Столыпин — страница 6 из 93

Столыпин предложил создать коллегии выборщиков, которые избирали бы гласных. Он считал важным, чтобы в числе гласных были бы крестьяне и даже евреи. Если учесть официальное отношение к евреям, то это казалось труднообъяснимым. Однако Столыпин смотрел на вещи без догматизма, считая, что нужны новые подходы.

При переработке проекта Плеве обратил внимание на замечания гродненского губернатора. Самый молодой губернатор оказался зрелым политиком.

Второй случай обратить внимание Петербурга на Столыпина представился, когда начало работу Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности под руководством министра финансов С. Ю. Витте. Столыпин возглавил губернский комитет Особого совещания. Благодаря этой деятельности он погрузился в самую трудную российскую проблему и задумался над ее решением.

Столыпин мог повторить мысль А. Пушкина: «В России только одно правительство – европеец». Иными словами, долг власти заключался в улучшении народной жизни, не дожидаясь просьб со стороны самого народа, инициируя перемены сверху.

Впрочем, террористы тоже стремились к переменам.

Вот программа губернатора, объявленная им в июле 1902 года: расселение крестьян на хутора, ликвидация чересполосицы, выделение кредитов для мелиоративных работ, развитие кооперации, сельскохозяйственное образование крестьян, улучшение сельхозорудий, внедрение многопольных севооборотов.

Уже в Гродно можно было увидеть, как закладывался фундамент будущих реформ, получивших имя Столыпинских.

И что важно: изначально нацеленная на деятельность, не имеющую в своей основе получение прибыли, крестьянская община, по мысли Столыпина, должна была под патронажем государства преобразиться в новый экономический организм!


На заседании губернского комитета Столыпин впервые высказался о путях модернизации российской деревни: экономика страны будет расти только через подъем сельского хозяйства.

При этом Столыпин подчеркнул:

«Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы, рассчитывать, что при подъеме умственного развития населения, которое настанет неизвестно когда, жгучие вопросы разрешатся сами собой – это значит отложить на неопределенное время проведение тех мероприятий, без которых немыслима ни культура, ни подъем доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью».

Итак, нужна государственная воля!


Но не успел Петр Аркадьевич прослужить в Гродно и года, как был вызван в Петербург. Оказывается, Плеве, присмотревшись, решил выдвигать Столыпина в губернаторы Саратовской губернии, самой крупной и самой революционизированной.

Назначение уже было согласовано с Николаем П. О чем говорил министр внутренних дел с царем, догадаться нетрудно. Очевидно, Плеве привел доводы в пользу своей кандидатуры: образован, знатного рода, принципиален, понимает задачи текущего момента…

Однако Столыпину ехать в далекий Саратов не хотелось. Ему было интересно и в Гродно, тем более милое его семье имение Колноберже было неподалеку. А переезжать – это взваливать на плечи тяжелый груз. Выходило, что он не стремился к карьере.

Впрочем, Плеве не стал его слушать и заявил: «Меня ваши личные и семейные обстоятельства не интересуют, и они не могут быть приняты во внимание. Я считаю вас подходящим для такой трудной губернии и ожидаю от вас каких-либо деловых соображений, но не взвешивания семейных интересов».

В этих словах был вызов: мы будем говорить о нуждах Отечества и больше ни о чем.

Столыпин это понял.

Прощай, тихая Гродна!


Можно ли нам из нашего постсоветского времени полностью понять состояние образованного представителя политического класса той поры?

Полностью представить – невозможно.

Но почему, спросят нас, разве люди были не те?

Конечно, не те.

Во-первых, Россия была православной монархией и правил ею не избранный на четыре года президент, а царь, помазанник Божий, то есть представитель России перед Господом, защитник ее народа и «Хозяин земли русской».

Скорее всего, многие сегодня воспринимают эту роль российского императора с неприкрытой иронией. Но ведь тогда подавляющее большинство народа так не считало.

Во-вторых, промышленная революция затронула лишь тонюсенький слой населения и, хотя уже вызвала первые политические потрясения, еще не проникла в глубь неподвижного русского материка.

В-третьих, еще никому не было понятно, как надо строить будущую жизнь.

А между тем эсеры убивали губернаторов, министров и простых чиновников, крестьяне ждали, что царь совершит наконец какое-то чудесное решение и отменит выкупные платежи (еще за 1861 год!), отдаст им помещичью землю и утвердит жизнь по Правде и Справедливости.

Столыпин еще не знал, что начинается самая тяжелая пора его жизни и что она закончится только с его смертью.

В январе 1904 года разразилась война с Японией. Она-то и обнажила разрыв между политическим классом и населением. Говоря кратко, в огромной России не оказалось минимального числа управленцев, которые могли бы успокоить раздраженный народ. Как впоследствии горько посетует премьер-министр Столыпин: «Негде взять пятьдесят толковых губернаторов».

