лужить ему, а не Марии, что оказалось затруднительным, хотя Элисон и твердила себе, что подобного следовало ожидать. Она понесла, но спустя четыре месяца случился выкидыш. Вскоре после этого ее супруг погиб на охоте, и для Элисон возвращение к привычной роли доверенной подруги Марии стало облегчением и спасением.
А потом произошло кое-что еще.
– Никто на свете не любил меня так, как любишь ты, – сказала Мария одним темным и тоскливым, что было привычно для Шотландии, вечером на озере Лох-Левен. Элисон зарумянилась, польщенная и отчасти смущенная похвалой. – Мой отец умер, когда я была совсем маленькой. Мать почти все время была где-то далеко. Все три моих мужа оказались безнадежными слабаками, каждый по-своему. Ты для меня стала отцом, матерью и даже супругом. Разве не удивительно?
От этих слов Элисон разрыдалась.
Их главным тюремщиком был сэр Уильям Дуглас, владелец замка Лох-Левен. Мария обладала неподражаемым талантом очаровывать всех вокруг, и сэр Уильям скоро в нее влюбился. Он держался с пленницами так, будто был гостеприимным хозяином, принимающим у себя дорогих гостей. Его дочери были без ума от Марии – для них королева-пленница выглядела этакой героиней баллад и преданий, – но вот жена Дугласа, леди Агнес, не поддалась на чары низвергнутой королевы. Агнес было присуще обостренное чувство долга, и она сохраняла бдительность.
К счастью, Агнес только что родила своего седьмого ребенка и потому не покидала пока своих покоев. А значит, миг побега был как никогда близок.
За Марией, конечно, по-прежнему следили капитан Драйсдейл и его солдаты, однако в это майское воскресенье все охранники участвовали в гуляньях по случаю прихода весны и позволили себе выпить лишнего. Элисон надеялась, что ближе к вечеру, когда они с Марией намеревались покинуть замок, солдаты вообще забудут о своих обязанностях.
Если что, беглянкам помогут.
В замке Лох-Левен проживали также пригожий сводный брат сэра Уильяма Джордж, по прозвищу Красавчик Джорди, и пятнадцатилетний, высокий для своего возраста, сирота Уилли Дуглас – Элисон думала, что он, возможно, приходится сэру Уильяму незаконнорожденным сыном.
Мария поставила себе целью обольстить Красавчика Джорди. Ей разрешили послать за нарядами – но драгоценности носить запретили, – и потому одевалась она так, что могла бы соблазнить любого. Вдобавок Джорди изначально был легкой добычей: Мария с юных лет кружила головы мужчинам, а здесь, на этом крошечном острове, у нее попросту не было достойных соперниц. Когда люди вынуждены подолгу находиться столь близко друг от друга, нежные чувства вспыхивают словно сами собой. Элисон полагала, что Марии не пришлось переламывать себя: Джорди отличался не только привлекательной наружностью, но и галантными повадками, так что королева и вправду могла испытывать к нему нечто большее, чем показная приязнь.
Элисон не знала, как Мария поощряла Джорди, но, скорее всего, поцелуями дело не ограничивалось, ибо Джорди был взрослым мужчиной, – хотя до телесной близости дошло едва ли, поскольку Мария, чья честь и без того была подмочена, не могла допустить новой внебрачной беременности. Элисон не расспрашивала подругу о подробностях, потому что давно минули те дни, когда они, совсем еще юные девушки, делились друг с другом буквально всем. Да это и не имело значения; важно было лишь то, что Джорди, обуянный страстью, мечтал превратиться в рыцаря из преданий и вызволить возлюбленную из замка отчаяния.
Сама же Элисон искала общества молодого Уилли. С ним тоже не пришлось долго возиться, пускай Элисон была чуть ли не вдвое его старше. Уилли влюбился бы в любую привлекательную женщину, оделившую его своим вниманием. Требовалось разве что почаще заговаривать с ним, спрашивать, как ему живется, становиться рядом, как бы невзначай, и целовать его почти по-сестрински – вот именно, что почти, – да улыбаться, перехватывая его взгляд, устремленный на ее грудь, и отпускать замечания со словами «вы мужчины», чтобы его подбодрить. Хвала небесам, не было нужды в телесной близости с этим мальчуганом, которому только предстояло сделаться мужчиной. Где-то глубоко в душе Элисон испытывала легкие муки совести – и стеснялась признаваться в этом даже себе самой. Так или иначе, Уилли без труда поддался на ее уловки и стал ее верным рабом.
Вместе Джорди и Уилли на протяжении нескольких месяцев переправляли на волю письма Марии и привозили ответы. Помогут они и теперь; правда, сбежать все равно будет не так-то просто.
Мария не могла пересечь маленький двор замка без того, чтобы кто-то ее не увидел. Всего в замке проживало пять десятков человек – помимо семейства Дугласов и стражи, имелись помощники сэра Уильяма и многочисленная домашняя прислуга. Ворота стояли запертыми; всякий, кому требовалось войти или выйти, должен был дождаться, покуда снимут засов, – или перелезать через стену. У воды на берегу постоянно держали три или четыре лодки, но понадобятся крепкие гребцы, да и стража незамедлительно кинется в погоню. А еще нужно договориться, чтобы на дальнем берегу поджидали верные друзья с лошадьми, готовые увезти королеву-беглянку в безопасное место.
