Джек обошел западную часть собора и посмотрел на две башенки-близнеца. Они были почти готовы, и из кузницы в Лондоне уже везли огромный бронзовый колокол. Сейчас у него почти не было работы. На стройке, где раньше под его началом трудилась целая армия здоровенных каменщиков и плотников, укладывавших аккуратными рядами тяжеленные каменные кубы и делавших опалубку, теперь осталась лишь горстка резчиков и маляров, занимавшихся тонкой отделкой и изготовлением мелких деталей: статуй для ниш, различных орнаментов, золоченых крыльев ангелов. Новых проектов почти не было, разве что иногда надо было сделать чертеж какой-нибудь новой монастырской постройки — библиотеки, дома для собраний капитула, приюта для паломников, прачечной или помещения для переработки молока. В перерывах Джек стал вновь, после долгих лет, заниматься резьбой по камню. Ему не терпелось поскорее снести алтарь, построенный еще Томом Строителем, чтобы на его месте возвести заново восточную часть собора по своему собственному замыслу, но приор Филип хотел еще хотя бы год полюбоваться законченной церковью, прежде чем начинать новое строительство. Возраст уже давал себя знать, и Джек боялся, что старик может так и не увидеть нового алтаря.
Но работа будет продолжаться и после смерти приора, подумал Джек, завидев приближающуюся к нему со стороны кухонного дворика долговязую фигуру брата Джонатана. Он будет хорошим приором, может быть, даже таким же, как Филип. Джек был доволен, что сохранится преемственность: он сможет строить планы на будущее.
— Джек, меня очень тревожит этот церковный суд, — начал Джонатан без всяких предисловий.
— Я-то думал, вся эта возня яйца выеденного не стоит, — сказал Джек.
— И мне так казалось, но тут выяснилось, что архидиакон — давний враг приора Филипа.
— Вот черт. Но все равно, наверняка ему не удастся доказать вину Филипа.
— Он сделает все, что захочет.
Джек, почувствовав отвращение, покачал головой. Он не переставал удивляться, как люди, подобные Джонатану, могли продолжать верить в святую Церковь, когда она вся была насквозь прогнившей.
— И что ты собираешься делать?
— Единственное, чем мы можем доказать его невиновность, — это найти моих родителей.
— Пожалуй, уже поздновато!
— Но это последняя надежда!
Джек был явно растерян. Положение было просто отчаянным.
— Где ты думаешь начать поиски? — спросил он.
— Начну с тебя. Ты был в окрестностях обители Святого-Иоанна-что-в-Лесу в то время, когда я родился.
— Разве? — Джек не мог сообразить, куда клонит Джонатан. — Я жил в тех местах до одиннадцати лет, и на столько же лет я тебя старше.
— Отец Филип говорит, что встретил тебя, твою мать, Тома Строителя и его детей через день после того, как меня нашли.
— Я помню. Мы тогда съели всю еду. Такие были голодные.
— Напряги память, вспомни. Не видел ли ты кого-нибудь с грудным ребенком или, может, беременную женщину в тех местах?
— Подожди, подожди. — Джек выглядел озадаченным. — Ты хочешь сказать, что тебя нашли возле обители Святого-Иоанна-что-в-Лесу?
— Да. А ты разве не знал?
Джек не мог поверить своим ушам.
— Нет. Этого я не знал, — медленно произнес он. В голове у него все кружилось от такого неожиданного откровения. — Когда мы пришли в Кингсбридж, ты был уже здесь, и я, конечно, подумал, что тебя нашли неподалеку. — Ему внезапно захотелось сесть и перевести дух. Вокруг высились кучи строительного мусора, и он уселся прямо на одну из них.
— И все же, — Джонатан сгорал от нетерпения, — ты видел кого-нибудь в лесу?
— О да, — сказал Джек. — Не знаю только, как сказать тебе такое…
Джонатан побледнел.
— Ты ведь что-то знаешь об этом, да? Что ты видел?
— Я видел тебя, Джонатан. Вот что я видел.
У монаха от удивления отвисла челюсть.
— Что?.. Как?..
— Еще только светало. Я тогда охотился на уток. И вдруг услышал чей-то плач. Вскоре я нашел младенца, завернутого в старую, драную накидку. Он лежал возле затухавшего костра.
Джонатан не сводил с него тревожного взгляда.
— А дальше что?..
Джек медленно склонил голову.
— Ребенок лежал на свежей могиле.
У Джонатана комок застрял в горле.
— Моя мать?
Джек кивнул.
У Джонатана по лицу потекли слезы, но он продолжал спрашивать:
— И что ты сделал?
— Я побежал за своей матерью. Но когда мы вернулись на место, мы увидели священника верхом на лошади. На руках у него был ребенок.
— Франциск. — Голосу Джонатана дрогнул.
— Что?
Тот с трудом проглотил комок в горле.
— Меня нашел брат Филипа, отец Франциск, священник.
— А что он там делал?
— Ехал проведать своего брата в обители Святого-Иоанна-что-в-Лесу. Туда-то он меня и отвез.
— О Боже. — Джек тоже уставился на высокого монаха, и слезы душили его. Ты еще не знаешь всей правды, подумал он.
— А ты не видел кого-нибудь, кто мог бы быть моим отцом? — спросил Джонатан.
— Видел, — гордо произнес Джек. — Я знаю, кто он был.