Конечно, люди-то были, и много людей, в мундирах и без оных, только они не представляли, куда летит сорвавшаяся с тормозов страна.

Вообще, новый век начинался под флагом еще одного сильного человека. Нет, это был не Плеве, хотя и тот был сильным администратором.

Мы говорим о Витте.


Саратовская – в центре страны, большая, русская. Здесь у Столыпина родовые земли, здесь Столыпины известны, двоюродный дед губернатора, Афанасий Алексеевич, был саратовским предводителем дворянства. Его дочь Марья была женой князя Владимира Алексеевича Щербатова, а тот был ни много ни мало как саратовским губернатором в шестидесятые годы, когда маленький мальчик Петя Столыпин только делал первые свои шаги.

Нет, не чужой Саратов.


Говоря современным языком, сам крестьянский народ (85 % населения) был неадекватен.

Прибывший из Западного края новый губернатор очутился словно в другом историческом периоде. Вместо культурных польских помещиков в Саратовских степях обитали кочевники-киргизы да редкими оазисами зеленели поселения немцев-колонистов. Вместо спокойных литовцев и белорусов были вольнолюбивые малоземельные потомки Степана Разина, а поволжские помещики напоминали александровских вельмож.

Вдобавок здесь земство было выборным, настроенным оппозиционно по отношению к губернским властям.

Да и много еще особенностей было в жизни Поволжья, которые пришлось постигать Петру Аркадьевичу.

Весной 1903 года его семья выехала из Гродно (через Москву) в Саратов. В старой столице жена с детьми задержались у ее матери, а Столыпин в одиночестве прибыл к месту нового назначения.

В Саратове ему приходится заниматься устройством семейного жилья, так как прежний губернаторский дом был мал. У губернатора все же многодетная семья, и жена на сносях (вскоре родился сын Аркадий).

И только в предзимье, в конце октября 1903 года семья наконец прибыла в Саратов, в новый дом, где даже было электричество, которого Ольга Борисовна вначале опасалась из-за якобы дурного его влияния на зрение.

Настроение у Столыпина было радостное, несмотря на холодную серую погоду, снег с дождем.


Двадцатый век – новые песни. Прогремели войны: Англо-бурская, на которой побывали и русские добровольцы (в том числе прославившийся потом в Государственной Думе А. И. Гучков), и другая, тоже далекая, американо-испанская. Россия же еще раньше ввела войска в Маньчжурию. Казалось, продолжалась традиционная политика империи – защищаться на западе, наступать на востоке. А что внутри страны? Министр финансов С. Ю. Витте в 1900 году представил Николаю II доклад «О положении нашей промышленности», в котором подчеркивал необходимость индустриального развития России.

Роль Витте в истории России велика, это был выдающийся финансист и политик. Многое из начатого им пришлось продолжать Столыпину. Но пока до Столыпинских реформ, кажется, невообразимо далеко.

В докладе говорилось о богатых потенциальных возможностях России и обращалось внимание на отсталость отечественной промышленности в сравнении с Европой и Северной Америкой.

Витте подчеркивал, что Россия остается страной по преимуществу земледельческой, в то время как политическое да и военное могущество всех государств зиждется теперь на их промышленном развитии. России с ее огромным разноплеменным населением и сложными задачами в мировой политике прочный экономический фундамент необходим больше, чем какой-либо другой стране. «Международное соперничество не ждет. Если ныне же не будет принято энергичных и решительных мер к тому, чтобы в течение ближайших десятилетий наша промышленность оказалась в состоянии своими продуктами покрывать потребности России и Азиатских стран, которые находятся или должны находиться под нашим влиянием, то быстро растущая иноземная промышленность сумеет прорваться через наши таможенные преграды и водвориться как в нашем отечестве, так и в сказанных Азиатских странах, а укоренившись в глубинах народного потребления, она может постепенно расчистить пути и для более тревожных иноземных политических влияний». Он предупреждал царя, что медленный рост промышленности может затруднить выполнение великих международных задач России, ослабить ее могущество, повлечь за собой политическую и культурную отсталость» (Игнатьев А. В. С. Ю. Витте – дипломат. Цит. по: Рыбас С., Тараканова Л. Указ. соч. С. 22).

Эта мысль российского министра, пожалуй, актуальна и ныне. Витте доказывал: быстрое развитие нашей промышленности возможно, есть природные богатства, дешевая рабочая сила, защита правительством отечественных предпринимателей от иностранных соперников. Вывод Витте категоричен: необходимо привлечь средства из-за границы.

Сегодня споры о зарубежных займах весьма горячи. Тем необходимее аргументы министра. «Русская промышленность, – считал Витте, – выиграет не только от притока денег, но и от более опытной, искусной и смелой иностранной предприимчивости. Кроме того, зарубежные капиталисты будут заинтересованы в судьбе своих инвестиций в периоды политических осложнений в России» (Цит. по: