– Вам не нужно ничего знать. Просто забудьте, что вы меня видели. Договорились?
– Конечно! Спасибо, что пощадили, ваша милость.
Пощады ты не заслуживаешь, негодяй, чтоб тебе твоими сребрениками подавиться, подумал Нед.
– Я собираюсь задержаться у вас до прибытия гонца. Сколько бы ни пришлось ждать.
Гонец появился два дня спустя, и Нед сразу его узнал.
Это был Гилберт Гиффорд.
Нанимать людей, вовлекать их в заговор с целью убийства королевы было делом чрезвычайно опасным. Ролло приходилось трижды все перепроверять. Если он ошибется всего один раз, ему грозят наихудшие напасти.
Он научился находить особые взгляды, особое выражение глаз, в котором благородное стремление к цели сочеталось с не менее благородным пренебрежением к последствиям. Нет, это не было проявлением безумия, хотя вполне могло сойти за неразумие. Порой Ролло спрашивал себя, а не приобрел ли сам подобный взгляд. Обычно он отвечал себе – нет, поскольку был осторожен до одержимости. Возможно, такой взгляд был у него в молодые годы, однако он наверняка его утратил, иначе к настоящему времени его давным-давно бы повесили, растянули на дыбе и четвертовали, как Фрэнсиса Трокмортона и прочих молодых католиков, угодивших в цепкие лапы Неда Уилларда. Он, разумеется, пребывал бы на небесах, где сейчас обитают все эти мученики, но смертному не позволено выбирать, когда именно он отправится в этот последний путь.
У Энтони Бэбингтона взгляд был… подходящий.
Ролло наблюдал за Бэбингтоном добрых три недели, не рискуя приближаться. Разговор покуда не состоялся. Он даже не ходил в те дома и таверны, где частенько бывал Бэбингтон, ибо твердо знал, что за этими местами следят соглядатаи Неда Уилларда. Он отваживался подходить ближе только там, куда католики заглядывали редко, и неизменно прибивался к компаниям столь многочисленным, что еще одного человека, пусть со стороны, попросту не замечали, – на петушиных и медвежьих боях или на казнях. Увы, бесконечно осторожничать было невозможно. Настало время все-таки рискнуть своей шеей.
Молодой Бэбингтон принадлежал к богатой католической семье из Дербишира, приютившей у себя одного из католических священников, что тайком проникали в Англию. В детстве он встречался с Марией Стюарт, когда служил пажом у графа Шрусбери, а граф караулил королеву; именно тогда мальчик подпал под женские чары королевы-пленницы. Достаточно ли этого? Есть лишь один способ выяснить.
В конце концов Ролло подошел к Бэбингтону на бое с быками.
Бой проходил в садах Пэрис-гарденс в Саутуорке, на южном берегу реки. Вход стоит пенни, однако Бэбингтон заплатил два пенса – за место на галерее, подальше от суматохи и вони простолюдинов внизу.
Быка привязали длинной веревкой, но не стреножили. Шесть огромных охотничьих псов немедленно накинулись на животное, норовя вцепиться тому в копыта. Бык, несмотря на свои размеры, оказался весьма ловким и проворно мотал головой, оттесняя псов громадными рогами. То одна, то другая собака попадала на эти рога; те, которым повезло, лишь подлетали в воздух, а невезучие оставались висеть на рогах, пока бык их не стряхивал. В воздухе пахло пролитой кровью.
Зрители истошно вопили, науськивали псов и били по рукам, споря, прикончит ли бык всех псов, прежде чем окончательно ослабеет от ран.
Никто не смотрел по сторонам, все взоры были устремлены на быка.
Как обычно, Ролло начал с того, что дал собеседнику узнать в себе католического священника.
– Благослови вас Господь, сын мой, – негромко произнес он, а затем, когда Бэбингтон метнул на него испуганный взгляд, показал золотой нательный крест.
Юноша озадаченно наморщил лоб.
– Кто вы такой?
– Жан Ланглэ.
– Что вам нужно от меня?
– Пора постоять за Марию Стюарт.
Глаза Бэбингтона расширились.
– О чем вы?
«Ты отлично знаешь, что я пытаюсь сказать», – подумал Ролло.
– Герцог де Гиз собрал войско численностью шестьдесят тысяч человек. – Это было преувеличение: герцог пока никого не собрал, да и столько людей у него никогда не имелось, но следовало произвести впечатление. – Он располагает картами всех главных гаваней южного и восточного побережий, где могут высадиться его силы. Еще у него есть списки верных католиков – включая вашего отчима, – на которых можно положиться и которые будут сражаться за восстановление истинной веры.
– Неужели это правда? – Судя по восторженной физиономии, Бэбингтону очень хотелось поверить.
– Недостает лишь одной мелочи, и мы ищем надежного человека, который поможет восполнить это упущение.
– Продолжайте.
– Высокородный католик, чья вера не ставится под сомнение, должен собрать вокруг себя своих друзей и в назначенный миг освободить королеву Марию из заточения. Этим человеком будете вы, Энтони Бэбингтон. Мы выбрали вас.
Ролло отвернулся, чтобы не мешать Бэбингтону свыкнуться с услышанным. Между тем с площадки увели быка и унесли мертвых и издыхающих псов, расчищая место для главного развлечения. На площадку выгнали старую лошадь, в седле на спине которой сидела обезьяна. Толпа заулюлюкала – многие пришли ради этого зрелища. Следом выпустили шестерых молодых собак. Те принялись кусать конягу, а она отчаянно пыталась увернуться; мало того, собаки старались заодно вонзить зубы в обезьяну, которая привлекала их куда сильнее. Зрители задыхались от хохота, а перепуганная обезьяна бегала по лошадиной спине, туда и обратно, и даже пыталась взобраться на голову своему «скакуну».
Ролло покосился на Бэбингтона. Тот забыл о развлечениях: его лицо выражало одновременно гордость, восторг и страх. Ролло словно читал его мысли. Этому юнцу было двадцать три года, и он рисовал себе в мыслях грядущую славу и почести.
– Королеву Марию держат в Чартли-мэнор в Стаффордшире, – сказал Ролло. – Отправляйтесь туда, разведайте все как следует, но постарайтесь не привлекать к себе внимания и не заговаривайте с королевой. Когда все продумаете, напишите подробное письмо для ее величества и принесите мне. Я знаю, как с нею связаться.
Во взгляде Бэбингтона читалась уверенность в грядущем торжестве.
– Конечно. Я с радостью пойду на это.
Лошадь тем временем упала, собаки наконец схватили обезьяну и мгновенно разодрали ту в клочья.
Ролло пожал руку Бэбингтону.
– Как я смогу вас оповестить? – спросил юноша.
– Никак. Я сам вас отыщу.
Нед отвел Гиффорда в Тауэр. Правая рука арестованного была привязана к левому запястью стражника.
– Здесь пытают изменников, – доверительно поведал он, поднимаясь по каменной лестнице.
Гиффорда будто перекосило.
Вошли в помещение с письменным столом и очагом, который летом не топили. Арестованного усадили напротив Неда. Стражник встал рядом с Гиффордом, чья рука оставалась привязанной к его запястью.
Из соседнего помещения донесся вопль.
Гиффорд побледнел.
– Кто это кричит? – спросил он дрогнувшим голосом.
– Предатель по имени Лонселот, – ответил Нед. – Он намеревался застрелить королеву Елизавету, когда та отправится на прогулку верхом в Сент-Джеймсский парк. Своим злым умыслом он поделился с другим католиком, который оказался верным подданным ее величества. – Нед не стал добавлять, что этот католик был вдобавок его соглядатаем. – Мы полагаем, что Лонселот – безумец, действующий в одиночку, но сэр Фрэнсис Уолсингем хочет знать наверняка.
Гладкое мальчишеское лицо Гиффорда сделалось мертвенно-белым, руки затряслись.
– Если не желаете себе подобной участи, советую вам сотрудничать. Тут нет ничего сложного.
– Ни за что… – Должно быть, Гиффорд хотел проявить гордость, но голос его подвел.
– Будете забирать письма из дома французского посланника и приносить мне. Я их скопирую, а затем вы доставите их Марии, как и обещали.
– Они для вас бесполезны, потому что зашифрованы. А шифра я не знаю.
– Это уже моя забота. – В расшифровке Нед полагался на своего весьма талантливого подручного по имени Фелиппес.
– Королева Мария увидит сломанные печати и поймет, что письма вскрывали.
– Печати мы восстановим. – Фелиппес, помимо прочего, был искусен и в этом ремесле. – Никто вас ни в чем не заподозрит.
Гиффорда явно потрясла откровенность Неда. Он и вообразить не мог, насколько все продумано в тайной службе королевы Елизаветы. Как Нед и предполагал с самого начала, Гиффорд попросту не ведал, во что ввязался.
– Точно так же вы поступите, когда заберете письма из Чартли. Принесите их мне, и мы скопируем содержимое, а уже потом вы отнесете эти письма французскому посланнику.
– Я никогда не предам королеву Марию!
Лонселот снова завопил, но вопль быстро стих, зато послышались рыдания и мольбы о пощаде.
– Вам повезло, – сказал Нед Гиффорду.
Тот недоверчиво хмыкнул.
– Еще как повезло! – стоял на своем Нед. – Вы знаете не так уж и много. Вам неведомо даже имя того англичанина, который завербовал вас в Париже.
Гиффорд промолчал, однако по выражению его лица Нед заключил, что имя-то ему известно.
– Я имею в виду человека, что называет себя Жаном Ланглэ.
Гиффорду не удалось скрыть свое удивление.
– Имя, конечно, вымышленное, но другого он вам не называл.
И снова Гиффорда явно поразила осведомленность Неда.
– А повезло вам потому, что вы мне можете пригодиться. Если сделаете, как я прошу, пытать вас не станут.
– Я уже сказал, что не сделаю.
Лонселот завопил так, будто угодил на сковородку к бесам преисподней.
Гиффорд скрючился. Его вывернуло прямо на каменный пол. Помещение заполнил кислый запах рвоты.
Нед встал.
– Что ж, вас начнут пытать прямо сегодня. Я вернусь завтра. Надеюсь, к тому времени вы передумаете.
Лонселот за стеной всхлипнул.
– Нет, нет! Не надо!
Гиффорд вытер рот рукавом и прошептал:
– Я согласен.
– Пожалуйста, говорите громче.
– Я согласен, – повторил Гиффорд. – Чтоб вам пусто было, согласен!