«Получается, и мой отец лишился рассудка как раз из-за тайны Затрапезного? – Этих мыслей Максим не озвучил. – А главное, Лиза уверена, что и я с лёгкостью поддамся их безумию. Не пытайся его прочесть. Даже не открывай. Да что там такого?!» Неудивительно, что Лиза – тогда ещё Кристина – с заметным оживлением отреагировала на имя Затрапезного, когда Максим впервые вычитал его в письмах краеведа.
Перед сном Максим впервые за долгое время заглянул в электронную почту. Обнаружил несколько писем от Димы с настойчивым призывом сообщить, куда он делся и что планирует предпринять. В последнем письме, отправленном за два дня до того, как сами Шмелёвы оказались в Индии, Дима умолял хотя бы намекнуть ему, как решается загадка глобуса: «Ведь ты её решил, правда? Иначе не исчез бы вот так». Максиму это не понравилось. Вспомнился недавний разговор про глобус и горький осадок подозрений. «Что бы ни происходило, не доверяй своим друзьям».
Ещё больше писем было от мамы. Она убеждала Максима остановиться, не усложнять и без того сложную ситуацию, однако играла по правилам – не написала, где они с Корноуховым сейчас живут, и ни словом не обмолвилась о событиях последних месяцев. Максим коротко написал ей, что у него всё хорошо. «Есть шанс, что скоро вернусь».
Максим действительно верил, что история, в которую их затянула картина Берга, близка к завершению. Верил, что фотография беспалой ноги Шустова выведет их на дневник Затрапезного или на самогó отца. Оба варианта были хорошими. Вот только следующий день вновь оказался бесплодным.
– Поймёт истинный паломник, когда поднимется к стопе бога, – отчаянно повторял Максим. Значение надписи по-прежнему оставалось непонятным. Он вновь и вновь читал о паломнических местах в Шри-Ланке, о расположенных здесь статуях, рассматривал в интернете снимки их ног, однако ни одна стопа – мраморная, базальтовая или деревянная – так и не привлекла его внимания. Дима тем временем окончательно углубился в исторические тексты. А потом Аня без причитаний и напряжения за один-единственный вечер самостоятельно решила загадку фотографии Шустова-старшего.
Аня давно предложила пройтись с фотографией по туристическим агентствам. Максим опасался, что Скоробогатов воспользуется оригиналом снимка и каким-то образом выследит беглецов, однако под конец уступил – Аня пообещала ему, что будет осторожна, даже сочинила историю о погибших родителях, которые перед её зачатием побывали в паломничестве по святым местам Шри-Ланки.
– Погибли в автокатастрофе, – с непритворной грустью репетировала Аня. – И в память о родителях я хочу повторить их паломнический путь. Вот только в семейном архиве указаны не все названия. Зато сохранились фотографии.
– М-да, – поморщился Дима. – История так себе. Не сработает.
Но история сработала.
Аня уговорила Максима отпустить её одну. К вечеру вернулась с новеньким горчичным рюкзаком «Дженспорт», который купила себе взамен сумки, оставшейся в Ауровиле, и с билетами до посёлка Далхуси. Обошла четыре туристические конторы и в последней встретила турагента, который сразу признал каменные, плотно пригнанные друг к другу плиты с фотографии Шустова.
– Он сам был там несколько раз, – довольная, отчитывалась Аня. – Оказывается, это чуть ли не главная буддийская святыня на острове.
– Какая? – с сомнением в голосе спросил Дима.
– Пик Адама.
– Что… Там нет никаких статуй! Мы сто раз смотрели. Крохотный монастырь на горе. И какая-то глупая легенда про души солдат, которые превращаются в бабочек и потом летят туда.
– Да, – кивнула Аня. – Поэтому пик Адама также называют Саманалакандой. То есть «горой бабочек». А ещё называют Шрипадой, что означает «священный след».
– След… – прошептал Максим.
– Монастырь там построили на сáмой верхушке вокруг святилища, а в центре святилища – углубление в граните, которое буддисты считают отпечатком стопы Будды.
– Отпечаток стопы…
– Индусы утверждают, что след оставил Шива, а христиане и мусульмане считают, что отпечаток оставил Адам перед изгнанием из Эдема. Поэтому пик и назвали пиком Адама. Так что мы искали не те стопы. Речь шла не о статуях!
– Если так… Это объясняет, почему к стопе бога нужно подняться, а не опуститься, – Максим возбуждённо расхаживал по комнате, изредка останавливаясь, чтобы выглянуть в окно, будто опасался увидеть там людей Скоробогатова. – А этот турагент, он точно сказал, что плиты…
– Да, Макс, они с пика Адама. Я же говорю, он там был несколько раз. Туда вообще каждый год идут тысячи паломников. Только сейчас у них там не сезон, с автобусами туго, поэтому добираться будем на машине, – Аня ещё раз показала билеты из агентства. – Так быстрее и надёжнее.
– И куда мы в итоге едем?
– Далхуси. Это в глубине острова. Оттуда начинается тропа на вершину.
– Когда отправляемся?
– В десять утра.
