Можно было выстрелить в ответ, но Барни медлил, ибо Бэкон, срываясь на крик, принялся отдавать новые распоряжения. «Ястреб» дернулся, заваливаясь на подветренный борт. Несколько мгновений ветер дул кораблю прямо в корму. Бэкон продолжал крутить штурвал. Описав полный круг, «Ястреб» устремился на юг, обратно к острову.
Не дожидаясь приказа, все пушкари переместились к портам левого борта и принялись заряжать шесть других миньонов.
Что затевает этот треклятый Бэкон?
Выглянув в порт, Барни увидел, что галеон тоже поворачивает, очевидно, намереваясь перехватить убегающего «Ястреба». И тут его словно осенило: он понял задумку Бэкона.
Шкип подарил Барни цель, о которой можно было лишь мечтать.
Через минуту-другую борт «Ястреба» окажется прямо напротив носа вражеского галеона, всего в каких-то трех сотнях ярдов. Если повести беглый огонь, можно будет всаживать одно ядро за другим в беззащитный нос врага, а потом накрыть всю палубу, до самой кормы, круша мачты и реи.
Главное – не промазать.
На столь близком расстоянии клинья, которыми приподнимали стволы пушек, вовсе не требовались. Стрелять придется, что называется, в упор. Нос узкий, тут нужно попасть, просто попасть.
– Пора? – снова влез неугомонный Сайлас.
– Рано, – отозвался Барни. – Ждем, ребята, ждем.
Он встал на колени у ближайшей пушки и с колотящимся сердцем отважился выглянуть наружу, оценивая скорость и направление движения галеона. На суше все было куда проще, там ни пушки, ни враги не скакали по волнам.
Вражеский корабль как будто стал заворачивать. Барни едва справился с желанием немедленно открыть огонь. Он пристально следил за четырьмя мачтами испанца, решив, что прикажет стрелять, когда те выстроятся в прямую линию и передняя заслонит собой остальные. Или чуть раньше, чтобы ядра успели долететь до цели.
– По вашей команде! – крикнул Сайлас.
– Товсь! – Мачты почти сошлись. – Первая, огонь!
Барни хлопнул Сайласа по плечу.
Матрос поднес палку с горящей веревкой на конце к запальному отверстию.
Выстрел прогремел оглушительно громко.
Пушка отпрыгнула назад.
Барни выглянул в порт. Ядро угодило точно в нос вражескому кораблю. С верхней палубы «Ястреба» донеслись радостные вопли.
Барни повернулся к следующей пушке.
– Огонь!
Это ядро полетело выше и перебило одну из мачт галеона.
Радостные крики наверху перешли в улюлюканье. Барни двинулся дальше вдоль ряда пушек, высчитывая на ходу, когда именно отдавать команду стрелять.
Наконец все шесть пушек сделали по выстрелу. Барни вернулся к первому орудию, уверенный, что Сайлас успел перезарядить. К его негодованию, Сайлас и второй матрос до сих пор бурно радовались меткому попаданию.
– За дело! – рявкнул Барни. – Эта лоханка еще на плаву!
Сайлас торопливо схватился за ганшпуг, длинную палку с воротом на конце. С ее помощью он быстро извлек из дула остатки использованного пыжа, тлевшие и сыпавшие искрами. Матрос затоптал искры мозолистой босой ногой, как будто совершенно не ощущая боли от ожогов. Его товарищ между тем взял другую палку, обмотанную тряпками, окунул ту в ведро с водой, а затем сунул в дуло, чтобы затушить любые оставшиеся в стволе ошметки предыдущего выстрела, иначе велика была опасность, что новая порция пороха взорвется преждевременно. Горячий ствол мгновенно высох изнутри, и матросы принялись перезаряжать орудие.
Барни посмотрел на вражеский корабль. В носу галеона зияли две дыры, передняя мачта клонилась набок. С палубы – до галеона теперь было не более двухсот ярдов – доносились стенания раненых и истошные вопли уцелевших. Но галеон еще вполне мог сражаться, а капитан испанца явно не собирался отступать: его корабль приближался к «Ястребу» лишь самую малость медленнее.
Барни подосадовал тому, как долго его пушкари перезаряжают пушки. Из своего армейского опыта он усвоил, что одного залпа никогда не бывает достаточно для того, чтобы выиграть битву. Противник рано или поздно приходит в себя. Но вот череда залпов, один за другим, когда вокруг падают замертво те, кто совсем недавно был бодр и весел, лишает мужества и заставляет солдат убегать или сдаваться. И потому стрелять нужно без передышки. Впрочем, пушкари «Ястреба» были моряками, и никто, по-видимому, не объяснял им раньше важности быстрой и дисциплинированной перезарядки.
Галеон неотвратимо надвигался. Капитан испанца, похоже, отказался от мысли влепить в «Ястреба» бортовой залп. Ну разумеется, подумал Барни, они ведь не хотят топить «Ястреба», намерены захватить англичанина и отобрать все незаконно добытые ценности на борту. Враг стрелял из малых носовых пушек, некоторые выстрелы попадали в паруса и такелаж, но небольшие размеры сослужили «Ястребу» добрую службу: вражеские ядра ложились то с недолетом, то с перелетом. Значит, предположил Барни, испанцы попробуют таранить «Ястреба», а потом взять на абордаж.
Когда пушки наконец будут перезаряжены, до галеона останется меньше сотни ярдов. Испанский корабль был намного выше «Ястреба», Барни хотелось поразить не столько его корпус, сколько палубу, поэтому следовало слегка приподнять стволы. Барни пробежал вдоль ряда пушек, вставляя клинья.
Время словно замерло. Галеон приближался быстро и решительно, на девяти-десяти узлах, и вода пенилась под его бушпритом, но казалось, что испанец едва крадется. На палубе толпились моряки и солдаты, которым, очевидно, не терпелось ворваться на борт «Ястреба» и поубивать проклятых англичан. Сайлас и прочие пушкари поглядывали то на галеон, то на Барни, изнывая от желания поднести фитили к запальным отверстиям пушек.
– Ждем! – рыкнул Барни.
Если выстрелить хоть на толику мгновения раньше нужного, это будет отменный подарок врагу, ибо тогда испанцы беспрепятственно подойдут вплотную, пока пушкари «Ястреба» снова возьмутся за перезарядку.
Когда галеон оказался ровно в сотне ярдов, Барни велел стрелять.
Шкип Бэкон вновь ухитрился подставить врага прямо под пушки «Ястреба». Испанец, что называется, пер в лоб, и с такого расстояния промахнуться было попросту невозможно. По взмаху руки Барни пушки выпалили одна за другой, а мастер-пушкарь гаркнул:
– Перезаряжай!
После чего выглянул в орудийный порт и убедился, что добился даже большего, чем надеялся. Одно ядро, судя по всему, угодило в грот-мачту, и та, под порывом ветра, повалилась на палубу. Скорость галеона резко уменьшилась из-за того, что часть парусов опала. Обломки грота задели покалеченную фок-мачту, то есть переднюю, и та тоже начала разваливаться. До галеона теперь было от силы пятьдесят ярдов, на этаком расстоянии на абордаж не берут; увы – Барни заметил, что испанец неумолимо держит прежний курс на столкновение, из чего следовало, что рукопашной все-таки не избежать.
Но шкип Бэкон был иного мнения. Он закрутил штурвал, и «Ястреб» покатился влево. Восточный ветер наполнил паруса, и корабль будто прыгнул вперед и стремительно помчался на запад.
Израненный галеон не мог его догнать.
Неужто все кончено?
Барни поднялся на верхнюю палубу. Его встретили одобрительными возгласами. Моряки радовались. Они схватились с кораблем быстрее и больше себя – и победили. Барни чествовали как героя; но он-то знал, что на самом деле победу принесли мастерство Бэкона и проворство «Ястреба».
Галеон между тем двинулся к суше. А сама Испаньола таяла за кормой «Ястреба».
Белла осталась там.
Барни подошел к Бэкону, стоявшему за штурвалом.
– Куда плывем, шкип?
– Домой, – ответил Бэкон. – В Кум. – Барни промолчал, и Бэкон счел нужным уточнить: – Разве ты не этого хотел?
Барни оглянулся на Испаньолу, уже едва различимую в знойном карибском мареве.
– Ну да, – со вздохом проговорил он.
Глава 13
Марджери понимала, что совершает преступление, когда взяла в руки помело и принялась подметать пол часовни, чтобы приготовить помещение к мессе.
Церкви в крохотной деревушке Тенч не было, однако в имении отыскалась часовня. Граф Суизин редко бывал в Тенче, поэтому часовня находилась в запустении, внутри было сыро и грязно. Закончив подметать, Марджери распахнула окно, чтобы впустить свежий воздух, и в лучах утреннего солнца помещение вдруг сделалось больше похожим на храм.
Стивен Линкольн расставил свечи на алтаре, по обе стороны маленького, отделанного драгоценными камнями распятия, которое каноник забрал из кингсбриджского собора, еще когда Елизавета только взошла на трон, то есть прежде, чем стал бывшим каноником, лишенным сана. Плечи Линкольна укрывал великолепный стихарь, спасенный из костра, куда протестанты швыряли церковные одеяния. Этот стихарь был расшит золотыми и серебряными нитями и разноцветным шелком. Вышивка на спине изображала сцену мученичества Томаса Бекета, а вокруг этой сцены были вышиты листы деревьев и почему-то несколько попугаев.
Марджери принесла деревянный стул и села, собираясь с мыслями перед мессой.
В Тенче не было часовой башни, но все могли видеть, что уже рассвело; бледные лучи утреннего солнца проникали сквозь восточное окно и золотили серый камень стен. Местные жители стекались в часовню семейными компаниями и негромко и чинно здоровались с соседями. Стивен Линкольн по-прежнему стоял спиной к прихожанам, а те восхищенно разглядывали затейливую картину на стихаре.
Марджери точно знала, сколько людей проживает в Тенче, ибо эта деревушка была частью владений графа Ширинга; ее порадовало, что на службу пришли все жители деревни, в том числе старейшая из них, мистрис Харборо: ту принесли на руках и усадили на стул. Все прочие слушали мессу стоя.
Стивен Линкольн стал читать молитву. Марджери закрыла глаза, наслаждаясь знакомыми латинскими словами, что проникали, казалось, в самое сердце и дарили душе невыразимое блаженство и ощущение единения с миром и с Господом.
Совершая поездки по графству – иногда со своим супругом Бартом, иногда без него, – Марджери много разговаривала с горожанами и селянами о вере. Люди относились к ней с доверием и чаще всего охотно откровенничали, поскольку видели перед собой всего-навсего безобидную молодую женщину. Обыкновенно Марджери выбирала для беседы деревенского старосту – человека, которому платили за отстаивание интересов графа. Такие старосты отлично знали, что семейство Ширингов принадлежит к ревностным католикам; если удавалось им польстить, они сами рассказывали, каковы убеждения селян. В глухих, отдаленных местах наподобие Тенча местные жители, как правило, оказывались почти поголовно католиками. И Марджери приглашала каноника Линкольна отслужить для них мессу.