Молодой солдат с аркебузой визгливо крикнул:
– А ну, брось нож!
Аркебуза в его руках ходила ходуном, но почему-то ее дуло продолжало смотреть точно в лицо Ролло.
Все прочие замолчали и уставились на Фицджеральда.
– Я тебя прикончу, – пообещал Ролло солдату с аркебузой.
На самом деле он не собирался устраивать ничего такого, но вскинул кинжал повыше, стараясь не дергать головой, чтобы не сбить солдату прицел.
– Готовься умереть, юнец.
За спиной солдата шевельнулся Нед.
Солдат надавил на скобу, и огонек фитиля воспламенил порох на пороховой полке. Ролло увидел вспышку, услышал грохот выстрела – и сразу понял, что легкая смерть прошла мимо. В последнюю долю секунды дуло аркебузы ушло в сторону. Треклятый Нед, опять он! Острая боль пронзила ухо, Ролло ощутил, как по щеке стекает кровь, и сообразил, что пуля лишь оцарапала ему кожу.
Нед стиснул его руку, вырвал кинжал.
– Я с тобой еще не закончил, – процедил он.
Марджери призвали к королю.
Встретиться с Иаковом ей предстояло не впервые. За два года его правления она бывала на королевских пиршествах вместе с Недом, смотрела пьесы, что ставились при дворе, и веселилась на праздниках. Нед говорил, что король добродушен и озабочен преимущественно плотскими радостями, но Марджери всегда казалось, что Иакову свойственна безжалостность – она просто не бросается в глаза.
Видимо, ее брат Ролло сознался под пытками во всех своих прегрешениях, а заодно выдал и сестру, поведав о ее причастности к переправке в Англию католических священников. Марджери предъявят обвинение, арестуют и, наверное, казнят вместе с братом.
Ей вспомнилась Мария Стюарт, отважная католичка-мученица. Вот бы умереть столь же достойно, как умерла королева Мария! Но Мария была королевой, а потому к ней проявили милосердие и просто обезглавили.
Обычных же изменниц сжигали на кострах. Сможет ли она сохранить достоинство и молить небеса за своих мучителей, сгорая в пламени? Или будет кричать и визжать, проклинать папу и молить о пощаде?
Марджери не знала ответа.
Для нее самой куда тяжелее было сознавать, что Бартлету и Роджеру уготована та же участь.
Она надела свой лучший наряд и отправилась во дворец Уайтхолл.
Нед, к несказанному изумлению Марджери, дожидался ее в приемной.
– Пойдем вместе, – сказал он.
– Почему?
– Увидишь.
Он явно волновался – вон как желваки играют, – и она не могла понять, злится он на нее до сих пор или нет.
– Меня казнят?
– Не знаю.
Голова кружилась; Марджери даже испугалась, что упадет. Нед увидел, как она пошатнулась, и подхватил ее обеими руками. На мгновение она обмякла в его объятиях, слишком счастливая, чтобы держаться на ногах. Но потом оттолкнула его. Она не заслуживает объятий Неда Уилларда.
– Со мною все хорошо.
Он чуть задержал ее пальцы в своих, потом отпустил, и Марджери выпрямилась. Почему он по-прежнему глядит на нее хмуро и сердито? Что все это значит?
Ей не пришлось долго ломать голову: королевский лакей кивнул Неду, давая понять, что они могут заходить.
Бок о бок чета Уиллардов вступила в Длинную галерею. Марджери доводилось слышать, что король Иаков любит принимать посетителей именно здесь. Дескать, когда люди ему надоедают, он отдыхает, любуясь картинами.
Нед поклонился, Марджери присела.
Иаков воскликнул:
– Вот человек, спасший мою жизнь!
Когда он говорил, изо рта у него тонкой струйкой текла слюна, как бы намекая на приверженность короля плотским увеселениям.
– Ваше величество очень добры, – ответил Нед. – Вы, разумеется, помните леди Марджери, вдовствующую графиню Ширинг и мою супругу вот уже шестнадцать лет.
Иаков кивнул, но промолчал, и по этой королевской холодности Марджери заключила, что ему ведомы ее религиозные убеждения.
– Позволю себе попросить ваше величество о милости. – Нед нисколько не заискивал.
Иаков усмехнулся.
– Велик соблазн сказать «До половины моего царства»[106], но я не стану так говорить, ибо эта фраза принадлежит истории с печальным концом. – Король подразумевал историю Саломеи, что попросила голову Иоанна Крестителя на блюде.
– Позвольте напомнить, что прежде я никогда ни о чем не просил, однако смею надеяться, что моя верная служба достойна благосклонности его величества.
– Вы спасли меня от этих гнусных заговорщиков, сберегли жизни моих родных и всех членов парламента. Так что бросайте говорить обиняками и скажите прямо – чего вы хотите?
– На допросе Ролло Фицджеральд признался в преступлениях, совершенных много лет назад, в семидесятых и восьмидесятых годах, в правление королевы Елизаветы.
– О каких именно преступлениях речь?
– Он сообщил, что тайком переправлял в Англию католических священников.
– И что? Его все равно повесят. Злодеянием больше, злодеянием меньше…
– Он утверждает, что у него были сообщники.
