Пьер отогнал подступившее отчаяние и заставил себя, насколько мог, мыслить логически. Едва станет известно, что де Гизы отныне беспомощны, королева Екатерина, так ее разэтак, заключит мир с Гаспаром де Колиньи и вновь издаст указ о веротерпимости. Бурбонов и Монморанси снова приблизят ко двору, а протестанты смогут распевать свои гимны так громко, как им только заблагорассудится. Словом, погибнет все, чего Пьер достиг и к чему стремился в последние пять лет.
Снова нахлынуло всепоглощающее отчаяние. Что же делать?
Прежде всего нужно сохранить свое положение главного советника.
Стоило парому уткнуться в берег, как Пьер принялся отдавать распоряжения. В подобные мгновения растерянные и напуганные люди охотно слушаются того, кто ведет себя так, будто знает, что делает.
– Герцога нужно доставить в замок как можно быстрее, но по дороге не трясти! Иначе он может истечь кровью. Ищите доски.
Пьер огляделся по сторонам. Конечно, если припечет, можно выломать несколько досок из палубы парома. Но тут он заметил невдалеке домик и ткнул пальцем в ту сторону.
– Снимите с петель дверь и положите герцога на нее! Пусть шестеро его несут.
Солдаты подчинились, радуясь, что есть кому командовать.
Гастон ле Пан, впрочем, был не из тех, кто привык подчиняться, поэтому с ним Пьер заговорил иначе, не столько приказывая, сколько советуясь:
– Думаю, тебе следует взять пару человек и лошадей, вернуться обратно и поискать нашего стрелка. Ты хорошо его рассмотрел?
– Маленький, смуглый, лет двадцати пяти, с пучком волос на голове.
– Точно. Я видел то же самое.
– Поеду. – Ле Пан повернулся к солдатам. – Расто, Брокар! Трех лошадей обратно на паром!
– Мне понадобится самая резвая лошадь, – сказал Пьер. – Какую посоветуешь?
– Резвее всех жеребец герцога. Но куда ты собрался? Это же я погонюсь за стрелком.
– Сейчас важнее всего жизнь герцога. Поскачу в замок за врачами.
Ле Пан оценил справедливость слов Пьера.
– Верно.
Пьер взобрался в седло и послал могучего жеребца вперед. Он не считал себя опытным наездником, а конь герцога отличался буйным норовом, однако, по счастью, животное притомилось после целого дня пути и потому не стало ерепениться. Пьер пустил коня шагом, затем осторожно пристукнул пятками, посылая рысью.
До замка он добрался через несколько минут, соскочил с коня и вбежал внутрь.
– Герцог ранен! – крикнул он. – Его скоро принесут сюда! Немедленно пошлите за королевским хирургом! И подготовьте для герцога кровать внизу!
Слуги выглядели настолько ошеломленными, что распоряжения пришлось повторить несколько раз.
Герцогиня Анна, из рода д’Эсте, сбежала по ступеням лестницы, привлеченная суматохой внизу. Этой простоватой женщине, супруге Меченого и итальянке по происхождению, исполнился тридцать один год. Их брак был политическим, герцог хранил верность жене не больше, чем прочие мужчины, облеченные достатком и властью, но все-таки относился к Анне тепло, и она платила ему той же монетой.
Юный Анри, пригожий мальчик с золотистыми волосами, бежал следом за матерью.
Герцогиня Анна никогда прежде не заговаривала с Пьером и даже как будто не замечала его присутствия, поэтому следовало перво-наперво дать понять, что он – значимая персона и надежное плечо, на которое при необходимости можно опереться.
Пьер поклонился.
– Мадам, мсье, вынужден сообщить вам, что герцога ранили.
Анри, очевидно, испугался. Пьеру вспомнилось, как этот восьмилетний юнец четыре года назад жаловался, что его не пускают на турнир. Нет, мальчик храбр и способен стать достойным наследником своего воинственного отца, но до этого дня, увы, еще далеко.
– Как? – спросил Анри дрогнувшим голосом. – Где? Кто это сделал?
Пьер, словно не услышав, обратился к его матери:
– Мадам, я велел послать за королевским хирургом и приготовить постель для герцога на нижнем этаже, чтобы не пришлось поднимать вашего супруга наверх.
– Рана серьезная? – уточнила Анна.
– Ему стреляли в спину. Когда я уезжал, он был без сознания.
Герцогиня коротко всхлипнула, но овладела собой:
– Где он? Я должна его увидеть.
– Его принесут с минуты на минуту. Я приказал сделать носилки. Ему нельзя шевелиться.
– Как все случилось? На вас напали?
– Мой отец никогда не повернулся бы спиной к врагу! – воскликнул Анри.
– Тише, милый, – попросила герцогиня.
– Вы правы, мсье, – сказал Пьер, снова отвешивая поклон. – В битве ваш отец всегда встречал врага лицом к лицу. Горестно признавать, но мы столкнулись с изменой. – Он бегло пересказал, как убийца прятался в засаде, а потом выстрелил, когда паром отошел от берега. – Я отправил солдат его изловить.
– Когда его поймают, с него ведь заживо сдерут кожу? – с надрывом спросил Анри.
