На съемочную площадку «Председателя» он попал с подачи Иннокентия Смоктуновского, который в 1953–1954 годах работал с ним в Сталинградском драмтеатре, а потому хорошо представлял себе возможности талантливого провинциала.
В самом начале 1960-х на съемках добротной, но неглубокой картины «Командировка» они пересеклись и с Олегом Ефремовым. У того – главная роль и статус звезды, у Лапикова – образ комического деревенского старика Татьяныча, и, казалось бы, никаких перспектив на успех. Однако популярный столичный актер тоже моментально разглядел потенциал нового знакомца и посоветовал ему испытать себя на московских подмостках.
Первое появление Ивана Лапикова на экране датируется 1954 годом – в тридцатисекундном эпизоде картины «Запасной игрок». Дебютант сыграл там вполне цивильного горожанина, провожающего комическим напутствием приятеля в морской круиз. В то время часто выходивший на сцену драмтеатра в Сталинграде актер имел неопределенное амплуа («на все случаи жизни»). В «Командировке» его персонаж условно-театрален, а первым подлинно мастерским эпизодом следует считать появление Лапикова во вставной новелле фильма «Если ты прав…» (1963), где «мотает» свой срок на золотоносном руднике бывший председатель колхоза Ефим Голубев, до того разбивший ненароком бюст Сталина в Доме культуры и получивший за это 15 лет лагерей. Двумя-тремя штрихами артист успевает показать крестьянскую закваску персонажа, недоумение от случившегося с ним на родной земле кошмара, природный стоицизм, несокрушимую волю к жизни.
На съемках «Председателя» в знаменитой сцене драки Ульянов несколько раз по-настоящему приложил «родного брата» затылком к березе. «Снимались мы оголтело – были здоровыми молодыми людьми, – комментировал впоследствии Михаил Александрович. – пять-шесть дублей, и Лапиков даже получил сотрясение мозга». Иван Герасимович не роптал: ничего не поделаешь, работа такая… Ленинскую премию за картину получил лишь исполнитель главной роли, хотя многие актеры и критики полагали: сыгравший Семена престижной награды был достоин не меньше. Одна беда – персонаж получился «идеологически не выдержанный», слишком своенравный. Что ж, Лапиков и тут совершенно не обиделся, счел: не беда, главное, что фильм получился.
«Больше всего любил он свое искусство, – вспоминала его супруга Юлия Александровна. – Но еще очень любил рыбалку! Уже здесь, в подмосковных Химках, в самом худшем случае всегда приносил пару лещей, на две большие сковородки, а рядом частенько ни у кого не клевало. И у меня всегда спрашивали: «На что, на что он ловит?!» И я неизменно отвечала: «Прежде всего, на терпение».
Родители, в особенности отец, были против того, чтобы Иван учился на артиста. Но он после школы отправился в Харьков и с первого раза поступил в театральное училище. Когда позади уже были два курса, грянула война. Возвратился к родителям и вскоре был мобилизован, попал в батальон, возводивший под Сталинградом противотанковые заграждения.
Затем наступили горячие дни, недели, месяцы: в составе особого подразделения довелось переправлять через Волгу раненых бойцов, за что в 1943-м удостоили медали «За оборону Сталинграда» (эту награду он до конца жизни ценил больше всех многочисленных регалий и премий). На опасной переправе вспоминал не раз горячо любимый фильм «Чапаев» и свое давнишнее (а точней, коллективное детское) упование: «Мечтали, а может, Василий Иванович выплывет?!» Военные впечатления-воспоминания Иван Лапиков использовал умело, создавая образы героев Великой Отечественной: Ерофеича в фильмах «Фронт за линией фронта» (1977) и «Фронт в тылу врага» (1981), рядового Бориса Краюшкина в «Минуте молчания» (1971), старшины Поприщенко в картине «Они сражались за Родину» (1975).
«Ерофеич, ты где такого красавца достал?!» – подначивает его персонажа фронтовая молодежь, имея в виду диковинный самовар. Ответ немолодого ординарца звучит в необычном регистре – не с весельем в голосе, а с пронзительным интонированием: «Господь Бог услыхал мою молитву». – «Но ведь Бога нет, Ерофеич!» – «А у меня есть…» – и сказано это с такой убедительной силой, что даже советские цензоры не посмели покуситься на крамольную по тогдашним меркам реплику. Умение Ивана Лапикова сопрягать историческую конкретику с мифопоэтическим обобщением, а то и с религиозным переживанием использовали многие отечественные постановщики.
Поистине эпохальна роль в «Андрее Рублеве». Монах Кирилл – мятущийся и вдумчивый, справедливый и въедливый, грешный и раскаявшийся – во многом доигрывает статичную, лаконично прописанную и сдержанно исполненную Анатолием Солоницыным роль главного героя. Немолодой инок – как бы Тень великого иконописца, его вытесненные в подсознание проблемы. Задача перед Лапиковым стояла сложнейшая, и справился он с ней идеально. По-видимому, Михаил Ульянов говорил про художественный поиск именно такого рода. Но чтобы ступить на заповедную тропу, иногда требуется гениальный проводник. С Тарковским в этом смысле повезло, в остальных случаях приходилось закрывать драматургические бреши собственной грудью.
