Весть о предательстве Пьера его потрясла, однако он не сумел скрыть самодовольное выражение лица: еще бы, блестящий соперник оказался лжецом и изменником. А когда Сильви поведала о мученичестве Жиля Пало, на глаза Гийома навернулись слезы.
Девушка пожаловалась ему на женевских печатников и книготорговцев. Гийом ничуть не удивился.
– Все дело в том, что вы ведете себя с ними как равная, – объяснил он.
Сильви и вправду научилась держаться безбоязненно и даже повелительно; лишь так ей удавалось отпугивать мужчин и отбиваться от непристойных поползновений.
– А что здесь плохого? – спросила она.
– Они уверены, что женщине подобает покорность.
– В Париже тоже любят покорных женщин, но не прогоняют покупательниц. Если у женщины есть деньги и она хочет купить какой-то товар, сделка состоится.
– Тут не Париж.
Это я заметила, подумала Сильви.
Гийом охотно согласился ей помочь. Он отменил занятия с учениками и повел девушку к печатнику, которого знал лично. Она не вмешивалась в их беседу, молча стояла рядом и слушала.
Ей требовались два вида Библий – дешевые книги, доступные едва ли не каждому, и дорогие, на особой бумаге и в особом переплете, для толстосумов. Гийом отчаянно торговался, отстаивая ее интересы, и в итоге Сильви добилась цены, которую могла легко утроить в Париже. Она приобрела сотню дорогих Библий и тысячу книг в дешевом издании.
В той же самой лавке она приметила Псалтырь в переводе французского поэта Клемана Маро. От восторга девушка едва не захлопала в ладоши. Эта книга отлично расходилась у ее отца, а значит, она запросто ее продаст дома. Сильви купила пятьсот книг.
Почти не веря собственным глазам, она наблюдала, как ящики с книгами выносят со склада в задней части лавки. Конечно, до благополучного исхода путешествия было еще далеко, но пока она достигла всего, чего хотела. Она не пожелала пожертвовать своей высокой целью – и оказалась права. Эти книги прольют свет истинного вероучения в сердца тысяч людей. А также прокормят ее саму и ее матушку целый год, если не дольше. Победа!
Хотя – сперва нужно доставить их в Париж, и тут не обойтись без хитрости.
Сильви закупила вдобавок сотню стопок бумаги, которой намеревалась торговать в лавке на рю де ла Серпан. По ее настоянию Гийом попросил печатника уложить книги в ящики с бумагой, в самый низ, чтобы, если какой-либо ящик откроют в поисках запрещенных сочинений, ничего крамольного при первом взгляде не обнаружили. А еще по просьбе Сильви на всех ящиках написали по-итальянски: «Карта ди Фабриано». Этот город в Италии славился по всей Европе своей отменной бумагой. Конечно, тщательного досмотра такая маскировка не выдержит, но беглую проверку вполне способна пройти.
Тем вечером Гийом позвал ее на ужин в дом своих родителей.
Сильви не могла отвергнуть приглашение: Гийом проявил немалое участие, и без его помощи она вряд ли бы справилась. Но ей было неловко. Она помнила, что когда-то он питал к ней нежные чувства и покинул Париж весьма внезапно, когда стало известно о помолвке Сильви с Пьером. Эти чувства, по всей видимости, вернулись при встрече – или, возможно, он бережно хранил их все минувшие месяцы.
Гийом был единственным ребенком в семье, и родители в нем души не чаяли. Они встретили гостью радушно, окружили добротой, тем более что чувства сына к этой гостье им явно были известны. Сильви пришлось снова рассказывать о мученичестве своего отца и о том, как они с матерью сумели наладить разрушенную жизнь. Отец Гийома, ювелир, расхваливал Сильви так, словно та уже стала его снохой. Мать Гийома восхищалась ее мужеством, но в ее взгляде читалась печаль: она сознавала, что ее сын не смог пленить сердце Сильви, – и готова была с этим смириться.
Они пригласили девушку поселиться у них, но Сильви отказалась, не желая потворствовать пустым чаяниям.
Ночью она размышляла, почему не полюбила Гийома. У них двоих много общего: оба из преуспевающих торговых семейств, оба привержены распространению истинного вероучения, оба познали невзгоды и тяготы длительных странствий, сталкивались с опасностями и видели насилие. И все же она, Сильви, предпочла храброму, умному и достойному мужчине велеречивого щеголя и лжеца. Может, в ней самой скрыт некий порок? Может, ей попросту не суждено познать любовь и семейную жизнь?
На следующий день Гийом отвел девушку в порт и познакомил со шкипером, которому, как он полагал, можно доверять. Тот ходил с Гиоймом в одну церковь, как и его жена с детьми. Сильви решила, что доверять ему, конечно, можно, но не больше, чем любому другому мужчине.
Ей теперь принадлежал немалый груз, который было бы непросто доставлять повозками по сельским дорогам, а потому в Париж придется возвращаться по воде. Судно знакомца Гийома довезет ее по реке до Марселя, там книги перегрузят на морской корабль, идущий в Руан, город на северном побережье Франции. А из Руана она двинется в Париж, тоже по воде.
