— Да нормально. Я этой дорогой уже ездил раньше. Года два назад мы с папой пересекли всю обратную сторону. Мне здесь понравилось. Тихо так.
Характер местности изменился. Стало меньше травы, почва сделалась более каменистой, а небо — еще темнее. Почти такое темное, как ночью на Земле. Горы вокруг были увенчаны острыми пиками, иногда еще и искривленными. Комета в небе заметно переместилась.
— Ух ты! — Пит вдруг сбросил скорость. — Смотри!
Слева, метрах в ста от шоссе, виднелся силуэт лунной гориллы. Она стояла на двух ногах, как человек, свесив длинные руки, и с любопытством рассматривала приближающуюся машину.
— Видел таких раньше? — спросил Пит.
— Один раз. Когда был совсем маленький. Горилла забрела в город. Странно было — многие думали, что это человек в костюме гориллы. А она шла себе по улице, смотрела по сторонам. Никого не трогала, и ей никто не мешал. Мы в парке с друзьями играли в мяч. Горилла вышла прямо на поле, мы остановили игру, и один парень стал обзываться — разозлился, что ему не дали забить гол. Потом я рассказал папе, что к нам на поле приходил человек в костюме гориллы, а он мне объяснил, что это настоящая горилла заблудилась и пришла к нам с обратной стороны.
Когда машина проезжала мимо загадочной фигуры, у Иеронимуса возникло отчетливое ощущение, что зверь смотрит ему прямо в глаза, как будто знает о его несчастье и о том, какие беды грозят всем его друзьям.
— Слушай, Пит, я должен тебе кое-что сказать. У меня большие неприятности. Меня разыскивает полиция.
— Вот это, насчет полиции, я сейчас не слышал.
— А про неприятности слышал?
— Да я и сам догадался.
— Тебе бы надо высадить меня и отвезти всех по домам.
— Кругом пустыня.
— Это не твои заботы. Если ты меня сейчас не бросишь, для тебя все кончится очень плохо. Тебя посадят в тюрьму.
Пит только засмеялся.
— Никто меня не посадит. Глупость какая! Я ничего плохого не сделал, и ты тоже.
— Я-то очень даже сделал. Я вчера…
— Дай угадаю. Ты кому-то показал свои глаза.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знал. А что еще может сделать стопроцентно лунный парень, чтобы у него начались неприятности с полицией?
— Все верно. Так вот, на самом деле мы едем вовсе не на вечеринку.
— Да уж ясно.
— Ты понял?
— Еще бы! Слинни совсем не умеет врать. А Клеллен поверила, смешно. Дело, наверное, очень важное для Слинни, раз она так напряглась, лишь бы добраться на другую сторону Луны. А мне немножко совестно, что я ее сегодня кинул — ну, ты знаешь, насчет Клеллен. Правда, Слинни, кажется, не обиделась. По-моему, ты ей больше нравишься. Ну и ладно, все равно у нас с ней ничего такого не получилось бы. Как пойдем куда-нибудь, она только о тебе и говорит. В общем, я не против, и потом… То, что мы с Клеллен вытворяли сегодня в мотеле… Ох, ну и бешеная девчонка!
— Вообще-то я с Клеллен давно знаком, — сказал Иеронимус. — Ее многие совсем неправильно понимают. Я рад, что вы с ней познакомились. Как ни странно, вы подходите друг другу. Как-то дополняете друг друга, что ли.
— Ты думаешь?
— Ага. Ты — чуть ли не самый известный спортсмен в школе, а Клеллен — чуть ли не самая эпичная чудачка в моем классе. Ну, не знаю, интересное сочетание получается…
— Слушай, мне вот что любопытно… Если не хочешь — не отвечай. Когда мы приехали в тот пустой город, и вы со Слинни вышли из какого-то обвалившегося дома, вы с ней держались за руки. Я-то не против, я рад за вас. Правда. Просто вдруг подумал: выходит, она с нами двумя одновременно встречалась?
— Нет. Мы сегодня впервые поцеловались. Когда она уже знала про тебя и Клеллен. — Тут Иеронимус сделал такое, что сам удивился. Он наклонился вперед, чтобы никто, кроме Пита, не услышал, хотя остальные все равно спали, и прошептал: — Я Слинни с третьего класса люблю.
Через какое-то время все начали понемногу просыпаться. Брейгель протер глаза, жалея, что не догадался захватить с собой пива, или водлунки, или еще чего-нибудь вроде этого, а потом спросил вслух:
— Куда мы, вообще, едем на ночь глядя? Где это мы?
Клеллен ни минуты не сомневалась, что вечеринка с лихвой вознаградит за все трудности пути. Такое экзотическое место — библиотека, где книги сделаны из бумаги! Клеллен смутно представляла, что это означает, но звучало просто бесподобно, а если веселье слишком затянется, можно найти местечко, где переночевать, — например, в каком-нибудь мотеле. Отличный предлог, а в такой пустынной местности в мотеле наверняка найдется много свободных комнат: одну ей с Питом, другую Слинни с Иеронимусом и еще одну для Брейгеля, пусть себе сидит и тоскует.
Слинни их не слушала. Она сидела молча и думала: «А когда мы наконец приедем, как мы туда войдем? Как мы туда войдем? Войдем-то мы как?»
