коллежа.
Одетый с иголочки, Трокмортон щеголял большим белым кружевным воротником. Хотя он еще не достиг и тридцати, волосы на его челе изрядно поредели, отчего, в сочетании с орлиным носом и бородкой клинышком, обликом он смахивал на какую-то диковинную птицу. После учебы в Оксфорде Трокмортон побывал во Франции и встречался там с английскими католиками-изгнанниками, благодаря чему Ролло и узнал об этом человеке. Впрочем, лично они знакомы не были, и потому оставалось только гадать, сумеет ли Ролло уговорить этого щеголя рискнуть жизнью ради заговора.
Пьеса называлась «Ральф Ройстер-Дойстер»[84], по имени главного героя, хвастуна и пустомели, чьи дела никак не соотносились со словами. Проказливый Мэтью Мерригрик постоянно ловил Ральфа на похвальбе и ставил его в глупое положение, отчего зрители неизменно заходились хохотом. Ролло почему-то вспомнился африканский драматург Теренций[85], писавший на латыни во втором столетии до Рождества Христова[86]. Всем оксфордским студентам полагалось изучать творчество Теренция. Словом, пьеса и обстановка вокруг Ролло так понравились, что он позволил себе отвлечься ненадолго от своего задания.
Но вот объявили перерыв, и Ролло взял себя в руки.
Следом за Трокмортоном он вышел наружу и встал рядом на набережной, в очереди за вином.
– Благослови вас Господь, сын мой, – тихо сказал Ролло.
Трокмортон вздрогнул, в его взгляде промелькнул испуг.
Конечно, Ролло не стал надевать облачение священника, но под сорочкой у него на груди скрывался золотой крест. Он сунул руку за пазуху, осторожно вытянул крест наружу, показал Трокмортону и снова спрятал. Этот крест свидетельствовал о том, что он – католик: протестанты считали ношение нательных крестов суеверием.
– Кто вы? – дрогнувшим голосом спросил Трокмортон.
– Жан Ланглэ.
– Что вам нужно?
– У Бога есть поручение для вас.
На лице Трокмортона отразилось волнение – и предвкушение вкупе со страхом.
– Что за поручение?
– Отправляйтесь в дом французского посланника, когда стемнеет, и плащ наденьте, чтобы вас не опознали. Заберете письма его светлости герцога де Гиза, отвезете их в Шеффилд и передадите тамошней прачке по имени Пег Брэдфорд. Потом дождетесь, пока Пег принес вам ответ, и доставите его посланнику. Вот и все.
Трокмортон задумчиво кивнул.
– В Шеффилде держат в заключении Марию Стюарт, королеву Шотландии.
– Верно.
После долгого молчания собеседник Ролло произнес:
– Меня могут повесить.
– Значит, вы скорее прочих попадете на небеса.
– А почему вы сами этого не делаете?
– Потому что вы не единственный, кого избрал Господь. В Англии тысячи молодых людей вроде вас, жаждущих перемен. Мне назначено указывать им, чем они могут помочь в нашей борьбе за восстановление истинной веры. И я тоже, кстати, окажусь на небесах раньше других, а не позже.
Подошла их очередь, и они купили себе по кружке вина, а затем Ролло увлек Трокмортона подальше от посторонних ушей. Они встали у пруда, глядя на черную воду.
– Надо подумать, – негромко произнес Трокмортон.
– Исключено, сын мой. – Только его раздумий Ролло и не хватало. Ему требовалось, чтобы Трокмортон согласился сразу. – Папа отлучил от церкви мнимую королеву и запретил англичанам ей повиноваться. Ваш священный долг – помочь истинной королеве Англии вернуться на трон. Неужели вы этого не понимаете?
Трокмортон пригубил вино.
– Понимаю, – признал он.
– Тогда дайте мне свою руку и скажите, что сделаете все необходимое.
Трокмортон не спешил. Но наконец взглянул Ролло в глаза и сказал:
– Сделаю.
Согласие скрепили рукопожатием.
Неду понадобилась неделя, чтобы добраться до Шеффилда.
Конечно, расстояние в сто семьдесят миль можно было преодолеть и быстрее, если тебя в конюшнях по дороге ждали свежие лошади и ты мог бы менять лошадей по несколько раз за сутки, но такое себе позволяли разве что купцы, для которых скорость означала деньги, а потому они содержали гонцов, сновавших между такими городами, как, допустим, Париж и Антверпен. Между Лондоном и Шеффилдом этакую службу никто не налаживал.
Всю неделю пути Нед изнывал от беспокойства.
Его страхи как будто начинали сбываться. Французские католики, король Испании и папа римский наконец-то согласовали совместные действия. Врагов было много, и угроза выглядела поистине смертельной. Они обладали всем – деньгами, властью и силами, – чтобы предпринять вторжение в Англию. Их лазутчики уже составляли карты гаваней, где враги предполагали высадиться. Нед был уверен, что недовольная местная знать, наподобие графа Барта, точит мечи и достает доспехи, готовясь к предстоящей схватке.
А хуже всего было то, что в заговор вовлекли Марию Стюарт.
От английского посланника в Париже Нед получил весточку от Алэна де Гиза. Тот продолжал жить с Пьером и пристально следил за своим отчимом; его желание отомстить Пьеру нисколько не утихло. Пьер же воспринимал пасынка как безобидного дурачка, гонял его с поручениями и вообще превратил, казалось, в бесплатную прислугу.
В письме Алэна говорилось, что Пьер чрезвычайно обрадовался, наладив связь с королевой Шотландии.
Новости были сквернее некуда. Одного имени Марии, а тем более ее согласия, достаточно, чтобы этот заговор приобрел благопристойность. В глазах многих Мария была законной правительницей Англии, у которой Елизавета обманом отняла престол. И теперь, прикрываясь именем Марии, шайка иноземных головорезов вполне могла оказаться не захватчиками, а войском освободителей, несущим англичанам долгожданную свободу.
Эти мысли приводили в бешенство. После всего, что сделала Елизавета, обеспечив Англии религиозный мир и процветание на два десятка лет, по-прежнему находились те, кто стремился устранить королеву-благодетельницу.
Задача по защите интересов королевы осложнялась вдобавок соперничеством при дворе – как это часто бывает в политике. Начальник Неда, убежденный пуританин Уолсингем, постоянно ссорился с любителем веселья Робертом Дадли, графом Лестером. «Ох уж эти ваши шифровки да потайные чернила! – потешался Лестер, сталкиваясь с Уолсингемом во дворце Уайтхолл или в садах Хэмптон-корта. – Власть добывают пушками и пулями, а не перьями и чернилами!» По счастью, королева не соглашалась на его уговоры отдалить Уолсингема – для этого Елизавета была слишком умна, – однако открытое недоверие Лестера усугубляло ее скаредность, и потому работа, которой занимались Уолсингем и Нед, оплачивалась весьма скудно.
Нед мог бы очутиться в Шеффилде под вечер шестого дня пути. Но он не хотел приезжать в город утомленным и запыленным, предполагая, что ему, возможно, потребуется произвести надлежащее впечатление. Поэтому он остановился на ночлег на постоялом дворе в двух милях от города. На следующий день встал пораньше, надел чистую сорочку – и прибыл к воротам замка Шеффилд-касл в восемь утра.