казал открытой ладонью на изогнутую стену позади. После этого развернулась вся группа, двинулась налево от Вооза и покинула помещение.
Через какую дверь, Вооз не заметил. Но перед ним, там, где еще мгновением ранее была безликая стена, теперь образовался арочный проход. Пурпурная ткань реяла поперек него, слабо колыхалась, точно на ветру. Он подошел к ней, коснулся ткани — но это была не ткань. Осталось лишь ощущение чего-то шелковистого или, может, теплого масла на коже, а рука прошла насквозь.
Он смело устремился внутрь через экран и замер. Он попал в круглую палату, вроде первой, но меньше. Стены и выпуклый потолок были той же текстуры, что и в городе — Вооз сообразил, что это, верно, и в самом деле часть таинственного комплекса. Мебели в палате, однако, было больше, хотя о предназначении трех или четырех объектов на полу, похожих на застекленные шкафчики, он мог лишь догадываться.
На возвышении с подушками в центре комнаты восседал, скрестив ноги, еще один ибисоглавец. На первый взгляд — неотличимый от предыдущих. Но почему-то, созерцая его, Вооз исполнился трепета перед невероятной древностью и колоссальным опытом существа. Более того, встретившись взглядом с бесстрастными глазками-бусинками, он словно бы стал лужей, куда кто-то пренебрежительно опускает палец, и до самых тайных уголков его личности раскатилась по этой луже рябь, прежде чем отразиться. Сомнений не могло быть: чужак изучал его разум.
— Войди же, маленький Червяк.
Снова прозвучало ненавистное ему имя, не последняя среди причин его мытарств по трущобам Корсара.
Голос казался звучным, властным, человеческим. И мужским. Немного странно было его тут услышать. Еще удивительней — осознать, что говорит этим голосом существо, чей изогнутый трубкообразный клюв явно не приспособлен к человеческой речи, да и голова создания не шевелится. Голос исходил из пустоты.
Вопреки иррациональной тревоге при отсылке к его детству Вооз почувствовал нарастающее возбуждение. Его принимают обитатели Мейрджайна, боги времени, как он уже привык их про себя называть! Он может задавать вопросы! Он так близок к ответам, которых жаждет!
— Итак, — начал он, — вы знаете наш язык?
— Или сделали так, чтоб ты научился понимать наш. Какая разница? Ближе подойди, Червяк. Не топчись там под дверью.
— Меня зовут Иоаким Вооз, — огрызнулся Вооз. Но повиновался, приблизившись. Голос хмыкнул.
— Агрессивная напористость в самозащите, как обычно для вашего вида. Отлично. Иоаким Вооз, если хочешь.
— А как мне называть тебя? — спросил Вооз.
— Я — это я. У меня нет нужды в имени. Тебе этот ответ ничего не напоминает?
— Нет.
— А должен бы. Сходным образом ответил ты однажды, будучи спрошен об имени твоего корабля.
— Но мы — не корабли.
— А ты? На что ты годен без своего корабля?
Существо, несомненно, знало о нем все. Ментальная оголенность рождала дискомфорт.
— У меня есть вопросы, — сказал Вооз. — Но ты уже знаешь, какие.
— У тебя есть вопросы. Но молчаливый дискурс неприемлем. Разум испытывает потребность в самовыражении.
Вооз подавил усмешку. Реплика была вполне достойна Мадриго. При этой мысли Вооз опустил руку в карман и выудил оттуда колоду столпничьих карт. Умело перебрал ее, пока не дошел до Царства Звездного, изображавшего обнаженную женщину, которая поливала землю из двух кувшинов. За ее спиной с вечнозеленого древа поднимался в воздух ибис.
Он протянул карту существу с Мейрджайна и показал на ней ибиса.
— Во-первых, — увлеченно начал он, — не вступал ли ваш вид в контакт с нашим давным-давно? Этой картинке много веков. Заметь, какая у птицы голова. Она символизирует бога всех наук. Возможно, это вы обучили нас началам…
Голос его оборвался. Ибисоглавец наклонился вперед и изучил карту.
— Да, сходство несомненное, — подтвердил голос. — Но это ничего не значит. Это просто конвергентная эволюция, порождаемая способом питания. Общий контур моей головы — распространенная форма, да и вашей тоже. Что же до того, не мог ли кто-либо из моих коллег посещать ваши планеты давным-давно — понятия не имею. Ты видел те огромные корабли снаружи? Ими пользовались в основном для полетов в другие галактики. Но уже давно забросили.
Вооз медленно убрал карты. Он позабыл про Ромри и других. В его мозгу повис главный вопрос, который ему было страшно озвучить.
Он стоял молча, чувствуя себя тупицей. Синтетический голос ибисоглавца заговорил опять:
— Да, я могу тебе помочь, Иоаким Вооз. Но сомневаюсь, что ты этого действительно захочешь, маленький Червяк.
— Ты знаешь, как я этого хочу! — вскричал Вооз. — Это все, чего я хочу. Вы победили время! Вы можете мне рассказать, как…
Он осекся, осознав, в каком свете себя выставляет, и поняв, что теперь беспомощен. С какой стати этим существам ему помогать? Какое им дело до его безумной затеи? А утаить ее теперь никак не получится.
— Да? — переспросил голос. — Ты хотел сказать — не могу ли я тебе поведать о том, как изменить время? В этом смысле я тебя лишь разочарую, Иоаким Вооз. Мы не умеем изменять ход времени, будь то прошлого, настоящего или будущего. Время неумолимо.