– Кто конкретно?
– Покойный Барт, граф Ширинг. Графиня Марджери, впоследствии ставшая моей женой. Двое их сыновей – Бартлет, нынешний граф Ширинг, и Роджер.
Лицо короля омрачилось.
– Серьезное обвинение.
– Прошу ваше величество вспомнить, что женщины склонны подчиняться своим мужьям и братьям, в особенности если те наделены железной волей. Следовательно, такие женщины и их дети заслуживают снисхождения, если они совершали преступления, находясь под неодолимым влиянием названных мужчин.
Как завернул, невольно восхитилась Марджери. Но это ведь неправда – она-то всегда вела, а не была ведомой. Если бы сейчас решалась только ее судьба, она бы так и сказала, однако сыновья… Она прикусила язык.
– Словом, прошу ваше величество пощадить перечисленных преступников. Это единственная награда, каковой я желаю за спасение королевской жизни.
– Не могу сказать, что рад этой просьбе, – сурово произнес Иаков.
Нед промолчал.
– Впрочем, священников ввозили в Англию, как вы говорите, давным-давно.
– Все закончилось после разгрома испанской армады, ваше величество. С той поры Ролло Фицджеральд больше не вовлекал родных в свои преступные затеи.
– Признаться, я не стал бы даже слушать, когда бы не ваша верная служба английской короне на протяжении долгих лет.
– Вся моя жизнь принадлежит короне, ваше величество.
Король пожевал губы и наконец кивнул.
– Быть по сему. Сообщников негодяя преследовать не станут.
– Благодарю, ваше величество.
– Ступайте.
Нед поклонился. Марджери сделала реверанс.
Вместе, но не обменявшись ни единым словом, Уилларды прошли дворцовыми комнатами и коридорами и вышли на улицу. Потом свернули на восток. Миновали церковь Святого Мартина-в-полях и двинулись по Стрэнду. Марджери испытывала несказанное облегчение. С ложью и двойной жизнью покончено навсегда.
Прошли мимо дворцов на берегу Темзы и достигли менее дорогой и притязательной Флит-стрит. Марджери не могла догадаться, о чем размышляет Нед, но казалось, что он идет домой – вместе с ней. Или уповать на это значит прогневить небеса?
Они вошли в город через Ладгейтские ворота. Улица вела вверх. Впереди, на вершине холма, возвышался над окрестными домами собор Святого Павла, этакий могучий лев в окружении малых детенышей. Нед по-прежнему хранил молчание, но Марджери ощутила, что настроение мужа изменилось. И лицо сделалось менее серьезным, заострившиеся черты как-то сгладились, что ли, раздражение пропало, более того, на губах заиграла привычная кривая усмешка.
Осмелев, Марджери взяла его ладонь в свою руку.
Невыносимо долгое мгновение он просто позволял ей держать себя за руку. А потом, когда она совсем было пала духом, мягко, ласково сжал ее пальцы. И она поняла, что отныне все будет хорошо.
Его повесили перед кингсбриджским собором.
Нам с Марджери не хотелось толкаться среди зевак, а не присутствовать было нельзя, поэтому мы наблюдали казнь из окон моего старого семейного дома. Марджери залилась слезами, когда Ролло вывели из здания гильдейского собрания на главную улицу и повели к рыночной площади.
Он взошел на помост. Когда из-под его ног выбили подставку, Марджери принялась молиться за упокой его души. Будучи протестантом, я никогда не верил в силу и полезность заупокойных молитв, но ради жены стал повторять за нею. А еще сделал кое-что более практичное – тоже ради нее. Вообще-то Ролло должны были выпотрошить и четвертовать заживо, но я подкупил палача, и моему шурину позволили расстаться с жизнью на виселице, прежде чем его тело подверглось положенному изувечиванию. Зеваки, явившиеся полюбоваться на страдания изменника, остались разочарованными.
После этих событий я оставил двор. Мы с Марджери вернулись в Кингсбридж. Роджер, который до сих пор не ведает, кто его настоящий отец, стал вместо меня членом парламента от Кингсбриджа. Мой племянник Альфо между тем сделался богатейшим горожанином. Я сохранил за собой титул лорда Уигли, поскольку успел привязаться к жителям этой крохотной деревушки.
Ролло был последним из тех, кого я отправил на виселицу. Но на этом моя история не завершилась…
Эпилог. 1620 год
В возрасте восьмидесяти лет Нед много спал. Он дремал среди дня, рано ложился по вечерам, а порою даже засыпал сразу после завтрака в рабочей комнате кингсбриджского дома Уиллардов.
Этот дом никогда не пустовал. У Альфо, сына Барни, и Роджера, сына Неда, давно появились собственные дети и внуки. Роджер купил дом по соседству, и молодое поколение Уиллардов воспринимало эти два дома как один, только под разными крышами.
Кто-то из старших внушил им, что дедушка Нед знает все на свете, и внуки и правнуки частенько засыпали Неда вопросами. Всякий раз он гадал, о чем его будут спрашивать сегодня. Сколько добираться до Египта? Была у Иисуса сестра или нет? Каково самое большое число?