Нас приклеивает друг к другу, словно внутри появились магниты. Целуемся, как будто проверяем, что эта неожиданная связь между нами не прервалась, не осталась там, на земляничной поляне.
— А я ещё ехать не хотела, — рассказывает по дороге Надя.
— Почему? — удивляюсь я,
Нам сейчас совершенно всё равно, о чём говорить. Просто нравится слышать друг друга.
Я знаю, что это пройдёт. Через две или три недели она уедет в город, а ещё через месяц даже не будет вспоминать обо мне. Помню, что у меня самого в жизни были десятки таких Надь… Кать…Наташ и Кристин…
Помню, но не хочу думать об этом, гоню от себя это знание и у меня получается. Виной тому моё подростковое тело, которое выдаёт на всё свой собственный набор эмоций и реакций, с которым совсем непросто совладать. Или сама эпоха, как ни крути, всё же менее грязная и циничная, чем та, в которой я жил.
— Думала, что скучно будет, — объясняет она мне, — какие тут развлечения в вашем захолустье.
— И как?
— Не скучно, — Надя кладёт мне руку на плечо, и мы снова целуемся. — И вообще, ребята по вечерам под гитару песни поют, истории разные рассказывают. У нас есть такие, кто в экспедициях весь Союз объехал, — добавляет она, очевидно, чтобы я сильно не загордился.
— Романтика, — киваю головой, полностью игнорируя её подначку. — А сами раскопки, как?
— Надоело, — блондинка морщит носик, — отщепы, трапеции, нуклеусы… я вообще археологию с третьего раза сдала, — кокетливо хвастается она.
— А зачем на истфак пошла? — удивляюсь.
— Родители настояли, — вздыхает Надя. — Я сама на журфак хотела. Но отец настоял, говорит, что только так я смогу пойти «по его стопам», — она явно цитирует, высоко подняв подбородок и нахмурив брови.
Понимающе киваю.
— Почему ты не спрашиваешь, кто мой отец? — интересуется девушка.
Она возвращает меня в реальный мир, далёкий от «Незнайки в Солнечном городе» и других детских книжек про «победившее коммунистическое завтра».
Истфак не зря называли «партийным факультетом». Скифское золото и новгородские берестяные грамоты там сейчас интересуют только отдельных энтузиастов.
Тут изучают марксизм-ленинизм, истмат и диамат, таинственные науки советской эпохи, которые как астрология и алхимия в средневековье обещали дать ответы на все вопросы и дать знатокам в руки рычаги, управляющие вселенной и историческим процессом.
Диплом истфака — это пропуск в мир «кабинетов из кожи», должностей, служебных Волг и спецпайков. Случайные абитуриенты сюда поступают редко, и исключительно, с выдающимися результатами. Номенклатуре тоже нужна свежая кровь.
В большинстве своём, это чьи-то детки, которые постигают «единственно верное учение» и в то же время налаживают те самые связи, которые позволят будущим ректорам или парторгам звонить судьям и прокурорам, с которыми они когда-то ели из одного котла и пили самогон из одной фляги.
А ещё тут можно выгодно выйти замуж или жениться. И второй вариант намного более частый. Если «дворняжка» в номенклатурной семье рискует оказаться в роли бесплатной служанки, поговорку про «девушку и деревню», придумали ведь не сами девушки, правда?
То, папам дочек нужны башковитые «наследники». Желательно послушные и благодарные, которые всегда будут помнить, кому обязаны своей карьерой. Так что, Надя, прости, мне наплевать, кто твой отец.
— А что, твой папа — профессор археологии?! — изображаю круглые от удивления глаза.
Надя приподнимается на носочки и чмокает меня в губы.
— Обожаю тебя, — неожиданно сообщает она.
— За что? — обалдеваю слегка.
— С тобой так легко, — говорит она с невероятной женской логикой, — легко и весело, мне еще ни с кем так не было. Пошли у Юльки шашлык отбирать.
Пока нас не было, народу в лагере прибавилось.
— А что Серёжа здесь делает? — задаёт Надя великолепный в своей наивности вопрос.
Из незваных гостей мне знаком только «старшак» Серёжа. Он хмур, всклокочен и сильно пьян. Метровый дрын квадратного сечения в руке говорит о серьёзности намерений. Врукопашную этот говнюк сойтись со мной не решается. Это некоторым образом льстит.
Непонятно, как он нас нашел. Проследил, что ли, говнюк.
За спиной у Серёжи переминается с ноги на ногу «группа поддержки». Ещё четверо «слонов», хорошо подогретые и прихватившие с собой черенки от лопат. Мстительный урод обеспечил себе абсолютное численное преимущество.
Разговор ведётся на повышенных тонах. Гости интересуются «где этот хрен с фотоаппаратом». Возмущённая Юлька посылает их на три буквы. Серёжа взывает к её совести, их отношениям в прошлом и к корпоративной археологической этике.
По его словам, такие, как она с подругами, позорят исторический факультет, Белоколодицкий Государственный университет и всё советское студенчество в целом. Женька молчит, напряжённый, как электричество.
Разговор идёт недавно, даже сломать ничего не успели.
— Заблудились, парни? — мы подходим ближе.
