Надо же. А пиво сейчас, видимо за алкоголь не считают. Проблема есть, но она решаема. Пройдясь вокруг магазина тут же обнаруживаю стайку очень энергичных личностей с характерными сизыми носами.
Они движутся как молекулы в нагретом физическом теле, активно, но хаотично. Временами соединяясь в группки по нескольку человек, что-то ожесточенно считая, споря и вновь распадаясь.
Пытаются скинуться на бутылку, но, очевидно не хватает. Наблюдаю за ними некоторое время. Вот один из них, не старый, но абсолютно лысый тип с глазами грустного бассета подруливает к мужику с авоськой. Что-то горячо объясняет ему, видимо, предлагая принять участие в концессии.
Мужик мотает головой. В авоське у него кефир, батон, макароны и какие-то консервы, а в голове строгое напутствие от жены «нажрёшься, убью скотину». Лысый отчаливает без намёка на конфликт.
Вообще такая публика редко бывает агрессивной. Но всё равно, я делаю скидку на свою несерьёзную внешность. Поэтому и веду наблюдение, убеждаясь, что это обычные «синяки», а не мелкокриминальные элементы.
Жду, когда лысый отойдет подальше от основной компашки и подзываю его к себе.
— Выпить хочешь?
— Кто ж не хочет? — кадык у мужика дергается.
— Возьми мне пузырёк, — говорю, — паспорт дома оставил, а без него не продают.
Лысый окидывает меня понимающим взглядом.
— Один тебе, один мне, — ставит условие.
— Не жирно тебе?
— Тогда езжай за паспортом, студент, — говорит лысый, намекая, что нихрена мне это не поможет.
— Два мне, один тебе, — говорю.
Такой размен не кажется мне грабительским. Объясняю ему, что мне нужно. Лысый скалится.
— Могарычи, что ли, ставить будешь? — скалится лысый, Деньгу гони, студент, сделаем усё в лучшем виде.
Отсчитываю ему пятнадцать рублей. Заходим в магазин вместе. Доверия к этому субьекту ноль.
— Что, паспорт нашли? — проявляет иронию продавщица.
— Друга встретил, — невозмутимо отвечаю.
— Две четвертинки «Белого аиста» и пузырь «Пшеничной», — говорит друг, хитро зыркая на меня.
«Пшеничная» на 30 копеек дороже «Русской». В мелочи, но уел «студента». Герой.
Отходим к дверям. Тут же забираю себе коньяк и помещаю его в опустевший рюкзак. Мой «гонец» пересыпает мне сдачу из потной ладони.
Выхожу из магазина и быстрым шагом иду к остановке. Ругаю сам себя за расточительность и глупый риск. Потерпел бы Митрич и без шкалика, или я другую оказию нашел бы. Это мне бабки в голову ударили. А больше всего удача, что я самый ловкий и хитрый.
Возле светофора украдкой оборачиваюсь. Лысого расспрашивают о чем-то два крепких мужичка приблатнённой наружности. Тот заливается соловьем и машет в мою сторону. Мужички резво идут по моим стопам. Совпадение? Не думаю.
Уже не размышляя даю «по тапкам». Во все времена, бег — это лучший вид единоборств. Эти двое тоже ускоряются. Может быть, они, конечно, спросить у меня что-то хотят. Но я лучше проверять это не буду.
На остановке мне везёт. Запрыгиваю в открытую дверь троллейбуса и он тут же трогается. Дышу глубоко, стараясь унять бухающее сердце. Ну вас на хрен, с такими приключениями!
Засветил я деньги перед лысым. Расслабился. Забыл что я не в клубе, где на каждом углу камеры натыканы и злобные секьюрити ходят.
Логика у этих громил проста. У пацана большие деньги, которые ему не в масть. Значит, они у него незаконно, и если он вдруг их лишится, то никакую заяву катать не будет.
И ведь точно просчитали, гады. Деньги от продажи книг «законными» назвать нельзя. Нет, домой. Хватит приключений.
Только самое главное сделаю.
Пересаживаюсь на другой троллейбус и еду до ЦУМа. Это огромный по масштабам того времени магазин, в котором торгуют всем, от белья до мебели.
Еще на подходе утыкаюсь в длиннющую очередь. Она гадючьим хвостом вылезает из дверей магазина, вьется возле него и спускается по ступенькам на тротуар.
— Что дают? — спрашиваю у интеллегентного вида мужчины в самом хвосте.
— Не знаю, — пожимает плечами он, — подойдём поближе, тогда поймём.
— А зачем тогда стоять? — недоумеваю.
— Так у меня отгул сегодня, — объясняет мне, как ребёнку, — я всё равно никуда не спешу.
— Вдруг там что-то не нужное?!
— Если очередь стоит, значит нужное, — делает вывод мой собеседник.
— За носками стоим, — говорит женщина чуть впереди нас, — носки выбросили.
— Какие носки?! — трагически восклицает другая, — колготки, а не носки!
— А я за костюмом спортивным стою, — говорит бодрый старичок, — там костюмы спортивные привезли, — он подмигивает мне, — югославские. А эти две клубы слышали, где звон, да не знают, где он.
На мгновение чуть не поддаюсь стадному инстинкту. Спортивный костюм мне бы не помешал. Тем более, каких-то два-три часа жизни, и ты добудешь дефицит.
Но я здесь по другому поводу. Несмотря на разброс мнений, сомневаюсь, что эти люди стоят за фото-товарами, поэтому пытаюсь протиснуться мимо них.
— Молодой человек, куда?!
