Что бы то ни было, ассистентка Ивана Пырьева, готовившего кинопостановку «Свинарка и пастух», предположила, что пластичный, музыкально одаренный артист, играющий на сцене Театра транспорта пограничника Гоглидзе, достоин того, чтобы попробоваться на роль знатного пастуха Мусаиба Гатуева из горного аула Дагестана. Никакого отношения к кавказцам Зельдин не имел: мать – русская, отец – еврей. Не будь в его послужном списке образа энергичного, волевого грузина, скорее всего, в картине Пырьева поучаствовать бы не довелось.
О чем свидетельствует сей жизненный эпизод? О том, что человек-стайер не брезгует проходными ролями в пьесах-однодневках, не спешит «интересно жить», оставляя судьбе право самой распорядиться его до поры скрытыми возможностями. «Без стресса и паралича», говорите? Почему бы и нет.
Темпераменты-характеры, соответствующие девизу «Пришел, увидел, победил», чаще губительны, особенно когда на их основе формируются судьбы. Владимир Зельдин – актер чрезвычайно талантливый, но не гениальный. Его творческий диапазон не безграничен, зато велико доверие реальности, прекрасно несуетное служение, заразительна манера существования. Лишь тому, кто не стремится ломать назначенную судьбу о колено, где-то там, наверху, разрешают пережить и почтенный возраст, и глубокую старость – не скрючившись, не озлобившись, не потеряв ясности ума и силы благородного таланта.
Только о профессии Владимир Михайлович рассказывал открыто, подробно и взволнованно, остальное, повторимся, будто бы утаивал. Зельдину нравилось то обстоятельство, что играть Мусаиба его «назначил» женский коллектив съемочной группы – в сущности, первые зрительницы, типичные выразительницы народных предпочтений. По воспоминаниям актера, на эту роль в основном пробовались молодые грузины из ключевых тбилисских театров, и все они были хороши статью, лицами, голосами. Пырьев сделал пробы и попросил милых дам выбрать того, кто показался им наиболее подходящим. Они единогласно выбрали Мусаиба в исполнении Владимира Зельдина. Подобный итог был обусловлен еще и тем обстоятельством, что яркие тбилисцы актуализировали существовавшую разницу в стиле игры. На первый план у них выходили социокультурные особенности, и условный, почти сказочный сюжет фактически превращался в этнографическую зарисовку. Профессионально состоятельный для того, чтобы убедительно сыграть кавказца, и в то же время остававшийся представителем русской актерской школы исполнитель идеально вписывался в славную компанию московских звезд: Марины Ладыниной, Николая Крючкова, Осипа Абдулова…
«Нестареющая роль» и «неувядаемое кино» – в данном случае не штампы, но объективные характеристики. Человек спокойного нрава и долгого дыхания, Зельдин в своем звездном кинодебюте с поразительным мастерством возгоняет романтику-лирику до стадии «бури и натиска». По сути, ту же задачу – грамотно, тонко, правдиво показать чрезвычайно темпераментного инородца – актер станет выполнять и позже, когда более тысячи раз сыграет с аншлагами в Театре Советской Армии испанца Альдемаро. «Учитель танцев» выйдет в 1946-м, сразу после страшной, опустошительной войны, и будет оставаться в репертуаре Владимира Зельдина до 1975-го, снискав всеобщее обожание: артист трепетно ведет любовную линию, виртуозно смешит, бесподобно танцует, восхитительно поет. Однажды после первого акта за кулисы пришла Анна Ахматова. Остановившись в дверях гримерки, пристально смотрела на человека, который был очень красив, умопомрачительно изящен, фантастически профессионален. Зельдин – с его точным расчетом дыхания, эмоциональными взрывами там, где это особенно нужно, – являлся чудом послевоенной театральной Москвы.
Он всегда стирал и гладил собственную одежду. Заостряя внимание интервьюеров на подобных бытовых мелочах, размазывал тем самым свою значимость, стирал ее отпечатки, бросал якорь в море повседневности. «Вы были звездой?» – «Звезды – это Николай Крючков, Борис Андреев», – в таком ответе на привычный вопрос проглядывает не кокетство, а все то же постоянное стремление уйти с поля высоких, зачастую выматывающих энергий в тихую гавань. «Самое главное – не дать себе устать!» – мудро заметил один из его персонажей. Интересно и поучительно находить в репликах, жизненных ходах Владимира Михайловича следы того сознательного или бессознательного бегства, которое в итоге обеспечило ему максимально долгую жизнь в искусстве и вообще на белом свете.
«Я никогда никому не завидовал. Хотя наша профессия связана с конкуренцией, завистью, с какими-то негативными вещами», – так он объяснял постоянную работу над собой, стремление понизить градус негативных эмоций, которые артистическая московская жизнь предписывает человеку «с характером».