Глава 15
Зрелище было не для слабонервных. Прибывшие по вызову полицейские даже не знали, что на Луне есть такое место — Джойтаун-8. Их отправили проверить сигнал тревоги, поступивший с омни-трекера. Добравшись до здания с куполом, они ужаснулись увиденному, да и запах был чудовищный. Полицейские, как и Пит, решили, что здесь нашли приют наркоманы или какие-нибудь фанатики проводят свои безумные ритуалы. Доблестные стражи порядка, выхватив табельное оружие, ворвались внутрь. Ориентируясь по сигналу омни-трекера и непонятным голосам, они миновали бородача, оборванную веревку, давно высохшие трупы и вошли в круглый зал.
По сигналу омни-трекера были отправлены одна за другой три группы. Все три бесследно исчезли.
Само собой, в полиции сделали вывод, что в забытом уголке на обратной стороне Луны происходит нечто очень странное.
Лейтенант Догуманхед Шмет лег спать, весьма довольный собой. Приятно, когда интуитивная догадка подтверждается фактами. Вот потому он такой хороший полицейский! В мозгу что-то щелкает, выскакивает крошечная идейка. Для отца естественно солгать, чтобы защитить сына. Будь у самого лейтенанта сын, он бы тысячу раз солгал ради него, если понадобится. Впрочем, сына у лейтенанта не было, как не было ни жены, ни дочери, вообще никакой родни — только работа. Одинокое существование лейтенанта Шмета было посвящено одной цели: выявлять людей, нарушивших закон. Человек по имени Ринго Рексафин закон нарушил. Полиции лгать нельзя. Это серьезное преступление. Его сына, Иеронимуса Рексафина, свидетели опознали как оптического преступника, выражаясь юридическим языком. А вычислить мальчишку среди множества других стопроцентно лунных мальчишек помогла интуиция. Все началось с отцовской лжи. Человеку знающему подобная ложь видна как на ладони, а Догуманхед Шмет ее буквально кожей чувствовал. Что-то свербит у основания черепа, как будто перышком щекочут. Ложь сразу выдает вину. Мальчишка оказался тем самым, что ухитрился выкрутиться два года назад. Его бы еще тогда посадить под замок — не ходил бы теперь по улицам, не показывал свои мерзкие глаза ни в чем не повинным гражданам. Парень — явная угроза для общества, а теперь еще и ударился в бега.
— Где ваш сын?
— Не знаю.
— Где ваш сын?
— Я сказал, понятия не имею.
— Назовите друзей вашего сына.
— Не знаю я его друзей.
— Нечего сказать, хороший отец.
— Вы специально пришли, чтобы меня оскорблять?
— Я пришел, чтобы выяснить, где ваш сын.
— А я не знаю, где он! Ушел и уже несколько часов не возвращался.
— Его видели в Зоне первого ЛЭМа, в вестибюле гостиницы, вместе с девочкой, туристкой с Земли, явно подвергшейся негативному воздействию четвертого основного цвета.
— А я думал, четвертого основного цвета не существует.
— Прекратите выгораживать своего сына! Имеются двое свидетелей.
— Я уже сказал: мой сын был дома. Он очень устал и рано лег спать.
— А как вы объясните показания очевидцев?
— Никак. Они моего сына с кем-то перепутали. А может, просто врут. В защитных очках все подростки выглядят одинаково.
— Где сейчас ваш сын?
— Не знаю.
— Видимо, придется вас задержать, пока вы не надумаете помочь следствию.
— Я помогаю, как могу. Отпустите меня домой! У меня жена больная, она не в состоянии сама себя обслуживать.
— Ничего, справится. Она взрослый человек. А вас мы отпустим, как только вы признаетесь, что солгали и что вашего сына всю ночь не было дома.
— Позвольте мне позвонить по телефону. Я попрошу знакомых прийти к нам, позаботиться о моей жене.
— Нет.
— Я имею право на звонок адвокату.
— Не имеете.
— Простите?
— Шучу. Конечно, вы имеете право. Право все имеют. Но для этого нужно получить от меня разрешение. А я сейчас крайне загружен административной работой, и у меня совершенно нет времени с вами разговаривать. Вот когда подпишете признание, я в ту же секунду освобожусь от всех прочих дел и внимательно выслушаю любые ваши просьбы по поводу звонков женам, друзьям и адвокатам.
— Ну и сволочь же ты! Я тебе за это устрою!
— Ничего ты мне не устроишь. Ты будешь сидеть, и ждать, и трястись от беспокойства за сына и за жену. В конце концов ты начнешь злиться на сынка за то, что он тебя втравил в такую историю. Потом ты подпишешь признание — я уже набросал текст. В нем сказано, что, как тебе отлично известно, твой сын, Иеронимус Рексафин, в указанный вечер находился в Зоне первого ЛЭМа, а ты скрыл его незаконные действия, солгав представителю властей. В признании также указано, что я не угрожал ни тебе, ни твоей семье, и что ты поставил подпись абсолютно добровольно.
— Лейтенант, вы так странно выглядите. Вам никто не говорил, что у вас лицо как у халтурно сделанной пластмассовой куклы? Еще и пот по нему катится. Смотришь на вас и невольно думаешь: если вашу голову разрубить пополам, она окажется сплошная?
Лейтенант Шмет не сомневался, что рано или поздно Иеронимус Рексафин где-нибудь да объявится. Скорее всего, мальчишка ночует у приятеля, а утром выйдет на улицу, там его и прихватят или отловят при проверке удостоверений личности, а может, найдут спящим в чьей-нибудь машине. Девочка с Земли все еще в камере. Она ничего не сказала лейтенанту, потому что он ее ни о чем не спрашивал. И не будет спрашивать, хотя она знает имя мальчишки. О встрече у колеса обозрения он