Как такое могло произойти с ним, с Пьером Оманом де Гизом, с человеком, который вертел всеми, как хотел, добрых три десятилетия?
Пьер покосился на Луизу, затем снова перевел взгляд на Алэна. На лицах обоих было одно и то же выражение – ненависть в сочетании с радостью. Для них настал миг торжества, и они были счастливы.
– Ты мне больше не нужен, – хрипло произнес Алэн. Его пальцы легли на изогнутые рычажки под дулами пистолетов.
Что бы это значило? Это Пьер всегда использовал Алэна, а не наоборот, разве нет? Или он что-то пропустил? Боже мой, как все запутанно…
Пьер раскрыл рот, чтобы позвать на помощь, но из раненого горла вырвалось лишь шипение.
Замки пистолетов клацнули, сверкнули искры, прогремел двойной выстрел.
Пьеру почудилось, будто его ударили в грудь увесистым кузнечным молотом. Боль сделалась нестерпимой.
Словно издалека он расслышал слова Луизы:
– Отправляйся обратно в преисподнюю, откуда ты вылез!
А затем сгустилась тьма.
Граф Бартлет назвал своего первенца Суизином, в честь прадеда ребенка, а второму сыну дал имя Ролло, в честь брата его бабушки. Оба они, прадед и Ролло Фицджеральд, доблестно сражались с протестантством, а Бартлет вырос ревностным католиком.
Марджери нисколько не обрадовалась такому выбору. Суизин вызывал у нее отвращение, а Ролло был обманщиком и предал свою сестру. Впрочем, когда мальчики чуть подросли, их настоящие имена сменились на прозвища: не по возрасту шустрый Суизин-младший стал Пролазой Сузи, а пухленького Ролло все называли Толстячком Роли.
По утрам Марджери с удовольствием помогала Сесилии, жене Бартлета. Этим утром она пичкала Пролазу яичницей, пока Сесилия кормила Роли грудью. Молодая графиня кудахтала над детьми, как наседка, зато Марджери выказывала спокойствие и уверенность. Наверное, таков удел всех бабушек, думала она.
Вошел ее второй сын Роджер, пришедший повидать племянников.
– Я буду скучать по ним, когда уеду в Оксфорд, – проговорил он.
Марджери отметила, что юная нянька Дот зарделась при появлении Роджера. Ее сын, сам того не ведая, разбил немало женских сердец этой своей кривой ухмылочкой, и Дот наверняка была бы не против с ним переспать. Значит, хорошо, что он уезжает в университет; Дот, конечно, милая девчушка и с младенцами умеет обращаться, но Роджеру она никак не пара.
Интересно, кстати, а о каком будущем мечтает сам Роджер?
– Ты уже думал, чем займешься после Оксфорда? – спросила Марджери своего сына.
– Хочу изучать законы, – ответил Роджер.
Любопытно.
– Зачем?
– Это очень важно. Законы создают страну.
– То есть на самом деле тебя интересует правительство?
– Может быть. Знаешь, я всегда слушал отцовские рассказы о заседаниях парламента – как там договариваются, как решают, как принимают то одну сторону, то другую…
Сам покойный граф Барт не считал парламент сколько-нибудь занимательным и всякий вызов в палату лордов воспринимал как тяжкую обязанность. А вот настоящий отец Роджера, Нед Уиллард, отличался особым пристрастием к политике. Поди скажи, что дети не похожи на родителей.
– Глядишь, однажды ты станешь членом парламента от Кингсбриджа и будешь заседать в палате общин, – ободрила Марджери.
– Ну да, с сыновьями графов такое случается. А куда денется сэр Нед? Он же от нас заседает.
– Он рано или поздно выйдет в отставку. – Причем с радостью, мысленно прибавила Марджери, особенно если узнает, что ему на этом посту наследует сын.
Внезапно снизу донеслись громкие голоса. Роджер поспешил наружу и вскоре вернулся со словами:
– Приехал дядя Ролло!
Марджери опешила от неожиданности.
– Ролло? – переспросила она недоверчиво. – Он же не приезжал в Новый замок бог весть сколько лет!
– А теперь вот приехал.
Внизу слышались радостные возгласы – Бартлет радушно встречал своего героя.
Сесилия весело обратилась к сыновьям:
– Сейчас вы познакомитесь со своим дядюшкой Ролло.
Марджери отнюдь не спешила приветствовать брата.
Она передала Пролазу Роджеру и встала.
– Присоединюсь к вам позже.
Она вышла из детской и направилась по коридору в свою комнату. По пятам за нею следовал ее верный мастиф Максимус. Бартлет и Сесилия после свадьбы заняли, разумеется, лучшие покои в замке, а вдовствующей графине Марджери отвели вполне достойный уголок со спальней и будуаром.
Войдя в будуар, она плотно прикрыла дверь.
Грудь распирало от холодной ярости. Когда Марджери узнала, что Ролло использовал священников, которых она опекала, чтобы поднять восстание против короны, она отправила брату короткое зашифрованное послание; там говорилось, что больше она не будет помогать ему тайно переправлять католических священников в Англию. Он не ответил, и больше с тех пор они не общались. Марджери часами напролет сочиняла обличительную речь, которую собиралась обрушить на Ролло, если тот вдруг объявится. А теперь, когда брат и вправду появился, она растерялась, не зная, что ему сказать.
