Также сэру Реджинальду принадлежали бывшие здания аббатства с южной стороны собора – крытые галереи, монашеские кухня и дормиторий, помещения женского монастыря и конюшня. Когда король Генрих распустил монастыри, все церковное имущество досталось местным богатеям, и сэр Реджинальд наложил руку на аббатство. Старые сооружения, простоявшие наполовину заброшенными десятки лет, обветшали и грозили осыпаться, их крыши пестрели птичьими гнездами, а галереи поросли колючим кустарником. Реджинальд подумывал, не продать ли здания обратно церковному капитулу.
Между замершей стройкой и развалюхами на другом берегу горделиво возвышался собор, ничуть не изменившийся за сотни лет, подобно католической вере, которую он олицетворял. Последние сорок лет протестанты пытались изменить доктрины вероучения, возглашавшиеся в храме на протяжении столетий; и где они только, подумалось Ролло, набрались такой дерзости? Ведь это все равно что вставлять современные окна в стены храма. Истина устремлена в вечность, как и сам собор.
Фицджеральды миновали огромные арки западного фасада. Внутри казалось даже холоднее, чем снаружи. Как и всегда, длинный неф с его упорядоченными, будто прочерченными по линейке рядами колонн и арок заставил Ролло восхититься устройством мироздания, кое было воздвигнуто и управлялось логикой Божественной воли. В дальнем конце нефа тускло сверкало озаренное зимним солнцем большое витражное окно, цветное стекло которого изображало, как все закончится: Господь восседал на престоле, верша суд Последнего дня, злодеев подвергали мучениям в преисподней, а праведники вступали на небеса.
Семейство не успело дойти до своих мест прежде, чем началась служба. С расстояния они наблюдали за священнослужителями у алтаря. Фицджеральдов окружали прочие важные и влиятельные семьи города, включая Уиллардов и Кобли, а также местная знать, среди которой выделялись лорд Ширинг и его сын Барт и лорд и леди Брекнок.
Распев навевал уныние. Вековая традиция чарующего хорового пения в соборе Кингсбриджа оборвалась с закрытием аббатства, когда хор был распущен. Бывшие монахи затеяли собрать новый хор, однако былое очарование пропало. Им никак не удавалось воссоздать поистине фанатичную дисциплину и праведный пыл прежних хористов, что посвящали жизни истовому прославлению Господа посредством великолепной музыки.
Паства привычно ожидала наиболее значимых мгновений службы, в частности, освящения опресноков, и вежливо слушала проповедь епископа Джулиуса, но большую часть времени прихожане негромко переговаривались между собой.
Ролло с раздражением отметил, что Марджери улизнула от своих и о чем-то оживленно болтает с Недом Уиллардом; перья на ее шляпке раскачивались туда и сюда, вторя движениям головы. Нед тоже принарядился для мессы, надел свой синий французский плащ и явно млел рядом с сестрой Ролло. Эх, двинуть бы ему, чтобы знал, как себя вести…
Сам Ролло, почти в отместку, заговорил с Бартом Ширингом, сказал тому, что все рано или поздно закончится как надо. Еще они обсудили войну. Потеря Кале сказалась не только на торговле. Королева Мария и ее муж-чужестранец на глазах лишались былой поддержки. Ролло сомневался, что англичане примут нового государя-протестанта, но дела Марии Тюдор не приносили пользы и славы католической вере.
Ближе к концу службы к Ролло подступил Дэн, мясистый сынок Филберта Кобли. Ролло был уверен, что эти пуритане явились в собор исключительно по обязанности; им наверняка претили все эти статуи и картины, они бы с удовольствием морщили носы всякий раз, когда прихожан достигал запах ладана. Самого Ролло поистине бесило, что какие-то люди – невежественные, необразованные, тупые людишки – смеют притязать на собственное мнение касательно веры. Если это глупейшее поветрие распространится, мир падет, погрязнув в грехе. Нет, людям нужно указывать, как поступать, нужно их наставлять.
Вместе с Дэном пришел жилистый, словно просоленный морем и ветрами, мужчина по имени Джонас Бэкон; он был из тех моряков, кого частенько нанимали кингсбриджские купцы.
– У нас есть груз, и мы хотим его продать, – сказал Дэн. – Тебе интересно?
Арматоры вроде Кобли нередко продавали свои грузы заранее, порой распределяя партии по четвертям или осьмушкам, чтобы привлечь побольше покупателей. Таким образом они находили средства на оплату плавания и заодно делили риски, иначе им пришлось бы все брать на себя. Иногда те, кто вкладывал деньги, получали вдесятеро больше, чем вложили, но и могли потерять вложенное до последней монеты. Раньше, когда дела обстояли лучше, сэр Реджинальд не чурался такой практики и сколотил приличное состояние.
– Может быть, – ответил Ролло. Разумеется, он лукавил: у отца не было свободных средств на покупку груза. Но Ролло хотелось разузнать, о чем идет речь.
– «Святая Маргарита» возвращается с Балтики. Ее трюм набит мехами, которые потянут больше, чем на пятьсот фунтов. – Дэн помялся. – Могу показать грузовую ведомость.
Ролло нахмурился.
– Откуда ты знаешь, что судно еще в море?