Значительных удач в послужном списке Ивана Герасимовича много. Некоторые проницательные режиссеры поручали ему, человеку, не особо желавшему превращаться в центр всеобщего внимания, главные роли. Леонид Пчелкин на основе пьесы Георгия Мдивани «Твой дядя Миша» снял трехсерийную телекартину «Моя судьба» (1973). Здесь Лапиков играет чекиста-разведчика в генеральском звании Михаила Ермакова, который после многих лет работы резидента-нелегала возвращается в родное жилище, что в Бобровом переулке.
Картина необычна тем, что «самое интересное» не показано, зато отражены сложные перипетии судьбы, начиная с первых лет Советской власти и заканчивая днем тихой кончины героя от сердечного приступа на лавочке перед домом. 51-летний актер сыграл 68-летнего старика не только с достоверностью, но и с достоинством. Лапиков здесь такой, каким запомнился родственникам и друзьям. «Его мама, – вспоминала супруга, – не умела расписываться, ставила крестик. Но она была очень деликатной. Когда произносят «интеллигентный человек», я всегда вспоминаю Марину Елисеевну. И, вероятно, от матери это перешло к Ивану: он был очень деликатный».
В финале малоизвестной, но примечательной киноленты «Дом и хозяин» (1967), где Иван Герасимович превосходно исполнил главную роль, его персонаж также возвращается в родной дом, правда, деревенский: окна заколочены, жена с двумя детьми, пока герой в поисках заработка мыкался по свету, куда-то переехала. Камера поначалу следит за тем, как этот поживший, повидавший виды, повоевавший Егор Байнев растерянно обустраивается, а потом внезапно глядит через заколоченное окно, вписывая заброшенную избу в таинственный, близкий всякому русскому сердцу пейзаж… Справится ли герой с мерзостью запустения, тоской небытия?.. Здесь – заветная тема великого актера Ивана Лапикова, и ответ напрашивается примерно следующий: должен справиться. Обязан!
Кому? Предкам, родной земле, Богу, тем, кто вырастил, выучил, приподнял над бренной суетой, кто не жалел ради этого ни физических сил, ни сердечного жара.
И это все о немЕвгений Леонов
Евгений Павлович Леонов (1926–1994)
У Евгения Леонова красивая актерская судьба. Он и сейчас значимая часть нашего культурного ландшафта. Больше того – повседневного быта: включаешь телевизор в любой выходной или праздник, и там почти наверняка – Леонов.
Колоритный сказитель «Волшебного кольца», а то и Винни собственной персоной; хитрован и предатель Мишка Снегирев из «Дела Румянцева»; донельзя положительный, чуть ли не святой Андрей Григорьевич Сарафанов, отец-одиночка в «Старшем сыне»…
Он сыграл два-три десятка главных или эпизодических ролей в так называемых «вечных фильмах», над которыми не властны годы и моды, вкусовщина и идеологические мутации. Леонов всенародно любим на протяжении многих десятилетий.
И вот парадокс: именно тот факт, что Леонов слился с отечественной природой и, пожалуй, даже подправил наш культурный код, мешает по-настоящему оценить его незаурядную артистическую биографию. Кажется, с ним все понятно. На автомате думается: перед нами беспримесная радость и душеспасительная доброта.
На деле же «Леонов» – это большая культурная работа. Причем не только самого Евгения Павловича, но и всей российской цивилизации, отыскавшей его, выдвинувшей, отмобилизовавшей для решения вопросов национального образного строительства. Его надлежит понимать и опознавать заново. Кто он, каков, в чем заключались стоявшие перед ним задачи?
Просматривая в Сети отрывки из киноработ, то и дело натыкаешься на восторги: «милый», «уютный», «обаятельный», «мягкий» или даже «приятный». Однако Леонов отнюдь не прост, а его «приятность» может, в сущности, иметь оборотную сторону.
Если бы Евгений Павлович оставался в плоскости «доброты-милоты», то никогда не превратился бы в артиста, способного отвечать на те проклятые вопросы, которые ставило время.
На первый взгляд, амплуа очевидно: характерный актер, склонный к гротеску комик с большим диапазоном, вплоть до регистра «сентиментальной нежности». Но кинематограф открыл в нем нечто большее. Он вроде бы идеально подходит на роль второго плана, человека толпы, статиста. В лучшем случае комического помощника – Санчо Пансы или Ламме Гудзака. Однако Леонов очень и очень часто становится героем, протагонистом.
Эпоха титанов, цивилизационных скачков и жертв во имя великих общегосударственных целей подошла к концу. Юлий Райзман еще снимает «Коммуниста» с Евгением Урбанским, Алексей Салтыков – «Председателя» с Михаилом Ульяновым, и все же картины эти выглядят скорее как памятники героической эре, нежели как поведенческий образец. Советские люди начали разбредаться по прозаическим социальным нишам, принялись осваивать быт, привыкать к потребительским корзинам, устраиваться.
Психотип Леонова – как раз человек, который умеет устраиваться. В хорошем смысле этого слова. В не самом хорошем, впрочем, тоже. Евгений Павлович представительствует от лица граждан, начавших погружаться в пучину повседневности. Внешне ничего доблестного: ни фигуры, ни пластики, ни порыва, ни интонаций. Уютная лысина, округлая фигура, щечки, улыбочка, хохоток.