Глава двадцать первая. По берегу до конца
Максим не смог бы объяснить, почему они приехали именно в северный индийский штат Уттáр-Прадéш, в город Варанаси. Это была лишь промежуточная остановка. Просмотрев списки ближайших рейсов из Ченнаи, он выбрал город отчасти наугад. Возможно, сказалось, что в Варанаси учился Джерри. Здесь монах познакомился с Шустовым-старшим. Впрочем, Аня ни о чём не спрашивала, и Максиму не пришлось по-настоящему задумываться о причинах своего выбора. Они вообще в последние дни говорили редко. Но отчуждения между ними не было. Наоборот, они сблизились ещё больше, пусть и не выражали это словами. Аня и Максим жили в одной связке. Как сказал бы Дима, их объединила ситуация.
Сейчас, сидя на крыше гостевого дома, под тканым пологом, Максим неспешно допивал масала-чай и крутил в руках синий листок – сложенную в несколько раз записку Джерри. Успел выучить содержимое записки, однако выбрасывать не хотел. Даже порой ложился спать, сжимая её в кулаке.
В первую ночь, когда они только добрались до Варанаси, Максим проснулся в испарине. Его преследовали кошмары – неразборчивые видения, сотканные из шафрановых одежд. Он пытался пройти сквозь них, разводил их широкие и вездесущие полотна. Испачкав руки, вдруг понимал, что вместо монашеских одеяний всюду висят вымоченные в крови простыни. Напуганный, Максим падал в шелестевшую воронку из книжных страниц, таких же окровавленных и назойливых. Страницы с кратким шорком резали его тело, оставляли на коже путаный, похожий на письмена узор, а на дне воронки его ждали чёрные гигантские столбы. Задыхаясь, Максим всматривался в их матовую поверхность, и в ответ на него смотрели печальные глаза отца. Пойманный в глубь монолитов, отец казался истощённым и постаревшим. Максим сопротивлялся, но чувствовал, что его затягивает в эти твёрдые и одновременно с тем зыбучие каменные столбы, а потом услышал Анин голос. Она разбудила Максима. Перешла со своей кровати, легла рядом с ним и обняла его со спины.
– Что тебе снилось, Митрофанушка? – спросила Аня.
Максим не ответил. Лишь потом, уняв дрожь, прошептал:
– У дедушки под конец были редкие минуты ясности. Боль ненадолго отступала, и он становился почти таким, как прежде. Даже улыбался. Только улыбался грустно. Понимал, что ему осталось недолго. И как-то сказал мне, что перед смертью человек отпускает свою тень. Если рядом никого нет, тень уходит в никуда. Растворяется, как туман под солнцем. А если рядом есть кто-то любящий, то скорбь открывает его сердце, и тогда тень умершего переходит к нему.
Аня крепче обняла Максима, приникла лбом к его шее.
– Странно… Дедушка обычно ничего подобного не говорил. Ни во что такое не верил. А тут сказал. И я видел, как он умирает, был тогда в его комнате. Там и мама была, и Корноухов, и сиделка. Но думаю, если это правда – про тени, – то его тень отошла ко мне. А теперь я видел, как умирает Джерри. И мы с ним не были близки, но всё равно я почувствовал это. Почувствовал, как он отдаёт мне свою тень.
Аня слушала молча, и Максим был ей благодарен. Они так и уснули – вдвоём, а с утра Максим вернулся к тетрадям отца. Что бы там ни происходило, не оставлял надежду разобраться с зашифрованным текстом. И сейчас, сидя на крыше гостевого дома, вновь просматривал записи, сделанные ещё в Канди.
Аня следила за тем, как молодая служанка хной выводит ей на правой руке цветочный узор-мехенди. По крышам соседних домов бегали обезьяны, качались на штырях арматуры. Оскалив жёлтые клыки, переругивались, прыгали по балконам и выступам в стене.
Внизу, чуть в стороне от гостевого дома, была открытая веранда. То и дело откладывая тетради, Максим брался за уже остывший масала-чай и лениво поглядывал на отдыхавшую там на высокой кровати индианку в бордовом сари. Она, задумавшись, держала в руках яблоко, и к нему с пола настойчиво тянулась рыжая коза. Когда чуть позже женщина ушла в дом, коза резко вскочила на кровать, потопталась на разложенных по матрасу одеждах, затем с безучастным видом пустила струю. Максим усмехнулся. Диме понравилась бы такая сценка, как и то, что последовало за ней. Индианка, вернувшись, не стала наказывать козу, даже не накричала на неё, просто встряхнула облитую ткань и преспокойно вывесила её сушиться на бельевую верёвку. Чуть позже к ним присоединилась девочка лет шести. Они втроём устроились на кровати: индианка вычёсывала девочке волосы, а коза, стоя за её спиной, зажёвывала с плеча женщины светло-коричневый шарф.
Максим возвратился к тетрадям и распечаткам. Успел разбить текст на фрагменты по возможным ключам от двух до пятидесяти букв. Прогнал эти фрагменты через частотный анализ. Ничего не добился. Так и не овладел им в достаточной степени – не хватало концентрации для выявления биграмм и триграмм. Пока сосредоточился на поиске закономерностей, знал, что с них начинается вскрытие любой шифровки. Однако до сих не уловил ни единого хоть сколько-нибудь очевидного совпадения и злился.
Ключ, судя по всему, был большой, уж точно не меньше двадцати или тридцати знаков. Но текст был ещё больше, что оставляло возможность повторений: те же буквы ключевого слова могли оказаться над теми же буквами открытого текста, как итог – одинаковая последовательность в шифровке. Это неизбежно, потому что в любом тексте хватает повторяющихся слов: местоимений и предлогов. Чем чаще встречаются подобные совпадения, тем легче подобраться к разгадке. Это может стать первым шагом к определению длины ключевого слова – достаточно посчитать промежутки между повторами.