— Но я этоиспытал!
— Правда? А подумай как следует. Все, что я сделал с тобой, так это переместил твое сознание вдоль твоей же времялинии. Я могу погрузить тебя в прошлое и не очень далеко — лишь недалеко — унести в будущее. Таким же образом, как преломляем мы свет во времени этими кристаллами. Да, прошлое и будущее доступны познанию. Но изменить их — невозможно. Тебе это кажется парадоксом? Нет. Я объясню. Как ты верно догадался, мы суть четырехмерные создания. Но лишь в определенном смысле. Мы научились делать то, что я сделал с тобой — перемещаться взад-вперед по времялиниям, хотя в будущее — лишь недалеко. Однако, к примеру, перенос тебя в это здание не требовал никакого вмешательства в ход времени. Мы просто поместили тебя в переместительный вихрь; это наш обычный способ странствий по планете.
— Ты мог бы подумать, что предзнание дает нам шанс контролировать будущее и вмешиваться в его ход — но нет. Что бы ни случится в моем будущем, все это суть плоды предзнания. Будущее нельзя изменить. Наша способность к путешествию во времени сама по себе элемент мотива космического предопределения.
Вооз уставился на ибисоголового чужака, и его охватила знакомая тягостная безнадежность.
— А какой прок вам от такой способности? — спросил он.
— Она добавляет к жизни новое измерение, как ты сам можешь оценить. Возвратиться в прошлое эффективней, нежели вспомнить, поскольку воспоминания, как правило, ненадежны. Испытать будущее также эффективней, нежели спрогнозировать его.
— У вас имеется какое-нибудь оборудование для ментальной проекции во время?
— Она достигается ментальными тренировками. Машин для этого у нас нет.
— А вы меня ей научите?
— Ты не сумеешь обучиться. У тебя мозг не так устроен.
Вооз подумал, что в этом могут подсобить правильные адпланты или кремниевые кости. Но если только что услышанное отвечает истине, толку с них будет мало. Времякристаллы в кармане, впрочем, казались ему более обнадеживающими. Что бы ни твердил ибисоглавец, а существование кристаллов доказывало возможность манипуляции временем физическими средствами.
— В таком случае я вынужден поблагодарить тебя за предоставленную информацию и попросить разрешения удалиться.
— Нет, ты еще не уйдешь, Иоаким Вооз. Я должен тебе кое о чем еще поведать.
Ибисоглавец шевельнулся. Голова его повернулась, словно чужак покосился на стену, и Вооз мельком увидел странное лицо в профиль; совсем как египетская птица на карте столпников.
— Позволь мне открыть, что привело сюда и тебя, и всех, кто сел на планету за последние несколько часов. Видишь ли, я очень стар. Моя раса давным-давно научилась обуздывать процессы старения. Тело мое умрет только в случае, если случайный и невосстановимый ущерб, накапливающийся на клеточном уровне, превзойдет смертельное значение — разумеется, когда-нибудь это случится. Прожив так долго, начинаешь обзаводиться особыми привычками, просто чтобы не скучать. Моя область интересов — ксенопсихология. Наша беспокойная планета блуждает по Галактике, а я занимаюсь изучением ментальных характеристик различных видов, с которыми мы вступаем в контакт время от времени. Это, следует отметить, мое личное увлечение. У друзей и коллег моих (с некоторыми ты только что повстречался) свои интересы…
— Но вернемся к делу, Иоаким Вооз. Мы уже некоторое время странствуем в этом звездном скоплении — достаточно долго, чтобы я обратил внимание на особое психологическое качество вашего вида. Я называю эту странную черту навязчивой одержимостью. Никогда еще не встречал я расы, разумы представителей которой столь склонны подчиняться желанию или идее. Я испытываю к вам значительный интерес.
— И я решил собрать несколько представительных экземпляров для исследований. Обычные образцы мне без надобности; я желал получить тех, в ком сильно навязчивое стремление. Я устроил мухоловку. Ты знаешь, что такое мухоловка? На ваших мирах водятся неприятные насекомые, и вы устраиваете ловушку для них — с чем-нибудь липким и сладким. Сладкий аромат привлекает их, а липкое вещество не дает улететь. Мухи не могут устоять перед соблазном и обречены угодить в ловушку. Видишь, маленькая муха, как я поймал вас всех? Вы все так или иначе одержимы — жаждой наживы, жаждой обладания, иными, более интересными пристрастиями… и странствующая планета Мейрджайн стала непреодолимой приманкой для всех вас! Эта уловка, кстати, удобна для очистки вашего общества от нежелательных индивидов — понимаешь ли, среди разумных видов преступность явление необычное. Мои личные мотивы, однако, не сводятся к альтруизму. Теперь у меня есть достаточное количество образцов приемлемого качества для исследований.
— Значит, эти люди… до сих пор живы?
— Живы и в полном сознании. Но сознание работает в непривычном для них режиме. Что еще вы делаете с мухами? Бьете мухобойкой. Так поступил я с теми, кто прилетел сюда искать смерти. Я остановил их сознание в моменте времени. Они живут ныне безвременно, переживают единственное мгновение, продумывают последнюю мысль, испытывают последнее чувство, видят то, что произошло в этот последний миг. Вашему племени такой режим работы сознания может показаться странным. Я же, разумеется, использую его лишь для удобства хранения.