Он был мастером розыгрышей, человеком редчайшего оптимизма. В детстве Лева много дрался на кулаках и менял из-за своего поведения одну среднюю школу на другую, третью, четвертую… Его отец, начальник «Союзвзрывпрома», слава Богу, относился к неспокойному ребенку с пониманием и терпением и даже как-то раз в сердцах порекомендовал взбешенному директору: «Он достоин, чтобы его исключили? Так исключайте!» Наверное, эти качества родителя помогли воспитать сына как человека ответственного и тоже терпеливого. Невысокий Дуров в молодости завоевал сердце самой красивой своей однокурсницы, красавицы из красавиц Ирины Кириченко, с которой прожил в счастливом браке 57 лет. «Я выиграл соревнование со всеми, кто лип к ней… Если в браке вам интересно собеседовать друг с другом, – жизнь продолжается. Если неинтересно – бегите», – делился секретами удачного матримониального союза Лев Константинович.
Про него и его образы можно говорить бесконечно. За годы сверхинтенсивной работы у актера были выявлены 24 перелома, в том числе два – в области позвоночника. О талантах Дурова Валентин Гафт сочинил эпиграмму: «Актер, рассказчик, режиссер, но это Леву не колышет, он стал писать с недавних пор, наврет, поверит и запишет…»
Но главное его умение состояло, пожалуй, в том, чтобы схватить и артистично выразить суть того времени, которое его творчески питало. Главным подтверждением этому стали гениальные кинороли из жизни современников, вызывающие одновременно восхищение и радостную улыбку: шофер инкассаторской машины в «Стариках-разбойниках», сержант милиции в «Большой перемене», официант в «Калине красной», Петр Васильевич в «Странных взрослых», дедушка в картине «По семейным обстоятельствам», Павел Пинигин в «Прощании», Павел Платонов в «Успехе», летчик-космонавт в «Сироте казанской», Яков в фильме «Не послать ли нам гонца?», Григорий Петрович в ленте «Луной был полон сад».
Этот прекрасный человек невысокого роста оставил после себя множество образцов высочайшей культуры, воодушевляющих примеров актерского и человеческого поведения.
Натура против богемыЕвгений Евстигнеев
Евгений Александрович Евстигнеев (1926–1992)
По рассказам Михаила Козакова, на вступительных в школу-студию МХАТ Евгений Евстигнеев – в немодном пиджаке с чуть приподнятыми плечами – читал из шекспировского «Юлия Цезаря» монолог Антония: «А Брут – достопочтенный человек…» «Мы замерли, – вспоминал Козаков, – не абитуриент пришел, но Мастер!» Здесь не только дань видному за версту огромному таланту. Евстигнеев сдавал тот экзамен, уже отучившись в Горьковском театральном училище. Более того, три года прослужил актером провинциального драмтеатра. Это был артист с опытом, профессионал.
Предшествовала этому событию счастливая для всех случайность: одного сильно пьющего выпускника школы-студии МХАТ ректор Вениамин Радомысленский лично отвез «на перевоспитание» во Владимир. И вот там-то увидал Евстигнеева, которому, правда, не хватало высшего театрального образования. Зачислили сразу на второй курс, в мастерскую Павла Массальского. Новоиспеченному студенту было уже 28 лет от роду.
Еще до театрального училища Евгений Александрович довольно долго вел, как было принято говорить, полноценную трудовую жизнь. В 1941-м пошел работать электромонтером, проучился год в дизелестроительном техникуме, после смерти отчима четыре года оттрубил слесарем на заводе «Красная Этна», где, кстати, приобщился к самодеятельности и джазу.
Козаков отмечал еще и такое: «У нас был очень дружный курс, и однажды все вместе встречали Новый год у меня дома. Еще был жив папа, писатель Михаил Эммануилович Козаков, и он присутствовал на наших увеселениях. Мы застелили чуть ли не газетами стол, купили водки, пива, и Женя запел. Запел, потом что-то рассказывал. Папа, а он был тогда пожилой, умудренный человек, многоопытный, сказал, когда компания ушла: «Мишка, запомни, вот этот Женя – не то чтобы просто лучший из вас всех, гений по таланту, это… невероятный парень!»
Невероятный парень очень быстро прославился, стал живой легендой. Ведущий артист едва народившегося «Современника» в спектакле «Голый король» блистает настолько ярко, что превращается в культовую фигуру. Участие в удачных кинопостановках упрочивает положение. Первая главная роль – директор судостроительного завода в фильме по сценарию Григория Поженяна «Никогда». Режиссеры пока что ценят прежде всего фактуру: неброскую внешность мужчины неопределенного возраста, легко сочетаемую с типовыми производственными и бытовыми интерьерами. Что называется, массовый человек…
Постепенно выясняется: Евстигнеев устроен совершенно по-особенному. Какой-то он несогласный с массою, принципиально отдельный. Причем не по идеологическим причинам, а из-за наличия опять-таки отдельного темперамента. У него много хитрых приспособлений, актерских приемчиков. Он часто строит роль исходя из внешних обстоятельств существования героя. Заостряет походку, придумывает жест, ухмылку, гримасу, внезапно их предъявляет, а потом тиражирует в процессе развертывания сюжета. Использует как своего рода ритмическую отбивку. Недаром Евгений Александрович еще до учебы в Горьком играл в джаз-банде на ударных инструментах.