Вместо Дэна ответил Бэкон, чей хриплый голос выдавал морского волка, привыкшего перекрикивать ветер:
– Я обогнал «Маргариту» у голландского побережья. Мой «Ястреб» резвее. Я потолковал со шкипом. Они собирались встать на мелкий ремонт, но судно будет в Куме через пару недель.
О Бэконе ходила дурная молва – как, впрочем, и о большинстве моряков. На своих кораблях, далеко от суши, они были сами себе хозяевами, никого не слушались, воровали, грабили и убивали. Однако этот рассказ звучал убедительно.
Ролло кивнул и вновь повернулся к Дэну.
– Почему вы торопитесь продать груз?
Круглое белое лицо юноши отразило замешательство.
– Мы… Нам нужны деньги на другое.
Естественно, он не признается, на что именно. Обычное дело: если подворачивается хорошая деловая возможность, никто не станет делиться с прочими, не то они опередят. Но все же Ролло продолжали терзать сомнения.
– С вашим грузом что-то не так?
– Нет, все в порядке. Мы даже готовы гарантировать цену в пятьсот фунтов, а вам продадим за четыре сотни.
Сумма была велика. Зажиточный крестьянин, владеющий землей, мог заработать пятьдесят фунтов в год; успешный торговец из Кингсбриджа гордился бы годовым доходом в две сотни фунтов. Словом, четыреста фунтов откровенно пугали – но заведомая прибыль в сотню фунтов через две недели сулила редкую возможность.
Вдобавок эти деньги покрывали семейные долги Фицджеральдов.
К сожалению, у них не было четырехсот фунтов. Не было даже четырех.
Тем не менее Ролло сказал:
– Передам отцу. – Он был уверен, что денег взять неоткуда, но сэр Реджинальд оскорбится и разгневается, если выяснится, что его сын стал вести дела от имени семьи.
Дэн кивнул.
– Поспешите. Я обратился к вам первым, сэр Реджинальд наш мэр, но можно ведь предложить и другим. Деньги нужны нам завтра.
С этими словами он ушел, по-прежнему вместе с Бэконом.
Ролло огляделся, увидел отца, стоявшего у ребристой колонны, и не стал медлить.
– Ко мне подходил Дэн Кобли.
– Вот как? – отозвался сэр Реджинальд. Он недолюбливал Кобли. По правде говоря, тех вообще старались избегать, ибо они как будто считали себя праведнее всех прочих; да и выходка на пиршестве у графа до сих пор не забылась. – Чего он хотел?
– Продать груз. – Ролло сжато посвятил отца в подробности.
Сэр Реджинальд выслушал и уточнил:
– Они готовы гарантировать цену?
– Да, пятьсот фунтов. А нам продают за четыреста. Знаю, денег у нас нет, но я решил, что ты захочешь узнать.
– Ты прав, денег у нас нет. – Реджинальд задумался. – Хотя, возможно, я сумею раздобыть нужную сумму.
Интересно, как, подумалось Ролло. Надо отдать отцу должное, он отличался умением и хваткой. Сэр Реджинальд был не из тех, кто накапливает постепенно; он предпочитал ловить случай и зачастую богател на непредвиденных возможностях.
Неужели у них получится одним махом уладить все семейные неприятности? Ролло едва смел на это надеяться.
К изумлению юноши, Реджинальд отправился беседовать с Уиллардами. Элис принадлежала к числу ведущих городских торговцев, поэтому мэр частенько обсуждал с нею деловые вопросы, но особой любви между ними никогда не было, и отношения нисколько не улучшились после отказа Фицджеральдов признать юного Неда своим будущим зятем.
Заинтригованный, Ролло поспешил нагнать отца.
– Миссис Уиллард, – тихо произнес Реджинальд, – надо бы потолковать, если вы не против.
Элис, невысокая и крепко сбитая, всегда отличалась изящными манерами.
– Разумеется, – ответила она вежливо.
– Не одолжите четыреста фунтов на короткий срок?
Элис даже вздрогнула от неожиданности.
– Обратитесь в Лондон, – посоветовала она, помолчав. – Или в Антверпен. – Голландский город Антверпен считался финансовой столицей Европы. – Наш кузен живет в Антверпене. Правда, я не могу сказать, согласится ли он поделиться столь крупной суммой.
– Деньги нужны сегодня, – пояснил сэр Реджинальд.
Элис вопросительно приподняла бровь.
Ролло ощутил укол стыда. Было поистине унизительно просить кредит у семейства, которое совсем недавно они столь высокомерно отвергли.
Но Реджинальд нисколько не смутился.
– Элис, вы единственный торговец в Кингсбридже, кто наверняка располагает нужной суммой.
– Могу я узнать, для чего вам эти деньги? – спросила женщина.
– Выпал случай купить богатый груз.
Реджинальд не стал вдаваться в подробности, как заметил Ролло, чтобы Элис не вздумалось перехватить покупку.
– Судно придет в гавань Кума через две недели, – добавил старший Фицджеральд.
Тут в беседу встрял Нед Уиллард. Уж ему-то, с горечью подумал Ролло, наверняка по нраву наблюдать, как Фицджеральды лебезят перед Уиллардами и попрошайничают у них. Однако Нед не стал тешить самолюбие.
– Почему же владелец продает груз сейчас? – деловито уточнил он. – Ему всего-то надо подождать две недели, перевезти груз на сушу, и он получит полную цену.