«Старшаки» как по команде оборачиваются. По нашим лицам, по тому, как переплетаются наши руки, по тому, что мы выходим из леса, они сразу обо всём догадываются. То, о чём не догадываются — красочно додумывают себе сами.
— Алик, не надо, — блондинка повисает у меня на руке. — Мы попросим, и они уйдут.
Правда, наивная. Говорят, это свидетельство чистоты души.
Мне пришлые гости не нравятся категорически. Разговорами тут не закончится. Слишком они взвинчены и слишком пьяны. Девчонкам, может, ничего не будет. Один факультет, последствий не избежать. Да и не по их душу они сюда заявились.
Хотя бухло и звериные инстинкты могут привести к непредсказуемым последствиям. Бывает, тихие домашние мальчики дуреют от безнаказанности и ломают жизнь и себе, и своим случайным жертвам.
Да и не факт, что это потом вылезет наружу. «Насколько активно ты выражала своё несогласие», — спросит следак, глядя с осуждением. «Слышал ли он то, как ты сказала своё „нет“. Мальчики и девочки без взрослых… дело молодое… увлеклись…»
— Алик! — умоляет Надя.
Видно, у меня выражение лица совсем нехорошее стало.
Серёжа окидывает взглядом нас с Женьком. Расклад явно не в нашу пользу. Он не спешит, понимая, что никто никуда не денется. Зачем быстро все заканчивать, если можно покуражиться?
— О, шашлычок! — он картинно потягивает носом, — Хорошие ребята… подготовились… А бухлишко у вас есть? — он разворачивается к Женьке. — Что толстый? Зассал? Да ты не боИсь, Дадим вам пару поджопников, чтоб знали, как чужих девок уводить, и отпустим.
— Серёга, остановись, — говорит Юлька. — Не дури!
Её лицо белеет. Девочка-оторва оказывается куда опытнее в житейских делах, чем моя блондиночка. Расслабленный тон Серёги пугает её больше, чем ругань до этого.
— Серый, может это… не надо? — говорит один из парней.
Он худой, очкастый и самый трезвый. Остальные молчат, позволяя приятелю солировать. Пока они сами ни в чем не уверены, но в любой момент качели у них в башках могут качнуться в нужную сторону. Тогда ситуация понесётся, как телега с горы.
— Заткнись, шалава! — орёт Серёжа.
— Слышь! — встревает Женька.
Пьяный археолог толкает его рукой в плечо. Женьку качает, но он удерживается на ногах. Это ещё не драка, но уже прелюдия к ней. Только гопники бьют сразу. Приличным мальчикам надо раззадориться, чтобы стать подонками.
Отталкиваю повисшую на мне Надю и задвигаю её за спину. «Только бы мясо не перевернули, суки». — бьется в голове нелепая мысль. Страха нет, и у меня на то имеется веская причина.
— Твою мать! — один из «старшаков» спотыкается о растяжку брезентовой палатки, — ннна, сука! — он мстительно пинает колышек, выбивая тот из земли.
Из палатки раздаётся тихое ойканье, а потом сдавленное ворчание. Словно кто-то не слишком умный разбудил спящего в берлоге медведя.
Глава 10
Выкрашенный в странно-розовый цвет брезент палатки вспучивается. Полог откидывается и на пороге появляется Николай Степанов во все свои два метра и шесть сантиметров роста.
Выражение лица удивлённое словно он вынырнул с большой глубины и сейчас радуется солнышку, но не совсем понимает, кто все эти люди вокруг. На нем светлая рубаха со следами губной помады на вороте и длинные тёмно-синие семейные трусы, которые с большой натяжкой можно принять за шорты.
Из-за широкой спины выглядывает скромница Татьяна, третья подружка в неразлучной компании. Вид у неё виноватый и счастливый.
Честно говоря, я думал, что Николаем больше заинтересуется бойкая Юлька, но вот уж действительно тот случай, когда противоположности сходятся.
Младший лейтенант очень недоволен тем, что их прервали. Он обводит поляну взглядом и ищет того, на ком можно это недовольство сорвать.
Это и есть мой план «Б», козырь в рукаве и кролик в шляпе. Хотя на кролика, бывший десантник похож меньше всего.
Идея пришла сразу, как только я понял, что приглашать придётся всех троих подружек. Только в советской комедии «Три плюс два» давали какой-то положительный результат. На деле все выльется в делёжку, соперничество обиды и сцены ревности.
Из всего мужского населения Берёзова я был более-менее знаком только с Копчёным, старшим братом таинственного Макса из Заречья, который работает забойщиком быков и любит мотоциклы и пожилым фотографом Митричем.
Все трое по понятным причинам не подходили.
И тут я вспомнил о младшем лейтенанте Степанове, с которым мы теперь по вечерам вместе молотили грушу. Он оказался парнем простым, спортивным и, что удивительно, почти непьющим. Сказался дурной пример, бросившего семью, алкоголика-отца.
Сначала Коля пошёл в бокс, чтобы защитить от постоянных тумаков мать и младшую сестру. Затем втянулся.
Из-за семьи, не остался на сверхсрочную, а вернулся после службы в родной райцентр. Надеялся сделать карьеру и перетащить мать и сестрёнку в область. Но тут на его пути встретилась Подосинкна которая ранила парня в его большое и нежное сердце.