В каждой своей работе актер умел исподволь ретранслировать реплику из еще одной платоновской вещи: «Без меня народ неполный». В этом смысле грандиозна его роль в формально безупречной и, по сути, совершенно не устаревшей картине Алексея Салтыкова и Александра Митты (по сценарию Александра Хмелика) «Друг мой, Колька!». Кузнецов играет молодого, неженатого шофера Сергея Руденко, которого начальство отправило в школу пионервожатым. Его образ раскрывается постепенно, и перед зрителем опять-таки предстает человек сокровенный, с громадным внутренним объемом. Роль – в духе времени и в соответствии с локальными сюжетными задачами, но исполнитель, как и в «Белом солнце», добавляет в нее столько содержания, что превращает Сергея в невероятно обаятельную личность.
Там много моментов, где Анатолий Борисович предстает перед нами как продолжатель лучших мхатовских традиций, но особенно завораживает эпизод «Собрание совета дружины», напоминающий Кафку или Оруэлла, которых словно «отредактировал» и даже во многом опроверг некий отечественный сочинитель-гуманист. Зловещая старшая пионервожатая в блистательном исполнении Антонины Дмитриевой, а также ее прилипалы, подпевалы силятся морально уничтожить трудного, но честного подростка Кольку Снегирева, покушаясь заодно на здравый смысл и доброту-сердечность. Атмосфера искусно сгущается посредством школьной униформы, которая и хороших, и плохих членов совета дружины превращает в слипшийся комок больных нервов и негативных эмоций. Одетый в гражданского покроя рубашку Сергей выглядит внутри этой тоталитарной фантасмагории инородным телом, человеком из другого времени, иного измерения. Понемногу добавляя эмоциональных красок на своих молчаливых планах, Кузнецов добивается поразительного эффекта – нашего полного присутствия в ситуации. Мы будто видим все происходящее глазами героя, соучаствуем посредством его органов чувств. Такой сновидческой конструкции, пожалуй, позавидовали бы и Бергман с Тарковским.
В 1951-м он прошел по конкурсу одновременно в Школу-студию МХАТ и в Щукинское училище, но по совету двоюродного брата, уже знаменитого тогда актера Михаила Кузнецова, выбрал занятия в Художественном. Блестяще выучился профессии на курсе Александра Карева, где его товарищами были Леонид Броневой, Галина Волчек, Игорь Кваша, Людмила Иванова. И в ранних, чересчур положительных ролях, и в воплощении поздних, порой однообразно прописанных образов Анатолий Борисович безупречно профессионален. Кажется, в том или ином фильме ему совсем нечего играть, а он тут поменяет ритмический рисунок, там внезапно сломает речевую стратегию, и роль становится интересной, иногда даже много качественнее фильма в целом.
Как всякий подлинный мхатовец, Анатолий Кузнецов уделял огромное внимание деталям, умел наварить убедительности, остроумно поработав с материальной составляющей образа. Рассказывал, что у него не получалось вжиться в роль красноармейца Сухова до тех пор, пока не догадался увеличить объем солдатских портянок поверх штанин: «По жизни икры у меня не такие внушительные, как в картине. А с массивными обмотками сразу почувствовал основательность, стал прочно стоять на земле». Нетипично здесь и то, что актер делится производственным секретом, не пытаясь охмурить народ выспренними разговорами о «духовном поиске».
Исполнивший роль Черного Абдуллы Кахи Кавсадзе спустя десятилетия восхищенно поведал о том, что его товарищ по участию в фильме-шедевре был этаким одушевленным сенсором, который «все-все чувствовал», благодаря чему и общение вне съемочной площадки, и тем более работа в кадре доставляли огромную радость партнерам: «От него шел замечательный актерский посыл! Человек с посылом, и вот с таким вот большим плюсом!».
Унаследовав музыкальность и плотный, красивый голос от выступавшего с оркестром Виктора Кнушевицкого, а также в Большом театре отца, Кузнецов виртуозно озвучил несколько культовых западных картин для советского проката. Его голосом говорили Омар Шариф в «Золоте Маккены», Франко Неро в «Дне совы», Ричард Бартон в «Клеопатре».
Этого профессионала судьба недаром наградила великой ролью на все времена – не только за актерский талант, но и за простоту нрава, незлобивость, внутреннюю сосредоточенность. Его как бы отрицательный Павел из «Утренних поездов», защищаясь от упреков, говорит: «Я читаю газеты! Но только идеи идеями, а человек сам по себе».
Применительно к самому Кузнецову это – позиция человека, который однажды услышал внутри себя верную ноту и с тех пор больше всего на свете боится сфальшивить.
Сказание о красе СибирскойМарина Ладынина
Марина Алексеевна Ладынина (1908–2003)
Судьба Марины Ладыниной отчасти парадоксальна: долгий земной век и сравнительно небольшое количество любимых народом фильмов с ее участием. Кажется, актрисе не повезло со сторонними трактовками: неточные оценки и поверхностные славословия сочетались с акцентированным вниманием сначала к личной жизни звезды, потом – к ее зрелости вне творческого процесса и, наконец, к одинокой старости. Ладынина заслуживала куда более чуткого отношения.