Пьер внезапно осознал, что, даже если Меченый умрет, это печальное событие может принести пользу.
– Да, конечно, мсье, но не раньше, чем он расскажет, по чьему приказу действовал. Сдается мне, этот стрелок окажется обычным человеком, ничем не примечательным. Истинный злодей – тот, кто его послал.
Прежде чем он успел назвать имя, пришедшее на ум, вмешалась герцогиня.
– Гаспар де Колиньи! – с ненавистью процедила она, будто выплюнув эти слова.
Колиньи и вправду мог считаться главным подозреваемым, теперь, когда Антуан де Бурбон мертв[50], а его брат Луи томится в тюрьме. На самом деле до истины в данном случае добираться не следовало. Колиньи представлялся отличным средоточием ненависти де Гизов, в особенности для чувствительного мальчика, чьего отца недавно подстрелили.
Пьер обдумывал все составляющие своего плана, когда крики со двора дали понять, что герцога доставили в замок.
Пока Меченого заносили внутрь и укладывали в постель, Пьер старался держаться поблизости от герцогини. Всякий раз, когда Анна изъявляла какое-либо желание, Пьер громко повторял ее слова, и поневоле складывалось впечатление, что он является правой рукой герцогини. Сама она была слишком потрясена произошедшим, чтобы обращать внимание на его уловки, и даже радовалась, похоже, тому, что рядом есть человек, который знает, что и как нужно делать.
Меченый пришел в сознание и недолго пообщался с женой и сыном. Потом появились врачи. Они сказали, что рана смертельной не выглядит, однако всем известно, мол, как легко такие раны способны загрязниться, поэтому радоваться никто не спешил.
Гастон ле Пан с двумя своими подручными вернулся ближе к полуночи – с пустыми руками. Пьер перехватил капитана в коридоре замка и сказал ему:
– Возобнови поиски с утра. Сам понимаешь, завтра никакого штурма не будет, за ночь герцог не поправится. Значит, в твоем распоряжении окажется толпа солдат. Выступайте пораньше, раскиньте сети пошире. Надо найти этого стервеца.
Ле Пан утвердительно кивнул.
Сам Пьер всю ночь просидел у постели герцога.
На рассвете он снова столкнулся с ле Паном.
– Если поймаете, везите сюда, я его допрошу. Так распорядилась герцогиня. – Это не было правдой, но ле Пан поверил. – Запри его где-нибудь и пошли за мной.
– Договорились.
Вскоре после того Пьер лег спать. Он понимал, что в следующие несколько дней ему понадобятся все силы и вся его смекалка.
Ле Пан разбудил его в полдень.
– Поймали, – довольно поведал капитан.
Пьер немедленно вскочил.
– И кто это?
– Говорит, что его зовут Жан де Польтро, сьер де Мере[51].
– Надеюсь, в замок ты его не привез?
– Нет, иначе юный Анри, глядишь, попытался бы его прикончить. Он сидит в цепях в доме священника.
Пьер поспешно оделся и отправился с ле Паном в соседнюю с замком деревню.
Оставшись с Польтро наедине, он сразу спросил:
– Это Гаспар де Колиньи приказал вам убить герцога де Гиза?
– Да, – ответил Польтро.
Вскоре стало понятно, что Польтро готов подтвердить что угодно. Пьеру и раньше доводилось встречать таких вот любителей грезить наяву.
Должно быть, этот Польтро и вправду работал на протестантов, но кто именно подговорил его убить Меченого, оставалось лишь гадать. Это и в самом деле мог быть Колиньи – либо кто-то другой из протестантских вожаков, что бы ни говорил Польтро, либо эта мысль зародилась в голове безумца сама собой.
В тот день и в последующие дни он говорил много и охотно. Почти наверняка половину сказанного можно было приписать желанию удовлетворить своего пленителя, а другую половину – стремлению показаться значительнее, чем Польтро был в действительности. Сегодня он твердил одно, завтра нес совсем другое. Полагаться на показания этого человека было невозможно.
Вот и славно.
Пьер записал признание Польтро, в котором говорилось, что Гаспар де Колиньи заплатил ему за убийство герцога де Гиза. Польтро без колебаний подписал.
На следующий день у Меченого началась лихорадка, и врачи посоветовали ему готовиться к скорой встрече с Творцом. Брат герцога, кардинал Луи, отпустил ему грехи, после чего Меченый попрощался с Анной и своим сыном Анри.
Когда герцогиня и будущий герцог, все в слезах, вышли из покоев умирающего, Пьер сказал им:
– Герцога убил Колиньи. – И показал признание Польтро.
Дальше все было настолько хорошо, насколько он не смел даже надеяться.
Герцогиня злобно прошипела:
– Колиньи должен умереть! Слышите? Он должен умереть!
Пьер поведал, что королева Екатерина уже делает попытки договориться о перемирии с протестантами, и Колиньи, скорее всего, по итогам этой сделки избежит заслуженного наказания.
Здесь с Анри едва не случилась истерика, и мальчик воскликнул со слезами в голосе:
– Я убью его сам! Сам убью!
– Конечно, убьете, мсье[52], рано или поздно, – ответил Пьер. – И в этот миг я буду рядом с вами.
Герцог Франсуа умер на следующий день.