Максимус лег к очагу, а Марджери встала у окна и посмотрела наружу. Стоял декабрь; челядь передвигалась по двору, закутанная в плотные накидки. За стенами замка поля застыли, земля словно одеревенела, лишившиеся листвы деревья грозили голыми ветками серому небу. Марджери требовалось время, чтобы вернуть самообладание, а пока она продолжала пребывать в смятенных чувствах – и взяла в руки четки, чтобы хоть немного успокоиться.
Она слышала, как слуги тащат по коридору тяжелые сундуки. Судя по всему, Ролло решил поселиться в своей старой спальне, прямо напротив ее нынешних покоев.
Вскоре в дверь постучали, и Ролло переступил порог.
– Я вернулся! – объявил он радостно.
Брат совершенно облысел, а его борода, когда-то рыжая, стала пегой.
Марджери окинула его ледяным взором.
– Зачем ты приехал?
– И я очень рад тебя видеть, сестренка, – язвительно ответил он.
Максимус негромко зарычал.
– А чего ты ждал, скажи на милость? – воскликнула Марджери. – Ты обманывал меня много лет! Ты ведь знал, что я ненавижу, когда христиане убивают друг друга за веру, но воспользовался моим доверием! Из-за тебя моя жизнь превратилась в трагедию.
– Я выполнял Божью волю.
– Позволь тебе не поверить. Подумай обо всех жизнях, который унес твой заговор! Ты не пощадил и Марию, королеву Шотландскую!
– Она теперь блаженствует на небесах.
– Так или иначе, я не стану тебе помогать, и на Новый замок можешь не рассчитывать.
– Сдается мне, с заговорами покончено. Мария Шотландская мертва, а испанская армада разгромлена. Но если представится случай начать все заново, найдутся и другие надежные места, помимо Нового замка.
– Я единственная во всей Англии знаю, что ты и есть Жан Ланглэ. Не боишься, что я выдам тебя Неду Уилларду?
Ролло усмехнулся.
– Ты меня не выдашь, сестра, – произнес он уверенно. – Ты можешь раскрыть меня, но тогда и я раскрою тебя. Возможно, я не сделаю этого сознательно, но наверняка признаюсь под пытками. Ты прятала у себя священников много лет подряд, а это серьезное преступление. Тебя казнят – быть может, тем же способом, что и Маргарет Клитероу, которую задавили до смерти.
Марджери с ужасом уставилась на брата. О подобном исходе она как-то не задумывалась.
– И дело не только в тебе, – продолжал Ролло. – Бартлет и Роджер оба помогали прятать священников, верно? Получается, что, если ты выдашь меня, власти казнят твоих сыновей.
Он прав, черт подери. Марджери поняла, что угодила в ловушку. Сколь бы ни был ей отвратителен нынче Ролло, она вынуждена будет его покрывать. Остается только изводить себя бессильной злостью.
Марджери долго и с ненавистью вглядывалась в лицо брата.
– Чтоб тебя! – процедила она наконец. – Гореть тебе в аду!
На двенадцатый день Рождества в доме Уиллардов в Кингсбридже устроили большой семейный обед.
В Новом замке, как было заведено раньше, пьес уже не ставили. Графство Ширинг за годы преследований католиков делалось все беднее, поэтому граф уже не мог позволить себе прежние пышные пиршества. Городские семейства теперь собирались в собственных домах, и Уилларды не были исключением.
За праздничным столом сидели шестеро. Барни после разгрома испанской армады наслаждался домашним покоем и уютом. Он восседал во главе стола, а его жена Хельга сидела по правую руку от мужа. Слева расположился сын Барни, Альфо, и Сильви отметила про себя, что за годы достатка его живот заметно округлился. Валери, жена Альфо, держала на руках маленькую девочку. Нед сидел напротив Барни, а Сильви, разумеется, устроилась рядом с супругом.
Эйлин Файф внесла на большом блюде поросенка, зажаренного в яблоках. К еде подали золотистое рейнское вино, которым торговала Хельга.
Барни с Недом продолжали вспоминать события грандиозной морской битвы, в которой они оба участвовали. Сильви и Валери болтали по-французски. Валери вдобавок, поедая свинину, кормила дочку грудью. Барни уверял, что девочка, когда вырастет, будет похожа на свою бабушку Беллу, но Сильви в этом сомневалась: всего один из предков этой малышки был африканской крови, да и ее кожа была розовенькой, ничуть не смуглой.
Альфо принялся рассказывать отцу о своих дальнейших планах по поводу обустройства крытого рынка.
Сильви радовалась – и пребыванию в кругу семьи, и вкусной еде на столе, и жаркому огню в очаге. Враги Англии побеждены, опасность вторжения миновала. Конечно, не замедлят появиться новые, но пока все стихло. А некий лазутчик донес Неду, что и Пьер Оман мертв – убит в тот же судьбоносный день, что и его господин, герцог де Гиз. Все-таки на свете есть справедливость.
Сильви оглядела стол, посмотрела на улыбающиеся лица – и поняла, что это и называется счастьем.
После обеда все надели плотные плащи и вышли на улицу. Вместо пьес в Новом замке таверна «Колокол» нанимала актеров, что разыгрывали представление на временной сцене посреди просторного двора. Заплатив за вход, Уилларды присоединились к толпе зрителей.