Наблюдая за его игрой в популярных телесериалах новейших времен «Счастливы вместе» (2007) и «Сваты» (2010–2011), забавно осознавать, что мальчишкой он аплодировал Маяковскому, танцевал очередное танго Оскара Строка в момент его выхода, на пике популярности. Зельдин много и регулярно играл в любимом, фактически родном для него Театре Советской Армии, с теплотой вспоминал его великого руководителя Алексея Попова. Отдельно восхищает неподдельное простодушие артиста, которое он некогда передоверил Мусаибу Гатуеву. Это качество пленяет во всех его интервью позднего периода: ровный тон красивого, по-настоящему музыкального голоса сочетается с искренней заинтересованностью в собеседнике. Старика по возрасту, но не по виду и духу, спрашивают о пустяках, а он искренне рад тому, что о подобных мелочах уже в сотый раз приходится распространяться. Во всех диалогах, даже с далеко не самыми изобретательными визави, видна подлинная красота человеческого общения: он еще жив, он знает цену этой жизни и этой беседе. Зельдин наслаждается спокойным режимом разговора, хочет, чтобы и мы, сторонние наблюдатели, прониклись значимостью совсем, на первый взгляд, незначительного, попытались впоследствии повторить за ним мыслительную и поведенческую несуетность.
Андрей Кончаловский пригласил его в свою картину «Дядя Ваня» (1970) на роль профессора Серебрякова, поскольку Владимир Михайлович внешне напоминал тогда кинорежиссера Сергея Герасимова: актер должен был (сам не зная того) великого постановщика спародировать. Но случилось художественное чудо: он сыграл отрицательного, в сущности, Серебрякова настолько сильно и проникновенно, что почти обнулил тайный замысел Андрея Сергеевича. Получился полнокровный образ, один из лучших в истории чеховских экранизаций.
«Он мне очень помог тогда», – признается Кончаловский, имея в виду ту самостоятельную внутреннюю работу, которую осуществил на площадке Зельдин. Снова его простодушная натура таинственно прорвалась и устремилась, миновав опасные территории, к предельной выразительности.
Последний абсолютный триумф на сцене – перенесенный на подмостки Театра Российской армии бродвейский мюзикл «Человек из Ламанчи». Премьера состоялась в день 90-летия артиста, непрерывные аншлаги с 2005 года и почти до самой кончины продлили процесс счастливого профессионального служения. Вечный Дон Кихот был ему под стать, исключительно точное попадание в образ подтвердило правильность и праведность его метода: брать от жизни свое и только свое, не претендуя на чужое-лишнее, дышать ровно, общаться непринужденно.
За то, что не отказывался от рутины, будь то на сцене, в кино или быту, судьба наградила Владимира Михайловича работами-эмблемами, образами-символами. У Зельдина есть даже персональная, точно впаянная в его личность песня невероятной мелодической красоты: «Не забыть мне очей твоих ясных и простых твоих ласковых слов…»
Его вспоминают со спокойной, благодарной радостью – крайне редкое в нашей жизни последействие. Народная память о нем ничем не омрачена, она светла, как ручей в высокогорье Дагестана.
«Эту песню буду петь я!»Валерий Золотухин
Валерий Сергеевич Золотухин (1941–2013)
Об одной из его театральных работ – возможно, лучшей – актриса «Таганки» Ирина Линдт сказала: «В спектакле «Живой» он подлинный русский мужик: и хитрый, и беззащитный». Наверное, любимой женщине Валерия Сергеевича виднее. Хотя чем пристальнее вглядываешься в созданные им образы, чем внимательнее вслушиваешься в присущие ему интонации, тем менее категоричные просятся оценки. Золотухин – вроде бы земной, плотский, конкретный – все время как бы ускользает, не позволяя себя классифицировать, загнать в какие бы то ни было рамки. Этой загадочной, в чем-то противоречивой личности все хотелось делать наособицу.
Близкие люди признавали наличие в его психическом багаже ярко выраженного тщеславия, но при этом он мог легко и беззаботно обронить в интервью: «После шумного успеха «Бумбараша» ко мне подошел легендарный композитор Матвей Блантер и укоризненно произнес: «Песни, которые достались вам, молодой человек, в фильме, можно было бы исполнить и получше!». До этого признания нам и в голову не пришло бы усомниться в качестве золотухинского пения. Как видно, артист тогда даже обрадовался критическому высказыванию со стороны маэстро, поскольку оно давало ему основание быть недовольным собой, неустанно вести дальнейший творческий поиск.
Перфекционизм и соревновательный азарт – вот еще характеристики, которые отмечены близко знавшими актера людьми. Наперекор всем и вся он когда-то женился на первой красавице ГИТИСа, москвичке, что для внешне довольно заурядного провинциала из алтайского села было задачей, казалось бы, почти невыполнимой. Но почему бы и не попытаться, если опознаешь самого себя как наилучшего и достойнейшего?
Золотухин, по его признанию, никогда в жизни не дрался. А зачем попусту махать кулаками, когда есть здоровое самолюбие, зычный голос и несгибаемый внутренний стержень? Ему месяцами звонили, угрожая жизни, здоровью, как только вышел на телеэкраны документальный фильм Эльдара Рязанова про Высоцкого: Валерий Сергеевич простодушно поведал о том, как согласился заменить подгулявшего Владимира Семеновича в роли Гамлета. Нужны ли были вообще подобные откровения? По-видимому, Золотухину таковые представлялись отнюдь не лишними, возможно, хотелось обозначить уровень личных амбиций, поднять в глазах общественности планку собственных возможностей.