— Говори же… — прошептал Джонатан.
— Том Строитель.
— Том?.. — Монах тяжело опустился на землю. — Моим отцом был Том Строитель?
— Да. — Джек в изумлении кивнул головой. — Теперь я понял, кого ты мне все время напоминал. Ты и он — самые высокие люди, которых я когда-либо встречал.
— Он всегда был добр ко мне, пока я был маленьким, — задумчиво сказал Джонатан. — Он часто играл со мной. Любил меня. Я виделся с ним так же часто, как и с приором Филипом. — Слезы ручьями бежали из его глаз. — Это был мой отец. Мой отец. — Он снова взглянул на Джека. — Почему он бросил меня?
— Они подумали, что ты все равно умрешь. У них не было молока, чтобы кормить тебя. Я знаю, они сами голодали. Им не к кому было обратиться за помощью. Они не знали, что поблизости находится монастырь. Кроме репы, у них не было никакой еды, а от нее ты бы сразу умер.
— Они все-таки любили меня.
Джек видел тот день так ясно, словно все произошло только вчера: затухающий огонь, свежая земля на могиле и крохотное розовое существо, сучащее ручками и ножками под старой, рваной накидкой. Надо же, кто бы мог подумать, что из него вырастет такой длиннющий мужчина, который сейчас горько плакал, сидя на голой земле.
— О да, они любили тебя, — сказал Джек.
— Как же так получилось, что никто никогда не говорил об этом?
— Тому, конечно, было стыдно, — сказал Джек. — Мать моя наверняка знала об этом, да и мы, дети, тоже чувствовали, что произошло. И все же эта тема всегда была запретной. И потом, мы никогда не связывали того ребенка с тобой.
— Но Том должен был знать.
— Да.
— Почему же он не забрал меня к себе?
— Вскоре после того, как мы оказались здесь, моя мать оставила его, — сказал Джек, и грустная улыбка тронула его губы. — Ей трудно было угодить. Точно как Салли. Значит, Тому пришлось бы нанимать кормилицу, чтобы заниматься тобой. Мне кажется, он размышлял так: почему бы не оставить малыша в монастыре, ведь там о нем будет кому позаботиться?
Джонатан кивнул:
— О, старый добрый Джонни Восемь Пенсов. Упокой, Господь, его душу.
— Так Том мог больше времени проводить с тобой. Ты ведь целыми днями носился по монастырскому двору, а он как раз работал там. А если бы он забрал тебя к себе и оставил с няней, вам бы пришлось намного реже видеться. И, я думаю, с годами, пока ты рос монастырским сиротой и, кажется, был по-своему счастлив, Том приходил к мысли, что лучше все оставить как есть. Люди часто отдают своих детей Богу.
— Все это время я стремился узнать правду о моих родителях, — сказал Джонатан. Джек почувствовал, как у него сжалось сердце. — Я изо всех сил старался представить себе, как они выглядят, просил у Бога встречи с ними, спрашивал: любят ли они меня, почему бросили? Теперь я знаю, что мама моя умерла, дав мне жизнь, а отец до конца своих дней был рядом со мной. — Он улыбнулся сквозь слезы. — Я не могу передать тебе, как я счастлив.
Джек сам был готов разрыдаться. Чтобы хоть как-то скрыть свои чувства, он сказал:
— А ты очень похож на Тома.
— Правда? — Джонатан был этим очень доволен.
— Разве ты не помнишь, каким высоким он был?
— Тогда все взрослые были для меня высокими.
— У него были такие же красивые черты, как у тебя. Если ты когда-нибудь задумаешь отпустить бороду, люди наверняка примут тебя за Тома.
— Я помню день, когда он умер, — сказал Джонатан. — Он водил меня по ярмарке, мы смотрели, как травили медведя. Потом я взобрался на стену алтаря, а когда надо было спускаться, очень перепугался. И тогда Том помог мне. Потом он увидел, как приближаются люди Уильяма. И запер меня в монастыре. В тот день я в последний раз видел его живым.
— Я помню, как он снимал тебя с алтаря, — сказал Джек.
— Он хотел уберечь меня от опасности, — задумчиво произнес Джонатан.
— Потом он стал спасать других.
— Он так любил меня.
Джек вдруг сообразил:
— Это ведь может помочь Филипу на суде, как ты думаешь?
— Я совсем забыл… Конечно же. О Боже!
— У нас ведь теперь есть неопровержимые доказательства, — изумился Джек. — Я видел младенца, видел священника, не видел только, как ребенка передали в монастырь.
— Франциск видел. Но он брат Филипа, и к его свидетельству могут не прислушаться.
— Моя мать и Том были вместе в то утро, — сказал Джек, изо всех сил напрягая память. — Они говорили, что собираются искать того священника. Готов поклясться, они пошли в монастырь, чтобы убедиться, что с ребенком все в порядке.
— Если она скажет об этом в суде, это может решить дело, — нетерпеливо сказал Джонатан.
— Но Филип считает ее ведьмой, — сказал Джек. — Позволит ли он ей выступать свидетелем?
— Надо попробовать его уговорить. Но она тоже ненавидит его. Станет ли она говорить?
— Не знаю, — сказал Джек. — Давай спросим у нее.
— Прелюбодеяние и кумовство?! — воскликнула мать Джека. — Филип?! — Она рассмеялась. — Боже, какая нелепость!