Найти повторы в тексте из двадцати трёх тысяч букв трудно, и всё же Максиму удалось выхватить сочетание «ШЪОЛ», встречавшееся три раза. Сомнительный улов, но Максим за него уцепился. Высчитал, что между первым и вторым «ШЪОЛ» – семьдесят четыре знака, между вторым и третьим – двести девяносто шесть. Хорошее и подозрительное совпадение, потому что эти промежутки были кратны тридцати семи, а значит, ключевое слово могло состоять из тридцати семи или семидесяти четырёх букв. Всего два варианта, один из которых – первый – Максим давно проработал. Делить текст на семьдесят четыре фрагмента ему ещё не доводилось.
Максим взялся за это число поначалу с подозрением, а затем с возрастающим воодушевлением. Даже подозвал Аню, которая сушила оконченный узор – теперь у неё были разрисованы обе руки, по коже и гипсу, – и принялся объяснять ей свою теорию. Включил ноутбук. Чёрный пятнадцатидюймовый «Асус». Точно такая модель была у Димы, пока её не отобрали люди Скоробогатова. Максим купил ноутбук в Варанаси, чтобы не привязывать себя к общему компьютеру в гостевом доме.
Открыл набранный текст шифровки. Первым делом задал поиск и обнаружил, что «ШЪОЛ» действительно встречается три раза.
– Это и хорошо, и плохо.
– Почему хорошо? – спросила Аня, стараясь удобнее устроиться на пластиковом стуле.
– Потому что у нас есть конкретный, ни разу не нарушенный промежуток.
– А почему плохо?
– Потому что три повтора – мало.
Они разбили текст на семьдесят четыре фрагмента, вычленив отдельные буквы по каждому из семидесяти четырёх предполагаемых шифралфавитов. Максим наловчился делать это быстро. На всякий случай всё перепроверил. Убедился, что фрагменты сформированы правильно.
Взялся за первый фрагмент. Выстроив его буквы в алфавитном порядке, высчитал частоту их появления. Результаты получились обнадёживающими: буква «Д» – 7,1 %, «Ь» – 5,3 %, «Л» – 4,3 %, остальные – от 3 до 0,3 %. Такое распределение вполне походило на допустимое в русском языке.
Второй фрагмент оказался чуть менее удачным. Частота буквы «Ц» в нём достигла 14,6 %.
– Предположим, что бывает и так, – нахмурился Максим.
Третий и четвёртый фрагменты по распределению процентов напомнили первый фрагмент, а пятый и шестой напомнили второй, в одном из случаев показав сразу две буквы, частотность которых превысила пятнадцать процентов.
– Начнём с этих шести. – Максим всматривался в экран, боясь допустить малейшую ошибку.
Заглядывая в общую таблицу частотности, начал подставлять буквы. Пяти букв достаточно. По ним можно увидеть, получается что-то осознанное или очередная белиберда.
За ноутбуком Аня с Максимом провели почти три часа.
Ничего не добились.
Какие бы комбинации ни применял Максим, всякий раз в итоге видел очередные «лозжд» или «ъзарх». Ничего лучше «генол» ему собрать не удалось – единственное вменяемое сочетание, от которого он так и не продвинулся дальше.
Максим не сдавался.
Начал заново проверять последовательность действий.
Аня терпеливо сидела рядом.
Добравшись до третьего фрагмента из семидесяти четырёх, Максим в отчаянии понял, до чего безнадёжны его попытки. Ему недоставало опыта, знаний, да и памяти, чтобы удержать все возможные варианты в голове, не говоря уже о том, чтобы умело их тасовать и перестраивать. В приступе бессилия Максим смахнул со стола пустую чашку, та ударилась о бетонный пол и разбилась. Звон стекла привлёк внимание обезьян с соседних крыш и рыжей козы снизу. Едва не опрокинул ноутбук, вцепился в одну из тетрадей так, что смял и надорвал её обложку. Затем стиснул ладонями виски и притих.
– Макс… – Аня положила ему на предплечье свою ладонь. Сказала, что они выйдут на улицу, и Максим её послушал. Потому что доверял ей. Сейчас ему было важно кому-то довериться, пусть даже в такой мелочи.
Постарался разгладить помятую обложку. Вновь увидел символ человека с солнцем над головой и надпись «La Ciudad del Sol». Проклятый Город Солнца.
– Как думаешь, где сейчас Дима? – спросила Аня, когда они спустились к набережной Ганги.
– Его не тронут. Он им нужен. Считай, Дима у них в заложниках. И когда я разберусь с записями отца… Всё будет хорошо.
«Что бы ни происходило, не доверяй своим друзьям». Максим до сих пор не понимал, почему Лиза предупредила его об опасности и почему сказала о ней так неопределённо. «Считай, это в моих интересах». Вряд ли она играла против собственного отца. Тогда почему? Их побег из подвала сполна объяснил Дима – люди Скоробогатова поторопились, решив, что Максим добрался до дневника Затрапезного. Осознав ошибку, не смогли придумать ничего лучше, чем подослать к нему Лизу и устроить нелепый побег. С другой стороны, Сатунтар преследовал их в Пудучерри с такой одержимостью, будто побег был вполне настоящим. А Зои? Она сообщила Сальникову об их задумке выбраться через храмовые тоннели? Это тоже было частью плана? Или же всё происходило по-настоящему, и Скоробогатов, устав от игры, собирался от них избавиться? В таком случае Лиза действительно спасла им жизнь… Да и зачем тратить столько усилий на то, чтобы подослать к нему Диму, а потом вот так запросто намекать на его предательство? Этого Максим не знал. Слишком много вопросов, и ни одного вразумительного ответа.