— Вас здесь не стояло!
— Ты гляди, шустрый какой!
— Идите в конец очереди, там записывайтесь!
— Да мне в другой отдел, — пытаюсь дотучаться до их сознания я.
— Всё равно записывайтесь!
У квадратного ЦУМа четыре входа. Правда, обычно работает только один. Остальные закрыты в рандомном порядке. Но в этот раз мне везёт. Со второй попытки я нахожу двери, открытые в противоположной грани квадрата.
Ради любопытства первым делом выясняю, куда ведёт очередь. «Голова змеи» скрывается в отделе мужской одежды. Вот сюрприз будет для тётки, которая ждет колготок…
Поднимаюсь на второй этаж, в отдел фото-товаров. Здесь и выбор больше, чем в Кадышеве, и продавец стоит на месте. К ней даже небольшая очередь образовалась. Всего в два-три человека.
На витрине стоит несколько фотоаппаратов. Вижу вездесущую «Смену», рядом стоит «Зоркий». Узнаю еще курносую мордочку «Зенита 3 м», моей первой зеркалки, попавшей ко мне в руки еще в младшей школе.
Вижу несколько экспонометров, в том числе и значительно дешевле моего. Но о своей рискованной попытке ничуть не жалею.
Я не люблю дешёвые вещи. Они всегда оставляют соблазн «недотянуть», «недожать». Всегда можно свалить на плохой фотик, некачественную плёнку, дешёвый экспонометр. Они оставляют простор для самолюбия. С хорошей аппаратурой тебе и самому приходится выкладываться на максимум.
Речь сейчас не идёт про ФЭД, который одолжил мне Митрич. Этот инструмент у меня временно и он гораздо лучше имеющейся «Смены». Но съемка пройдёт, и аппарат вернётся к владельцу. Собвтсвенно, это случился уже завтра.
А вот СЕБЕ я стараюсь брать только лучшее. Ведь я и дальше буду снимать с этим экспонометром. На этих трёх днях свет клином не сошёлся. Каждый раз брать в руки экспонометр, и вспоминать что купил его из соображений нищебродства? Простите, это не мой вариант.
Вот и сейчас я хожу по отделу, и разрываюсь между футуристически-забавным уродцем УПА и тёзкой моего экспонометра «Ленинградом», похожим на шагающий боевой треножник марсиан Герберта Уэлса.
УПА достаточно сейчас для моих задач. К тому же, он компактный. Укладывается целиком в коробку.
«Ленинград» мне «на вырост». Он больше, солиднее и я, всю свою жизнь слышал о нём только хорошие отзывы.
И что теперь? Взять УПА, и каждый раз печатая на нем думать, когда я смогу позволить себе технику классом повыше?
— Мне фотоувеличитель «Ленинград», пожалуйста.
— Он профессиональный, — говорит мне продавщица, — может, возмете что-нибудь попроще?
— Я тоже профессиональный, — говорю, не улыбнувшись.
Она смотрит на меня, ожидая, что я хоть как-то обозначу свою шутку. Пауза затягивается.
— Двадцать пять рублей с вас, — спохватывается она.
Фотоувеличитель выносят мне в большой картонной коробке. Прошу перевязать её скотчем, чтобы было удобней нести. На меня смотрят, как на идиота. Похоже скотч здесь, куда больший дефицит, чем фотоувеличители.
Взваливаю её на плечо и несу гордо, как Ленин бревно на субботнике.
— Гляди гляди, что это у него?
— Телевизор, небось!
— А что, их выбрасывали сегодня.
— Да, видела, очередь была? Точно тебе говорю, телевизоры выбросили.
— Вот повезло…
Загружаюсь в автобус. Народ расступается, кое как доезжаю до вокзала. В голове крутится мысль, как я с этой коробкой полезу в электричку. Но это оказывается не самая главная проблема.
— Электричка на Лиски через Берёзов ушла полчаса назад, — говорит кассирша.
— А когда будет следующая, — уточняю.
— Завтра, в 7.00.
— Как же мне до Берёзова добраться? — кажется я начинаю паниковать.
— Никак, — обнадёживает она.
Отхожу вместе с коробкой к ряду сидений. Куда мне пойти в городе? В гостиницу так просто не заселят. Тоже, небось, паспорт потребуют. Я абсолютно никого тут не знаю.
Поехать, что ли, к «книголюбу»? Вот он мне обрадуется.
«Я к вам пришел навеки поселиться…»
Еще хуже, что мама меня потеряет. Я сплю чутко, поэтому каждую ночь просыпаюсь, когда она скрипит дверью, заглядывая ко мне. Смотрит, всё ли в порядке, и уходит. Представляю, что будет, если она не обнаружит своего первенца. Даже трудно себе придставить. Милицейского капитана, который у неё играет в постановке, точно по тревоге поднимет. Ни вернуться, ни с домом связаться. Патовая ситуация.
Ско… оезд… лер… омель… ается… еов… ти… ретьей…омы…
Интересно, на каком это языке было сказано? Не на русском, точно. Я как то слышал, что на том языке, на котором на вокзалах объявляют поезда, медики пишут свои рецепты, Хотя, минуточку! Очень интересое объявление.
Через несколько минут я уже мчусь к поезду Адлер-Гомель, строящему хрен знает где. На шестой путь надо добираться через мостик, и я поспеваю к вагону перед самым отправлением.
— Ваш билет!
В наше смутное время проводница этого поезда могла бы стать моделью боди-позитива. А для той поры, она просто пухлая, с румяными щёчками и очень тёмными бровями.