«Психологическая школа» МХАТа дополнилась оригинальным гротеском, умением стремительно переключиться с одного регистра на другой. Кажется, ему скучно накапливать микродетали, медленно, но верно наращивать внутренний объем персонажа. Он способен, конечно, аккумулировать, умеет, но… Зачем-то ломает внезапно рисунок роли: р-раз, и перед нами иная модальность.
Итак, фактура бытовая, приземленная, где-то даже бюрократическая. Зато психика взрывная, эксцентричная, непредсказуемая. На этом противоречии Евстигнеев зачастую основывает художественный образ.
Борис Плотников, партнер по «Собачьему сердцу», очень интересно подметил: «Я-то думал, что он победитель в жизни, но нет, у него, оказывается, было много разных проблем, через которые вынужден был все время перешагивать. К жизни у него было такое отношение: как бы ее переделать…»
Постепенно режиссеры начинают замечать эту глубинную протестную сущность внешне заурядного человека. Одна за другой следуют роли людей «не на своем месте»: жуликов, провокаторов, ловкачей и просто «оригиналов».
Начальник пионерлагеря Дынин из «Добро пожаловать…», режиссер народного театра из «Берегись автомобиля», подпольный миллионер Александр Иванович Корейко из «Золотого теленка», Корзухин из «Бега», хромой из «Невероятных приключений итальянцев в России», расхититель мануфактуры Валентин Валентинович Навроцкий из «Последнего лета детства» – эти по-настоящему знаменитые евстигнеевские роли глубоко индивидуальны, но все они вырастают из одной-единственной базовой черты его натуры.
Супруга Евстигнеева Галина Волчек заметила много лет спустя после их расставания: Евгений Александрович очень сильно отличался от окружавшей его актерской братии. Что это было?
Возможно, дело в том, что он – из очень простой, рабоче-крестьянской семьи. Детство прошло в поселке имени Володарского. Мать – фрезеровщица, рано умерший отец – металлург. Некоторую избыточную простоту Евстигнеева в бытовом обхождении отмечают многие мемуаристы.
Он – разночинец, оказавшийся в очень продвинутой, тщеславной и сориентированной на интеллектуальную конкуренцию среде. При этом много пожил и многое повидал. И самое главное, у него невероятно развитая натура. Не «ум» в смысле всеядной начитанности, а именно «натура», величина психофизического объема. И бесконечно умное тело. Ритм, пластика, изобретательность в подаче голоса либо мимики – все это евстигнеевское сверхсознание.
Потому-то его мошенники, плуты и приспособленцы настолько психологически достоверны и… чертовски обаятельны. Он в какой-то мере выражает в них самого себя – одаренного взрослого мужчину, которому приходится выживать, морально и психологически выкручиваться в среде претенциозной богемы.
Как мягко, с каким снисходительным сочувствием играет Евстигнеев одного из подобных представителей в неувядающей картине Алексея Коренева «По семейным обстоятельствам». Не судит показательно, а, напротив, виртуозно оправдывает этого наглухо раздавленного властной мамой художника-подкаблучника.
Любопытство – его ключевая черта. Психотип Евстигнеева не наступательный. Внутри себя он все время что-то варит, однако не доводит дело до приготовления каких-то концептов, однозначных выводов, обвинений. Его задача – не суждения, не аналитика, но исследование.
Любопытствующий «провокатор» – вот, пожалуй, его основное амплуа и в то же время кредо. Футбольный тренер из «Берегись автомобиля», заделавшийся театральным постановщиком, – самозванец? Безусловно. Подлец? Ни в коем случае. Евстигнеев отдает ему частичку себя. Или даже почти совпадает с ним в целом. Наставник футболистов, замахнувшийся на Уильяма нашего, понимаете, Шекспира, не будучи допущенным к этому культурным сообществом, – это же вызов. И характер, близкий самому артисту.
В 60-е был невероятно популярен психотип «физик», то есть человек, осуществляющий важную с точки зрения общества и официоза исследовательскую деятельность. Такой индивид облечен полномочиями, у него в кармане диплом, а в голове миллион предрассудков, пардон, стандартных схем мышления.
А что демонстрирует Евстигнеев? Неявный, но мощный и выразительный протест против официоза, стандарта, диплома, против «обязательного». Это ни в коем случае не диссидентство. Оно для него – мелкая вода. Дело куда серьезнее: тут – абсолютная самодостаточность.
Его большое открытие заключается в следующем: в эпоху, когда котировались, «хорошо продавались» героизм, доброта, ум, обаяние, Евстигнеев обращает всеобщее внимание на страстный, слишком человеческий интерес к жизни. У его персонажа всегда горят глаза.
Каков, например, Валентин Петрович Воробьев из рязановских «Стариков-разбойников»! Неуемный в своей изобретательности пенсионер, не желающий сдаваться рутине, безделью и безмыслию. Страстный искатель приключений, конкистадор городской толчеи.