Сложностей было столько, что все могло пойти прахом в любое мгновение.
Элисон с немалым усилием сохраняла спокойствие на заутрене в замковой часовне. Ей не терпелось очутиться на свободе, но она страшилась последствий в том случае, если их поймают: тогда ее и Марию, наверное, запрут в покоях, запретят даже те прогулки по наружной стене, которые навевали тоску, но давали подышать свежим воздухом и насладиться смутными очертаниями окрестностей надоевшего озера. Хуже того, их с подругой могут разлучить.
Мария, как всегда, отважная до безрассудства, была готова рискнуть, как и Элисон. Но едва ли королева сознавала, сколь тяжкими могут быть последствия неудачи.
После службы начались гулянья и развлечения. Молодого Уилли заслуженно признали аббатом неразумия[65]: он устроил целое потешное представление, притворяясь пьяным, хотя на самом деле оставался совершенно трезв.
Красавчик Джорди заранее отправился на дальний берег и сейчас должен был находиться в прибрежной деревушке Кинросс. Ему поручили найти лошадей и людей, которые увезут Марию и Элисон как можно дальше и проследят за тем, чтобы их не поймали. До чего же хочется узнать, справился ли он со своим поручением! Элисон поймала себя на том, что невольно поглядывает на дальний берег, высматривая условленный сигнал.
Мария отобедала с сэром Уильямом и его семейством; Элисон и Уилли помогали слугам. Столовая размещалась на верхнем этаже квадратной главной башни замка, из узких окон которой открывался вид на сушу, – так можно было следить, не покажется ли враг. Элисон пришлось одернуть себя, когда она в очередной раз посмотрела в окно.
Под конец обеда Уилли удалился. По плану ему следовало перебраться через стену и дожидаться в укрытии лодки, которая должна привезти весточку от Джорди, – мол, все готово.
Когда обсуждали подробности побега, молодой Уилли предложил Марии спрыгнуть со стены. Сам он проделывал это легко и просто, не смущаясь семью футами высоты. Элисон решила попробовать, получится ли у нее, – и подвернула лодыжку. Допустить, чтобы Мария охромела, было никак нельзя, поэтому предложение Уилли отвергли. Вместо этого решили вывести королеву через ворота, а для того требовалось раздобыть ключ от замка.
Элисон, благородной даме, позволили присоединиться к послеобеденному разговору за фруктами и орехами. Сэр Уильям потягивал вино. Поводов для бесед на озере Лох-Левен было не так чтобы много, однако эти беседы оставались здесь едва ли не единственным развлечением.
Матушка сэра Уильяма, леди Маргарет, первой заметила нечто необычное на дальнем берегу.
– Интересно, кто эти всадники? – проговорила она, глядя в окно. В ее тоне сквозило праздное любопытство.
Элисон замерла. Неужели Джорди оказался настолько беспечным? Ему полагалось прятать своих подручных до последнего мгновения. Если сэр Уильям хоть что-то заподозрит, он велит запереть Марию в отведенных той покоях, и тогда весь план пойдет насмарку. Или уже пошел?
Сэр Уильям приподнялся, тоже посмотрел в окно и нахмурился.
– Мне неведомы причины, которые могли бы привести их сюда.
Мария вовремя вмешалась.
– Леди Маргарет, я хотела бы поговорить с вами насчет вашего сына Джеймса, моего брата, – громко произнесла она.
Эти слова привлекли всеобщее внимание. В молодости леди Маргарет побывала, как и многие другие придворные красавицы, в постели отца Марии, короля Джеймса Пятого. Она родила сына, Джеймса Стюарта, того самого брата-бастарда Марии, с которым Элисон встретилась в замке Сен-Дизье. Он приехал вдвоем с загадочным Недом Уиллардом, и эти двое пытались убедить Марию не возвращаться в Шотландию. Что нашло на подругу? Заводить подобный разговор прилюдно было против хороших манер.
Леди Маргарет заметно смутилась.
– Джеймс во Франции.
– Знаю. Он гостит у адмирала Колиньи, героя гугенотов!
– Мадам, вы должны понимать, что я не имею никакого влияния на Джеймса.
Мария успешно отвлекала домочадцев Дугласа от новых взглядов в окно.
– Он мне когда-то нравился, – сказала она с недовольной гримасой. – Я сделала его графом Мореем!
Маргарет явно испугалась неожиданного гнева молодой королевы.
– Мне известно, что он был искренне благодарен вашему величеству, – ответила она с запинкой.
Теперь никто даже не поворачивался к окнам.
– Тогда почему Джеймс стал злоумышлять против меня? – вскричала Мария. Элисон догадывалась, что ее гнев отнюдь не напускной, пусть она и разыгрывала сейчас сцену. – С тех пор как меня доставили сюда, он принудил меня подписать отречение от трона, короновал моего малютку сына и произвел себя в регенты. Теперь он стал королем Шотландии во всем, кроме титула. Разве не так?
Дугласы, похоже, сочувствовали Марии, однако вполне одобряли поступки Джеймса Стюарта. Королевские обвинения заставили их растеряться и устыдиться – и слава богу, подумала Элисон. О всадниках на берегу все позабыли.