Будущая артистка появилась на свет в селе с неблагозвучным названием Скотинино (в Смоленской губернии). По одной из версий, отец происходил из польских дворян. Так ли? Нет особого смысла разбираться в том, что представляется недоказуемым. В своем последнем интервью актриса специально отметила, что ее мать была совершенно неграмотной. А Марина мечтала в детстве стать библиотекарем. «Я так рано начала читать! И много», – в этих словах как будто есть некий ключик к загадкам ее характера, творческой мастерской и судьбы в целом: когда рушились старые уклады – приобретали небывалый престиж утонченность без аристократического лоска, грамотность и сообразительность вне сословного положения. В столицах аукалось – в провинции откликалось, причем чрезвычайно стремительно. К тому времени семья, где кроме Марины было еще трое детей, перебралась в Сибирь, в село Назарово, что неподалеку от Ачинска. Ей приходилось много работать по хозяйству, а одновременно адаптироваться в среде рано испытывающих свою натуру деревенских шалопаев.
«Ребята знали, что я такая отчаянная, и потому заводили меня, – вспоминала она свои детские развлечения – страшно сказать! – через восемь десятков лет. – И я обязательно должна была их посадить в лужу!» Глаза рассказчицы при этом горели огнем, былой азарт никуда не девался и в ее девяносто с хвостиком.
«Вместе с ребятами я водила лошадей в ночное», – а этим признанием Ладынина подчеркивала, что она, плоть от плоти народа русского, вполне соответствовала традиционному укладу своего социального класса. В то же время настойчиво искала возможности для реализации скрытого потенциала. В решении этой трудной задачи посодействовал уже Иван Пырьев.
Впрочем, еще до встречи с ним будущая звезда самостоятельно выбрала и прошла серьезный путь. Марина заинтересовалась театром стихийно – участвуя в школьной самодеятельности. Когда училась в педагогическом классе в Ачинске, периодически подменяла актрис местного театра. Какое-то время поработала учительницей, а в Москву отправилась по комсомольской путевке – поступать в вуз по специальности. Однако подала документы в ГИТИС и была туда зачислена (в 1929-м). Диплом с пометкой «особо одаренная» она будет с гордостью хранить до своих последних дней. В 1933-м оказалась распределена во МХАТ. Еще во время учебы снималась в небольших киноролях, а самой заметной тогда стала ее работа в откровенно пропагандистской ленте режиссера Юрия Желябужского «Просперити» (1932), где Ладынина очень выразительно сыграла слепую американскую цветочницу.
По ее версии, знакомство с Пырьевым произошло сразу после премьеры нашумевшей картины Абрама Роома «Строгий юноша». Ивана Александровича, у которого за плечами были Первая мировая и Гражданская, актерский опыт в постановках Эйзенштейна и Мейерхольда, многолетняя работа сценаристом и помощником режиссера, а также пара собственных кинопостановок, представила Марине подруга. Они гуляли и долго, увлеченно беседовали.
Пырьев состоял в браке с актрисой Адой Войцик, у них рос ребенок. Теперь никто достоверно не расскажет, ЧТО появилось сначала – внезапное влечение к Ладыниной или подспудный режиссерский замысел. Григорий Александров за два года до этого осуществил в отечественном кино не меньше, чем жанровую революцию, – выпустил «Веселых ребят», где в главной роли блистала его супруга Любовь Орлова. То, что амбициозного Ивана Пырьева этот смелый проект вдохновлял и провоцировал на состязание, сомнению не подлежит. Марина Алексеевна так и формулировала: «Пырьев придумал сделать героиню, противоположную Орловой». Здесь впору задуматься о том, какими причудливыми путями идет порой формирование художественного образа. Из соревнования с успешным товарищем, импортировавшим из Америки как идею звезды, так и салонно-эстрадную артистическую манеру, Иван Александрович вынес образ нашей потенциальной соплеменницы – эстетически над нами приподнятой, но все-таки не до заоблачных высот.
Если в их первой совместной работе, снятой на украинской студии «Богатой невесте» (1937), Ладынина, скорее, обычная селянка, простенько причесанная и вряд ли увлекающаяся чем-либо серьезным, основательным, то уже в следующей картине, «Трактористах» (1939), произошло удивительное преображение. Этот фильм – настоящий прорыв, подлинное художественное свершение, равное, возможно, «Броненосцу «Потемкину». Пырьев задал новый цивилизационный стандарт, выступив с беспощадной, хотя и завуалированной по законам легкого жанра, критикой старого уклада. Бригада Назара Думы (актер Борис Андреев) – народная стихия в чистом виде, в полном соответствии с поговоркой «Или грудь в крестах, или голова в кустах». Когда на нее нет должной управы, парни уподобляются лихой гоп-компании, в которой тон задает приблатненный адъютант Назара Савка (Петр Алейников). Но как только танкисту Климу Ярко (Николай Крючков) удается авторитетно осадить молодцев, те закономерно превращаются в ударников пятилетки и надежный армейский резерв.