Глава пятнадцатая. Пик Адама
В десять утра выехали от гостевого дома на потрёпанном «форде-транзите» с раздвижной дверью. Первое время увязали в дорожных пробках – они не прекратились даже за границей Коломбо. Вдоль кюветов монотонно тянулись кварталы, из-за плотности которых один город казался неотделимым продолжением другого. Когда же они миновали Ависсавеллу, пейзажи за окном изменились. Теперь селения встречались реже и в них не было прежнего единообразия: особняки с богатой отделкой перемежались неказистыми тростниковыми хижинами, сараями, а порой и вовсе землянками с куцыми садиками на крыше. Купные пальмовые рощи сменялись ячейками рисовых полей, одни из которых ещё были затянуты зеленью, а другие превратились в опустошённые пруды.
Дорога вела в глубь Шри-Ланки, и джунгли за обочиной с каждым километром становились всё более дикими, густыми. Аня с восторгом показывала Максиму и Диме на одинокие статуи Будды, которого ланкийцы изображали каким-то уж чересчур женственным и пухлым, а потом «форд» свернул к Далхуси – дорога окончательно сузилась, повела на подъём петлями серпантина.
Следующие двадцать километров Аня разглядывала заросшие вершины гор, серебристые перья водопадов. По склонам ближайших холмов простирались чайные поля, расчерченные серыми полосами каменных лестниц. В полях под надзором нескольких мужчин работали женщины с полипропиленовыми мешками, закреплёнными ободком на макушке и покрывавшими почти всю спину – в них сборщицы однообразными движениями закидывали чайные листья.
Здесь, в горах, чаще встречались женщины в сари и мужчины в дхоти. Иногда попадались ланкийцы, одетые в шерстяные шапки и накидки, при этом разгуливавшие по асфальту босиком.
Всю дорогу ехали молча, и только на подъезде к Далхуси Дима зачитал отрывок из Афанасия Никитина, ещё в пятнадцатом веке написавшего: «А Цейлон же есть немалая пристань Индийского моря, а в нём на высокой горе отец Адам. Да около него родятся драгоценные камни, рубины, кристаллы, агаты. Родятся также слоны, а продают их на локоть, да страусы – продают их на вес».
– На высокой горе Адам, – задумчиво отозвался Максим. – Отец, конечно, не мог выбрать местечко попроще.
– Тут действительно важная святыня. – Дима не отрывался от телефона. – К твоей стопе бога люди идут уже много веков. Вот у Марко Поло за два века до Никитина: «Есть тут очень высокая, крутая и скалистая гора. Взобраться на неё можно только вот как: привешены к горе железные цепи, и пристроены они так, что по ним люди могут взбираться на гору. Говорят, на той горе – памятник Адама, нашего прародителя; сарацины же рассказывают, что тут могила Адама, а язычники – памятник Сергамона боркама».
– Сергамона чего? – не поняла Аня.
– Будды Шакьямуни, – пояснил Дима и больше не добавил ни слова.
Далхуси оказался тихим и в летний сезон отчасти заброшенным посёлком. Отелей в нём стояло едва ли не больше жилых домов, всюду виднелись многоязычные вывески, однако сейчас тут стыла монастырская отрешённость. Первые паломники начинали съезжаться к пику Адама лишь в ноябре.
За каких-то пять часов пути прибрежная жара сменилась горной влажностью и прохладой. Воздух здесь был прозрачным, напоённым зелёным привкусом цветения, однако ни слонов, ни страусов, обещанных Афанасием Никитиным, не нашлось, как, собственно, и другой живности – разве что тощие собаки с опаской перебегали через улицу.
Аня взяла на себя выбор гостиницы. Заселила всех в довольно дорогой номер – трёхместный, обеспеченный чистыми простынями, горячей водой и пологами противомоскитных сеток. К счастью, Максим, забрав из тайника отцовские деньги, теперь не переживал из-за высоких цен.
К семи часам стемнело. Гóры вокруг посёлка за несколько минут погрузились в глухой мрак, а небо ещё долго оставалось светлым, будто подсвеченным искусственно.
Максим не дал никому отдохнуть. Заявил, что этой же ночью они отправятся на вершину.
– Так безопаснее всего. Пойдём с фонариками.
– Ночью? – ужаснулся Дима.
– Во-первых, до пика проложена лестница. Не заблудимся.
– Ну да, я читал. Пять с половиной тысяч ступеней через джунгли!
– А во-вторых, ты останешься здесь.
Максим был, конечно, прав – подъём для Димы стал бы непреодолимым испытанием, и всё же следовало сказать об этом чуть более мягко, ненавязчиво. Диму такой запрет лишь раззадорил. В итоге они с Максом поругались.
– Если хочешь помочь, ложись в кровать и отдыхай. Сейчас это лучшее, что ты можешь для нас сделать. – Максим вышел из номера; даже не объяснил, куда направился.
Оставшись наедине с братом, Аня постаралась смягчить его недовольство, но в итоге сделала только хуже. В последние дни она, пожалуй, была навязчиво заботливой: чувствовала, что в заботе о других надёжно прячется от мыслей о Шахбане и Салли. Вот и сейчас Аня первым делом напомнила Диме о противомалярийной таблетке, затем подготовила ему подставку для ноги. Конечно, шаткий табурет с подушкой не мог заменить ортопедическую конструкцию, с которой брат спал в Москве, однако должен был отчасти смягчить отёк.