Ящики с бумагой и книгами погрузили на следующий день, а утром нового дня Гийом проводил Сильви на борт. Ей было по-прежнему неловко принимать от него столько помощи, не имея возможности отблагодарить его так, как ему хотелось. Она твердила себе, что Гийом вызвался добровольцем, никто его не заставлял и не соблазнял, но все равно ощущала себя виноватой.
– Напишите мне, когда продадите все книги, – сказал он. – Просто укажите, что вам нужно, и я сам доставлю в Париж следующую партию.
Гийом в Париже был Сильви ни к чему. Он наверняка примется настойчиво ухаживать за нею, и избавиться от назойливого кавалера будет не так-то легко. Словно наяву, перед мысленным взором возникла эта малоприятная картина, но все же не следовало отклонять столь щедрое предложение. Ведь так она получит новые книги без необходимости вновь отправляться в долгое и опасное путешествие.
Так что, согласиться или нет? Сильви прекрасно понимала, что именно движет Гийомом. Если бы речь шла о ней одной, стоило бы отказаться. Но у них двоих общий святой долг.
– Отличная мысль! – ответила девушка. – Я непременно напишу.
– Буду ждать вашего письма, – пообещал Гийом. – И молиться, чтобы оно пришло поскорее.
– Прощайте, Гийом, – только и сказала Сильви.
Элисон боялась, что король Франциск умрет. Тогда Мария станет вдовой и бывшей королевой, а она сама, Элисон, сделается всего-навсего подружкой бывшей королевы. Это несправедливо, черт подери!
Из-за болезни Франциска все пребывали в подавленном настроении. Смерть государя всегда и везде становилась причиной внутренних неурядиц. Случись Франциску умереть, братья де Гиз снова начнут спорить за первенство с Бурбонами и Монморанси, истинной религии снова выпадет сражаться с ересью, а могущество и богатство снова достанутся тем, кто в итоге окажется проворнее и будет биться упорнее и свирепее.
Когда Франциску стало хуже, Элисон призвала к себе королева Екатерина.
– Передай весточку своему приятелю Пьеру, – сказала королева-мать, облаченная в великолепное черное шелковое платье, усыпанное драгоценными каменьями.
Обладавшая женским чутьем, как это принято называть, Екатерина, судя по всему, догадалась о том, что Элисон неравнодушна к Пьеру Оману. Кроме того, королеве-матери исправно докладывали все сплетни, ходившие при дворе, так что она, должно быть, знала, что Пьер женат.
Саму Элисон это известие потрясло до глубины души. Она – вот глупышка – позволила себе увлечься Пьером. Он был умен и очарователен, пригож и всегда хорошо одет. Ей даже как-то пригрезилось, что они поженились и стали этакой парой тайных советников при короне, преданных не только королю с королевой, но и друг другу. Как ни жаль, об этой грезе лучше забыть.
– Разумеется, ваше величество, – ответила Элисон.
– Скажи ему, что я хочу видеть кардинала Шарля и герцога Франсуа в своей приемной через час.
– А если он спросит, для чего?
Королева-мать улыбнулась.
– Если спросит, отвечай, что не знаешь.
Элисон вышла из покоев Екатерины и отправилась бродить по коридорам дворца Гроло. Попадавшиеся навстречу мужчины кланялись, дамы приседали в реверансах. Элисон льстило это внимание, особенно теперь, когда все могло вот-вот закончиться.
Продолжая бродить, она размышляла о том, что задумала Екатерина. Королева-мать славилась своим хитроумием и жестокостью. Когда умер Генрих, Екатерина проявила слабость – и только поэтому объединилась с братьями де Гиз; несомненно, ныне она осознала свою ошибку, поскольку Франсуа и Шарль быстро оттеснили Екатерину и подчинили себе короля через свою племянницу Марию. Элисон была уверена, что одурачить себя во второй раз Екатерина не даст.
Братья де Гиз имели во дворце собственные покои, располагавшиеся рядом с королевскими. Братья отлично понимали всю важность нахождения поблизости от короля. Пьер же вечно отирался подле кардинала Шарля, хотя спал не во дворце, а таверне «У святой Жанны», рядом с собором; Элисон знала, что каждое утро он появляется во дворце еще до того, как братья встанут, и не уходит, пока те не отправляются спать ввечеру. Только так он мог оставаться при деле.
Она нашла Пьера в приемной кардинала Шарля, где юноша коротал время с другими помощниками и слугами де Гизов. Сегодня Пьер нарядился в синюю куртку без рукавов поверх белой рубахи с пышным воротом. Знает, подлец, что синий ему к лицу!
Кардинал еще не выходил из спальни, хотя встал уже давно – лентяйством его преосвященство не попрекали даже враги.
– Я его извещу, – сказал Пьер, завидев Элисон. – Чего желает Екатерина?
– Сама не пойму, – призналась девушка. – Этим утром короля осматривал Амбруаз Парэ. – Так звали королевского врача. – Пока лишь Екатерине ведомо, что он сказал.
– Быть может, король пошел на поправку.
– Или нет. – Подумать только, счастье Элисон – и счастье ее подруги, Марии Стюарт, целиком зависело от хлипкого здоровья Франциска! Все бы изменилось, роди Мария ребенка, однако королева до сих пор не могла забеременеть. Она побывала у врача, которого посоветовала Екатерина, но не захотела рассказывать Элисон, что тот ей наговорил.